Грязные игры — страница 19 из 53

И номера, конечно, тоже не видели?

Павел покачал головой.

Вы слышали какие-то звуки в этот момент?

Да.

Что-то похожее на хлопок?

Да.

Этих хлопков было несколько?

Да.

По вашей машине стреляли. По колесам тоже. Вы чувствовали, что шины спускают?

Да.

Так, господа хорошие, время вышло, — встрял в разговор врач. — Все. Больному нужно отдыхать.

... Если бы кто-нибудь рассказал Бородину эту историю, он, скорее всего, не поверил бы. Угроза­ми и давлением согнать знаменитых хоккеистов в свою команду? Силой заставить согласиться на со­вершенно невыгодные контракты? Бред какой-то.

Однако после разговоров со Старевичем и Коняе­вым Павел был уверен, что два пожара и взрыв — это дело рук Норда. Что же тогда будет его следую­щим «доводом»?

Об этом было страшно подумать.

Может, обратиться в милицию? Павел сразу же отбросил эту мысль. Что он им скажет? Что ему предлагают работу, а он не хочет? А если попросят назвать сумму, которая любому здесь, в России, по­кажется огромной? И потом, как он докажет, что все это подстроено Нордом? Никаких фактов нет. Ни одной угрозы не было произнесено вслух. Ко­нечно, уголовное дело по факту взрыва вроде воз­будили, с утра приходили люди из МУРА, что-то выспрашивали, но толку...

Уехать в Штаты? Но как оставить тут мать и Инну? Норд способен на все — в этом он уже убе­дился. Взять их с собой? На получение американс­кой визы уйдет масса времени. Что делать?

Интересно, всех остальных Норд «уговаривал» та­ким же образом? Наверняка. И им пришлось согла­ситься. И смолчать. Иначе об этом бы узнали все. Ясно, что Норд постарался обезопаситься от этого.

С другой стороны, почему никто из хоккеистов не заявил в полицию в Штатах? Тамошние блюсти­тели закона были бы только рады раскрыть еще одного «русского мафиози». Боятся Норда?

Скорее всего...

Вопросов было много. И почти все они остава­лись без ответа.

Павел думал весь день. Но так и не пришел к какому-то решению.

А вечером опять зазвонил телефон. Павел уже знал, кто это.

Алло. Это говорит Патрик Норд.

Да, я слушаю.

Как поживаете, господин Бородин?

Спасибо.

Я послезавтра улетаю в Штаты, — Норд гово­рил сухим, деловым тоном, — поэтому вы должны принять свое решение до этого срока. Простите, но дела обязывают. Кстати, в случае вашего согласия я могу предложить вам полное возмещение ущер­ба, который вы понесли позавчера.

Поражаюсь вашей щедрости, господин Норд, — не выдержал Павел.

Хе-хе, когда речь заходит о нуждах отечествен­ного спорта и его лучших представителей, я никог­да не считаю копейки. Так что? Позвонить вам пос­лезавтра?

Не надо. Я... я согласен.

Через две недели Бородин улетел в Америку.

15 часов

Москва,

Генеральная прокуратура РФ

От легендарного тренера Протасова я вернулся часа в три дня. И сразу, даже не заходя в свой ка­бинет, пошел к Меркулову. Во-первых, я должен был отдать ему одолженный вчера диктофон, а во- вторых, Протасов сообщил довольно интересные све­дения. Не скажу, что дела с убийствами продвину­лись, но много подробностей из мира спорта стали для меня яснее. Надо сказать, после этого разгово­ра он много потерял в моих глазах, мир этот. Ко­роче говоря, я хотел, чтобы Меркулов как можно скорее прослушал эту пленку.

Но у Меркулова, как назло, было какое-то оче­редное совещание. Вообще, мне тоже надо было на нем присутствовать, но я решительный противник всяких совещаний, собраний, летучек и планерок и поэтому моментально испарился из предбанника ка­бинета Меркулова. Думаю, Костя мне это простит.

Вместо этого я решил зайти в столовую и пере­кусить.

Итак, иду я по коридору Генпрокуратуры и вдруг вижу... Нет, не хоккеиста и не спортсмена, хотя мне на них последнее время везет. Это шла... нет, плыла секретарша Быстрова. Вы, наверное, помни­те, какое она произвела на меня впечатление по­завчера. Но тогда она сидела за своим письменным столом, а значит, я видел тогда только ее верхнюю часть. Теперь же она шла в полный рост, прямо мне навстречу, и, поверьте, моя реакция была вдвое сильнее, чем позавчера.

Вспомнить бы еще, как ее зовут!

Я выбрал из своего арсенала самую магнетичес­кую улыбку и направился к ней. В конце концов, если я не отвлекусь от этого дела, то скоро придет­ся переквалифицироваться в хоккейные обозрева­тели. А я этого не хочу. Мне и в прокуратуре нра­вится!

Добрый день, — сказал я как можно любезнее.

Здравствуйте, Александр Борисович.

Ну и память у нее! Профессионалка!

Как поживаете... Анечка? — Я совершил ти­таническое усилие и все-таки вспомнил, как ее зо­вут. Ай да Турецкий!

Спасибо, нормально.

Решили шефа чайком попотчевать? — Я со­всем забыл сказать, что у этой дивы в руках был чайник.

И шефа и себя. Вас тоже могу угостить.

Я, разумеется, рассыпался в благодарностях и пошел вместе с ней в приемную Быстрова.

Там Аня усадила меня в маленький уютный уго­лок для чаепития, рядом с письменным столом, а сама пошла выбрасывать старую заварку.

