[15]. «Думаешь, ты могла бы выйти за меня замуж?» Он задал тот же вопрос, что и тогда в юте, но на этот раз протягивая ей кольцо.
Констанция подумала про Шел, вспомнила, как та натянуто улыбалась, махнув им на прощание.
– Я не знал, что ты дружишь с Шелли Макфарлен, – сказал Стив. Она проследовала за мужем в кухню. Он повесил ключи от ее машины на крючок над телефоном.
– Я часто бываю у нее, – ответила Констанция. Сама не зная почему, она никогда не говорила Стиву, что они с Шел близкие подруги. На протяжении многих лет позволяла ему думать, будто бегает по хозяйственным делам. Впрочем, нет, конечно, она знала, почему вводила мужа в заблуждение: его мать всегда рьяно занималась домашним хозяйством, и Констанция жила с тягостным ощущением, что она обязана быть такой же фанатичной хозяйкой. Но у нее с давних пор сложилось впечатление, что Шел и Стив не ладили в школе. Шел ни разу не была у Констанции дома. – И теперь она Шелли Томпсон.
– Я не стал бы с ней общаться, – сказал Стив, проходя мимо нее к холодильнику.
– Почему? – Констанция повернулась, глядя, как муж что-то высматривает на полках.
Стив захлопнул дверцу холодильника, так ничего и не взяв из него.
– Она только себя любит. Вечно всем недовольна.
– Сегодня утром она была какая-то не такая, – заметила Констанция, злясь на себя за бесхребетность: Стивен поливает грязью ее подругу, а она с ним соглашается. Ну почему она идет у всех на поводу? Констанция сама себе была отвратительна. – Стив, ты не должен недолюбливать мою единственную подругу. Других у меня здесь нет, – добавила она жеманным беспечным тоном.
Бьянки против всего света. Так всегда было. Стив в любом споре принимал сторону своих родных. Возможно, в этом-то все и дело. Мать Стива, Мария, скончалась два года назад. Сердечный приступ. Мертвой ее обнаружил Стив. Констанция надеялась, что теперь-то они уедут. Вернутся к прежней жизни в Мельбурне, а Дертон останется в прошлом. Но Стив отказался уезжать. Да, мама его умерла, но здесь живут его тетя, кузены и кузины. Констанция чувствовала себя чужой на этих шумных итальянских сборищах. На первых порах ее считали робкой. Потом – надменной. Теперь, она была уверена, ее записали в стервы.
Констанция отдала мужу ключи от его машины, пальцами коснувшись его руки.
– Как думаешь, моя машина довезет меня до работы?
Шесть лет – немалый срок. Неужели до сегодняшнего дня она и впрямь не видела, чтобы Шел и Стив общались? Еще одно подтверждение, что в их семейной жизни не все ладно. Это не нормально, когда у человека нет друзей, когда круг его общения ограничен семьей. Почему они никогда не ходили к Томпсонам на барбекю? Питера Констанция знала не очень хорошо, но с ней он всегда был приветлив. У нее не возникало ощущения, что она или Эстер его раздражают. Внезапно Констанцию поразило, что Шелли при всем ее гостеприимстве никогда не приглашала к себе домой всю их семью, а только Констанцию и ее дочь. И Шел никогда не приходила к ней в гости.
– Я все наладил, – холодно ответил Стив и вышел из кухни.
Она принялась мыть посуду, со стуком выдвигая ящик со столовыми приборами, гремя кастрюлями и сковородами. Правда, не очень громко, чтобы не привлечь внимания Стива. Просто старалась дать выход гневу на себя саму.
В окно над раковиной она видела, как Стив сел за руль своего юта. Он вышел на улицу через черный ход, чтобы снова не проходить мимо нее. Его красота каждый раз производила на Констанцию ошеломляющее впечатление. Выразительные черты лица, темно-карие глаза, волевой подбородок так и притягивали взор. Красивый муж – это своего рода проклятие. Другие женщины, видя его фото, неизменно замечали: «Надо же, какого красавчика отхватила. Повезло тебе». А Шел в числе прочего ей тем и нравилась, что никогда не намекала, будто Констанция сорвала джекпот. Она с сочувствием выслушивала ее жалобы на Стива. Тот хотел, чтобы Констанция все, буквально все, делала так, как его мать, а после смерти Марии и вовсе на этом помешался. Шел, безусловно, жилось куда труднее, чем ей, – пятеро детей, муж постоянно в разъездах, – но она никогда не пыталась подчеркнуть, что проблемы Констанции – пустяки в сравнении с ее собственными. Констанция не умела заводить и удерживать подле себя подруг, а вот с Шел ей было легко: та искусно сглаживала любую неловкость своим фырчащим смехом, напоминавшим шипение аппарата ИВЛ при его отключении.
Констанция подумывала о том, чтобы позвонить Шел, но по опыту знала, что лучше не торопиться: пусть возбуждение уляжется. «Тем радостнее будет поболтать потом с Шел и уладить недоразумение», – рассудила она. В десять Констанция оделась для работы – по пятницам ее рабочий день начинался в одиннадцать – и принялась собирать в стирку грязное белье. Раздался стук в дверь. «Наверное, Стив вернулся», – решила Констанция. Заскочил, чтобы помириться. В данный момент его обычный способ примирения ее не устраивал, но она знала, что муж, если задастся целью, непременно ее уговорит и она ему уступит. Констанция открыла дверь.
– Шел! Я что-то забыла? – Они расстались меньше часа назад.
