– Сейчас позову. – Льюис повернулся и бегом кинулся к выходу на задний двор.
– Спасибо, приятель! – понеслось ему вслед по коридору.
Приближаясь к черному ходу, Льюис перестроился на шаг, чтобы отец не увидел, как он бежит. Ему вдруг подумалось, что Питера следовало пригласить в дом, а не оставлять на пороге. Вдруг он решит войти, а обувь не снимет? Питеру отец свое недовольство не выразит, но он терпеть не может обувь в доме, а значит, выместит свою злость на Льюисе.
Отец стоял, опираясь на газонокосилку, и щурился на солнце. Ему не нравились люди, носившие солнцезащитные очки (не только в доме, а вообще), он считал их хитрецами. Никому в семье не было дозволено иметь темные очки.
– Закончил пылесосить? – рявкнул он, завидев сына, семенящего к нему по наполовину постриженному газону.
– Папа, к тебе пришел Питер Томпсон.
Отец снял панаму, вытер ею лоб.
– Проведи его в столовую.
Мама Льюиса выпалывала сорняки вокруг розовых кустов. Саймон, вероятно, находился в своей комнате, потому что в песочнице его не было. Льюис поспешил назад к дому.
– Проследи, чтобы пацан не вылезал из своей комнаты! – крикнул ему вслед отец. Саймона он всегда называл просто «пацан».
Питер Томпсон вошел в дом, но топтался на выложенном плиткой пятачке у входа. Теребя свою рыжую козлиную бородку, он подмигнул Льюису, и у того опять возникло такое чувство, будто он не понял какую-то шутку. Он глянул на ноги Питера, проверяя, не ступил ли тот в ботинках на светлый ковер, и затем, нырнув к нему за спину, снова заблокировал дверь, чтобы Саймон не выскочил на улицу.
– Простите, – обратился к Питеру Льюис, – не могли бы вы разуться?
Питер нагнулся, снимая ботинки. В это время с заднего двора в дом вошел отец.
– Дружище! – воскликнул он, глядя, как Питер к аккуратному ряду обуви у двери приставляет свои ботинки R. M. Williams[20]. – Да не надо, не разувайся, дружище. Льюис порой чрезмерно суетится. – Он пожал плечами, словно говоря: «Что поделаешь?» – Выпьешь что-нибудь?
– От стакана холодной воды не откажусь, – ответил Питер.
Вслед за отцом появилась мама, словно воздушный шарик на веревочке, привязанной к его ремню. Ее шею обвивал хлопчатобумажный шарфик, которого в саду на ней не было.
– Сейчас принесу, – сказала она с улыбкой.
Отец провел Питера в столовую. Он любил, когда к нему приходили гости, но только если ненадолго. Любил похвастать чистотой в своем доме, тем, как домочадцы бегают вокруг него. Однако очень скоро ему надоедало быть любезным и изображать безразличие, если гости ставили свои бокалы не на подставку, а рядом с ней.
Льюис хотел было прошмыгнуть в комнату Саймона, где он оставался бы невидимым для отца, но вместо этого юркнул в гостиную. Закрыв за собой дверь, он бухнулся на диван.
Из столовой доносился шум – видимо, мама выставляла кувшин и бокалы.
– Не буду вам мешать, мальчики. – Мгновением позже Льюис услышал, как дверь, ведущая на задний двор, открылась и закрылась.
Льюис поправил очки на потном носу.
Мужчины немного помолчали, прежде чем приступить к разговору.
В приглушенном голосе Питера Томпсона сквозило беспокойство, а Льюис не помнил, чтобы когда-либо видел его озабоченным.
– Слушай, я же сказал тебе: не дрейфь, – резко осадил гостя отец.
Словно сообразив, что говорят слишком громко, мужчины понизили голоса.
Льюис различал теперь только высоту тонов, но не слова. И вдруг его отец отчетливо произнес:
– Ты разве не слышал? Копы задержали Стивена Бьянки. Нам, конечно, лучше затаиться, но, в принципе, в нашу сторону никто даже не смотрит.
Откуда-то Льюис знал, что в молодости у отца были проблемы с полицией. Полицейским он не доверял, считал их идиотами. «Пусть вон пацан идет в академию, – говорил он иногда, кивая на Саймона. – Поступит без труда».
– Стивена Бьянки? – удивился Питер Томпсон.
– Да, приехали и забрали его. Это мне сообщил Роланд.
Льюис вспомнил мужика с толстыми ляжками, с которым отец пил в баре клуба минувшим вечером. Он повернул голову, наставив правое ухо на дверь, чтобы лучше слышать разговор.
– Говорят, Стив Бьянки заехал какому-то копу в морду, когда его арестовали. Странно. На него это не похоже. – Льюис различил в голосе отца уважительные нотки.
Полиция арестовала папу Эсти? Льюис ощутил, как в нем запенилось нечто горячее и сальное, будто кипящее масло во фритюрнице, стоящей на большом огне. Он не верил, что Стивен Бьянки способен дать кому-то в морду. Глупость чистейшая. Наверняка отец придумал, чтобы придать пикантности своему рассказу.
– А знаешь, что самое интересное? – Теперь голос отца гремел на весь дом. Вероятно, даже мама во дворе слышала его. – Один мой приятель из дорожной бригады сказал, что никто не видел Стива всю вторую половину дня, что он до конца смены работал один. А в пятницу вечером, я знаю, поиски велись возле ручья.
Льюис почувствовал, как его легкие скукожились.