Ну вот! Пусть Меркулов и Грязнов не обижают­ся, но я имею право на отдых. Тем более поездка к Протасову оказалась, на мой взгляд, довольно ре­зультативной. Во всяком случае, мне после нее мно­гое стало понятно. И теперь я хочу расслабиться в приятной (и еще какой приятной!) компании.

Я огляделся по сторонам. Приемная как прием­ная. Обитая кожей дверь с табличкой. Шкаф, на­битый бумагами. Окно с цветочными горшками на подоконнике. Письменный стол, за которым и вос­седает ангелоподобное существо, которое в настоя­щий момент прозаически выплескивает спитую за­варку в унитаз.

Компьютер, монитор, принтер. Карандаши и руч­ки в стаканчике. Коробочки с кнопками и скрепка­ми. Клей и другие канцпринадлежности. Кусочки золотой фольги, видимо из-под конфет, которыми она лакомится в перерывах между печатанием скуч­ных документов. Как это мило! Папки, папки, пап­ки... Стопки бумаг. Большая канцелярская книга, аккуратно разграфленная вдоль и поперек.

«Число», «Содержание документа», «Время по­ступления», «Входящий номер»...

Нет, что бы ни говорили, а горбатого все-таки только могила исправит. Это я себя имею в виду. Умильно скользя глазами по интерьеру и предвку­шая приятную беседу, я остановил взгляд на книге и стал читать содержание граф канцелярской кни­ги. Что-то (не что-то, а интуиция) мне подсказыва­ло, что это мне пригодится.

Итак, на столе лежала открытая книга входя­щих документов. А я как раз недавно ознакомился с двумя такими документами. Неплохо было бы про­верить.

Я наклонился над столом и перевернул страни­цу. Там в самом начале стояло: «2 рапорта (дело Сереброва). 26 сентября. 9. 30».

Половина десятого! Погодите-погодите... Сереб­рова убили примерно без двадцати девять. Это что же, значит, за сорок минут в отделении милиции отреагировали на запрос Быстрова и привезли бу­маги? Нет, господа, такого просто не бывает. Мо­жет быть, секретарша ошиблась, записывая в кни­гу? Но следующий поступивший документ был помечен «9. 45», дальше «10. 05» и так далее. Она не могла ошибиться несколько раз подряд.

Теперь, Турецкий, немедленно начинай шевелить мозгами в нужном направлении и ответь, что все это значит. А с девушками будешь любезничать в следующий раз. Успеешь еще!

Я столкнулся с Аней в дверях.

Вы уже уходите? Не будете чай? — удивилась она и очаровательно округлила глаза.

В следующий раз, Анечка, — с досадой прого­ворил я.

И умчался, даже не посмотрев, как она обижен­но надувает свои губки. Работа есть работа! Черт бы ее побрал.

Через полторы минуты я уже звонил Грязнову в уголовный розыск.

Слава, мне надо срочно разыскать людей, ко­торые раньше работали в одном из московских от­делений милиции. Сможешь?

Спрашиваешь, — обиделся Грязнов, — я же все-таки начальник уголовного розыска, хотя и вре­менный. Значит, запросто могу разыскать кого хо­чешь. Давай фамилии.

Записывай, — я покопался на своем столе, как всегда заваленном кучей бумаг, и разыскал папку, вру­ченную мне вчера Быстровым, — старший сержант Теплов, майор Митрохин А. В., майор Расулов Я. Т.

Так, записываю...

Все они работали этим летом в 75-м отделе­нии милиции Юго-Западного округа Москвы. А те­перь уволились.

Все трое?

Да в том-то и дело. С интервалом в месяц-два их всех в этом отделении не оказалось. Текучка у них там, понимаешь.

Сделаем.

Только срочно.

Естественно. Кстати, я только что из больни­цы, где лежит Бородин.

Ну как?

Он подтвердил, что перед катастрофой по ма­шине стреляли. Нападавшие были на «москвиче». Действовали по обычной схеме — сначала застави­ли резко свернуть в сторону, а потом...

И все?

Практически да. Ну еще цвет машины узнал. Конечно, я отдал приказ проверять все похожие маши­ны, но это, ты понимаешь, как мертвому припарки.

Немного... Может быть, он сообщит побольше, когда придет в более-менее нормальное состояние?

Врач запретил ему говорить много. Так что Бородин отвечал только «да» или «нет». Но будем надеяться, что он скоро придет в себя. Во всяком случае, врач настроен оптимистично.

Просто так ни на кого покушение не устраива­ют. Значит, есть причина.

Твоя железная логика меня просто поражает, Турецкий.

...Да еще такое, почти гангстерское, — про­должил я, не обращая на его слова никакого вни­мания. — Стреляли из какого оружия?

Из автомата Калашникова. Видимо, с глуши­телем, потому что на бензоколонке в километре от этого места ничего не слышали.

Итак, теперь застрелили еще двух хоккеистов, на этот раз не знаменитостей в прошлом, а действую­щих, играющих. Мало того, они везли в своей ма­шине не что-нибудь, а Кубок Стэнли. Который, кста­ти, по иронии судьбы совершенно не пострадал.

Значит, отстрел продолжается... Может, действи­тельно, Бородин, когда очухается, расскажет что-нибудь интересное. Но пока что единственной ни­точкой в моих руках оставалась эта фотография, которую мы вчера вынули из руки мертвой жены Старевича. Кстати, Протасов назвал одного из тех, кто стоял на фотографии. Об этом позже.