– Констанция.
Услышав свое имя, она замерла. Шел обычно называла ее «милая». Правда, она ко всем так обращалась, но Констанции все равно было приятно.
– Что-то случилось?
– Есть время, чтобы выпить еще по чашке чая? – спросила Шел.
– Конечно. Входи! – Констанция жестом подкрепила свое приглашение.
Шел проследовала за ней в кухню. Взглянув на настенные часы, Констанция включила чайник и приготовила большую чашку для Шел и одну, поменьше и поизящнее, для себя.
Молчание.
– Еще раз спасибо за чудесное утро. И прости, что доставила тебе хлопоты. – Констанция ждала, что Шел ей возразит, но та не раскрывала рта. – Вообще-то, я рада, что ты пришла. Хотела извиниться за Стива. Я знаю, что он не самый общительный человек.
Шел по-прежнему хранила угрюмое молчание.
Щелкнул чайник – вода в нем уже была горячая, – и Констанция налила кипяток в чашки. Ту, что предназначалась для Шел, она понесла к столу, держа в другой руке бутылку молока.
– Стив нагрубил тебе сегодня? На него иногда находит. Прости, что он на тебя сорвался, – сказала она.
– Да нет, дело не в этом. Ты тоже меня прости. Я знаю, что вела себя странно.
Констанция почувствовала, как ее переполняет облегчение. Она сделала глубокий вдох.
– Что он тебе сказал? – спросила она, стремясь скорее уладить конфликт. – Порой он просто ужасный брюзга. – Она улыбнулась.
– Констанция, – произнесла Шел.
Еще не зная, что Шел намерена ей сообщить, Констанция поняла: это она, возможно, не хотела бы слышать.
– Я должна тебе кое-что рассказать, – продолжала Шел. – Надо было сделать это раньше, но я просто не знала, как начать.
– Да, что такое? – Констанция пыталась придать лицу выражение открытости, желая быть для Шел подругой, которая способна понять ее беды и проявить участие.
Шел села за кухонный стол.
– Прежде я должна спросить: ты что-нибудь слышала обо мне?
Констанция тоже села. Шел пристально смотрела на нее.
– Нет, – ответила она.
– Однажды, когда мне было восемнадцать, во дворе дома Тони Бьянки была вечеринка, – начала Шел, набрав полные легкие воздуха.
Констанция знала, что Тони был одним из дядьев Стива. Сама она его никогда не видела. Он умер вскоре после того, как она познакомилась со Стивом. Стив поехал в родной город на похороны, но ее с собой не позвал, а она и не напрашивалась.
– Мы сидели в углу двора, рядом с сараями для хранения шерсти. Тони уже лег спать. Пылал костер. Кто-то принес несколько бутылок Southern Comfort[16]. Почти все девчонки уехали на экскурсию в Сидней, на пасхальный фестиваль. А мне родители не могли выделить денег на поездку, и я осталась. Но я за это не переживала. Предпочитала выпивать вместе с ребятами. Среди них я была единственной девчонкой. И совершенно не замечала, что бутылка возвращалась ко мне, обойдя лишь полкруга. В конце концов дошло до того, что мальчишки просто передавали мне бутылку, а сами не пили. Одна бутылка закончилась, мне дали вторую. Они смеялись надо мной, и я смеялась вместе с ними: думала, это смешно. Я вела себя раскованно, потому что в кои-то веки рядом не оказалось старшего брата, который отгонял всех от меня. Моего Питера в тот вечер тоже не было. Он был на год старше меня, уже окончил школу и на время уехал работать на ферму где-то на севере. – Шел улыбнулась, глядя на свои руки, лежавшие на зеленой скатерти. – Конечно, тогда он не был «моим Питером». Просто Питер Томпсон, парень из школы. Мы с ним иногда переговаривались, улыбались друг другу. Мне казалось, что я ему нравлюсь, хотя в толк не могла взять, чем ему приглянулась дылда, на которую никто другой вообще не обращал внимания. С севера он прислал мне письмо. Написал, что хочет встретиться со мной, когда вернется домой. Что думает обо мне. Наверно, это было первое и последнее письмо в жизни Питера, и я до сих пор его храню.
Констанция боролась с желанием встать и взять свою чашку с рабочего стола. Почему-то в глаза Шел смотреть она не могла и потому смотрела на ее рот. В каком-то журнале она прочитала: если смотришь на рот собеседника, пока тот говорит, тому кажется, будто его слушают. Шел, очевидно, было важно то, что она рассказывала.
– Шел, продолжай, пожалуйста.
Та не добавила в свой чай молока. Сидела, обхватив ладонями горячую чашку.
– В общем, я была счастлива, потому что думала об этом. Может, потому и пила так много. Я предвкушала встречу с Питером, и мне казалось, все видели, что я счастлива, и потому крутились возле меня. Мы засиделись допоздна. Было уже часа четыре утра. Помнится, я сказала: «Ладно, ребята, маленькой леди пора домой». И рассмеялась собственной шутке, ведь я была выше многих парней. А потом я попыталась встать и упала. Мы расхохотались. Мальчишки помогли мне встать, и мы пошли, сели в чей-то ют. У всех парней были юты. Я пыталась… пыталась вспомнить, чья это машина. Мальчишки залезли на платформу. Не знаю, сколько их было. Я заснула в кабине, а когда проснулась, решила, что мы остановились, потому что подъехали к моему дому. Дверца открылась, и я вывалилась. Мы были у ручья.