– Что это нам дает? Лично я ссать бы не стал на того типа, если б он загорелся. – Тихая невнятная речь. Потом: – Просто хотел убедиться, что ты готов. – Шелест бумаг. Снова приглушенный разговор, из которого Льюис не уловил ни слова. – Роланд подойдет. Ему можно доверять.
Грохот отодвигаемых стульев.
Льюис сел прямо на диване.
– В общем, – снова громко произнес отец, – не теряй веру, дружище. Копам ничего неизвестно. Ни хрена. – Лающий смех. Стук ладони по столу в подтверждение сказанных слов.
Льюис встал с дивана, но идти было некуда. Он снова сел, надеясь, что привлечет к себе меньше внимания, если не будет стоять посреди комнаты. Отец, все еще что-то говоря, последовал за Питером к выходу. В сторону Льюиса они даже не глянули. Воспользовавшись удобной возможностью, он незаметно проскользнул в столовую.
Он мало что понял из разговора отца с Питером, но одно было ясно: отец Эстер арестован.
Хлопнула входная дверь, тяжелые шаги двинулись к столовой. Льюис замер в напряженной позе, но шаги проследовали в заднюю часть дома. Громыхнула дверь, ведущая в сад. Затем Льюис услышал глухой стук, по всей видимости, доносившийся из комнаты Саймона. Он пошел проверить брата.
Все кубики из конструктора «Дупло» были разбросаны на полу в углу. Брат продолжал играть, даже не взглянув на вошедшего Льюиса.
– Но ведь ее папы там не было, – пробормотал себе под нос Льюис.
Отворилась задняя дверь.
– Льюис, ты закончил пылесосить? – крикнула мама.
Саймон закрыл глаза руками.
Надо поговорить с Кэмпбеллом, решил Льюис, на этот раз серьезно. Отца Эсти арестовали. Ужасная несправедливость. Но нельзя допустить, чтобы его имя как-то всплыло в связи с этим. Может быть, вместе с Кэмпбеллом они придумают, как сообщить кому-нибудь о том, что они видели, не рассказывая прочие подробности.
В ту пятницу, когда пропала Эстер, на улице нещадно пекло. Было так жарко, что мистер Рэнк раньше отпустил мальчишек с футбольной площадки. Он велел им вернуться в класс, выпить воды и ждать звонка, который должен был прозвенеть в два тридцать. Чтобы побыстрее уйти домой после физкультуры, Кэмпбелл бросил свой портфель за сараем на задворках школы, близ велосипедной стоянки. Льюис последовал его примеру, но свой ранец скинул на некотором удалении от школьной сумки Кэмпбелла, хотя вокруг не было ни души. Отца не будет дома допоздна, а мама разрешила ему после школы пойти сразу к Кэмпбеллу.
Вдвоем они плелись в хвосте группы одноклассников.
– Давай удерем, – шепотом предложил Кэмпбелл. Мистер Рэнк, шагавший далеко впереди них, нагнулся, подбирая с сухой травы кем-то забытый мячик. – Через десять минут все равно звонок. Забежим за столовую. – Кэмпбелл улыбнулся. – Никто и не заметит, что нас нет.
Когда мальчики проходили мимо столовой, Кэмпбелл шмыгнул за ее низкое здание. Секундой позже за ним последовал Льюис. Они побежали, прячась за стеной. Обоих разбирал смех, они едва сдерживались.
– Папа говорит, в его время в школу приезжали на лошадях. Как раз здесь их и привязывали, – прошептал Кэмпбелл, кивком показывая на тенистый пятачок под сенью перуанского перечного дерева, что росло за сараем.
Схватив ранцы, они затаились, ожидая, что их окликнут со стороны школьных корпусов. Нет, ничего. Льюис чувствовал себя сильным и окрыленным. Мог бы, если б захотел, одним прыжком перескочить через овальную площадку.
Кривые корни деревьев уходили под ржавую проволочную сетку. Сарай пустовал много лет. Почти все ребята из их класса хотя бы раз на спор забегали в него, продираясь сквозь вековую паутину, которая липла к волосам и одежде. Льюис тоже один раз там побывал вместе с Аланом Чэном – зашел и пулей вылетел обратно. В сарае воняло нечистотами и еще какой-то гадостью, от которой першило в горле. С трудом верилось, что родители Кэмпбелла и отец Льюиса некогда учились в этой школе. Что они шныряли в этот самый сарай, заказывали в столовой те же самые булочки, бегали по тому же школьному двору.
У большого серебристого фургона учителя физкультуры Кэмпбелл замедлил бег. Они спрятались за машиной, и Кэмпбелл достал из портфеля пакет чипсов с солью и уксусом.
– Жалко лошадей, – заметил Льюис. – Ведь они целый день стояли на привязи.
– Ага. – Кэмпбелл потер нос тыльной стороной ладони и, хрустя чипсами, глянул через плечо.
Мальчики покинули школу через задние ворота. Звонок еще не прозвенел. Весь город принадлежал им. Довольный собой, Льюис сочувствовал тем, кто остался в школе, и старался не думать о том, как отреагировал бы отец, если бы узнал, что сын сбежал с уроков. Кэмпбелл тоже рисковал. Если их увидят, то увидят вместе. Льюис был счастлив.
Кэмпбелл остановился.
– Хочешь пойти туда? – спросил он, кивнув на грунтовую дорогу, которая, Льюис знал, вела к ручью. Вдалеке у воды теснились деревья в два-три ряда, словно дети, столпившиеся вокруг драчунов на школьной площадке.