– Здравствуйте! – крикнула его мама.
К ним вышел, поправляя поясной ремень с кобурой, офицер Макинтайер.
– У моего сына Льюиса есть для вас информация.
Льюис уже жалел о том, что вообще раскрыл рот. А все из-за Ронни, черт бы ее побрал.
Позади него Саймон переминался с ноги на ногу. Рот брата был измазан красным фруктовым мороженым, которым мама обычно заманивала его в машину. На подбородке у Саймона уже отрастал пушок. Скоро маме придется его еще и брить.
Офицер Макинтайер смерил Льюиса взглядом из-за стойки. За спиной у него на стене висел календарь, который не перелистывали уже несколько месяцев. На нем выделялись два столбика с числами, на которые выпадали выходные дни. Над одним ярко-красной краской было напечатано «Суббота», над вторым – «Воскресенье».
– Это по поводу Эстер Бьянки, – добавила мама.
Макинтайер взглянул на нее и затем посмотрел на Льюиса.
– Тогда вам лучше пройти сюда.
Льюис миновал стойку дежурного и вошел в открытую дверь кухни.
– Этот молодой человек говорит, что у него есть информация об Эстер Бьянки, – сообщил Макинтайер.
Двое полицейских, с которыми Льюис беседовал в школе, подняли на него глаза. Они сидели за столом. Женщина сняла очки и положила их рядом.
– Присаживайтесь, пожалуйста, – произнесла она.
Мама Льюиса усадила Саймона на стул у стены.
– Вы хотите поговорить с Льюисом наедине? – спросила она, не сводя глаз с Саймона.
– Нет, мэм. Разговор должен проходить в вашем присутствии, поскольку ваш сын несовершеннолетний. – Женщина-следователь чуть подвинулась на стуле, сев строго напротив Льюиса. – Итак, Льюис. Мы готовы тебя выслушать. Мы ведь с тобой уже беседовали, да? В прошлый раз ты что-то забыл рассказать?
– Я сказал, что сразу пошел домой после уроков, но это неправда. Я ушел из школы до звонка, – выпалил он.
– Но ведь ты был на уроке физкультуры, вместе с остальными ребятами, – вмешался Макинтайер.
Мужчина-следователь сурово глянул на него, и тот умолк.
– Я не вернулся в класс. – Льюис едва не проболтался. С языка чуть не слетело: «Мы не вернулись в класс».
– Почему? – спросила женщина.
– Жарко… было. Очень жарко. Я решил уйти домой пораньше. Ранец оставил за сараем, чтобы не возвращаться в класс.
– Кто-то видел, как ты уходил?
– Вряд ли, – ответил Льюис. Перед глазами возник образ Кэмпбелла. Изгиб его щеки, тень от дерева, падавшая на его лицо. «Папа говорит, в его время в школу приезжали на лошадях. Как раз здесь их и привязывали».
– Значит, ты ушел до того, как прозвенел звонок. И сразу отправился домой?
– Нет, – ответил Льюис.
Женщина посмотрела на своего напарника и снова остановила взгляд на Льюисе.
– Куда ты пошел?
– Мимо ручья.
– Это твой обычный маршрут?
– Примерно.
Следователь, напоминавший Льюису его отца, поменял положение, сидя на стуле. Льюис чувствовал, как в груди холодеет.
– Зачем ты туда пошел? – допытывалась женщина.
Макинтайер стоял в углу комнаты, положив руку на портупею, словно сдерживал себя, чтобы не сказать что-нибудь.
– Не знаю. Просто захотелось. Жарко было. Хотел помочить ноги в воде, наверное. – Это прозвучало неубедительно.
– И что ты делал, когда пришел туда?
– Я увидел Эстер. – Ее имя словно треск электричества всколыхнуло воздух. Все-таки он это сказал. Что они с Эсти находились в одном и том же месте в одно и то же время.
– Что она делала? – ровным голосом спросила женщина-следователь.
– Она была с каким-то мужчиной. – Все за столом разом будто потянулись к Льюису.
– Льюис, как выглядел этот мужчина?
На столе лежало кухонное полотенце. У раковины стояли чашки, которые собирались помыть.
Саймон рассмеялся. Плоско, безжизненно. Словно птица, имитирующая человеческий смех. Один только Льюис взглянул на него. Все остальные смотрели на Льюиса.
– Он был лысый. Может, бритый. Во всяком случае, с лысой макушкой. И это был не папа Эстер. – Льюис хотел донести до женщины, что тот мужчина показался ему странным. Хотел, чтобы она это уяснила для себя.
– И что делали Эстер и тот мужчина?
– Звали собаку.
– У Эстер есть собака, Льюис? – Все в комнате по-прежнему не сводили с него взглядов.
– Нет. – Льюис хотел сказать: «В том-то и дело, что собаки у нее нет», но язык не поворачивался.
– Миссис Кеннард, в котором часу Льюис вернулся домой? – обратилась к его маме женщина-следователь.
– В самом начале четвертого, – ответила она. – Бывает, он идет к Кэмпбеллу Резерфорду, но в этот раз пришел домой раньше, чем я ожидала. То есть, когда он сказал вам, что сразу отправился домой, у меня это не вызвало сомнений, потому что дома он был в обычное время. Прежде он никогда не уходил из школы до окончания занятий.
Льюис сидел, опустив голову. Силился сохранить на лице то же выражение, какое было, пока мама не упомянула Кэмпбелла.
– Льюис, теперь ты понимаешь, как важно говорить правду сотрудникам полиции? – спросил мужчина-следователь.
Макинтайер посмотрел на женщину, словно полевой игрок на арбитра, которому предстояло принять решение относительно спорного мяча.
– Да. – Льюис попытался подчеркнуть это интонацией.
– Почему ты не упомянул о том, что видел Эстер, когда мы беседовали с тобой в школе? – спросил мужчина-следователь.
У Льюиса отнялся язык.
– Что ты делал у ручья, Льюис? – мягко поинтересовалась женщина.
– Я же сказал: жарко было.
– Стоило ли делать крюк? Воды ведь там мало, а, приятель? – заметил Макинтайер.
– Я просто хотел помочить ноги, – ответил Льюис.
Где-то распахнулась дверь. Судя по звуку, в глубине участка.
– Соф! – раздался голос. Лед в груди Льюиса растаял, вода хлынула в легкие.
– Мы здесь, Клинт, – негромко откликнулась мама, взглянув на женщину-следователя.
– Что он натворил? – В дверях кухни появился отец.
Саймон отвернулся, уткнувшись взглядом в пол.
– Ничего, Клинт. Льюис думает, что видел Эстер в тот день, когда она пропала, – объяснила мама. Она произнесла это скороговоркой. Льюис украдкой посмотрел на полицейских, проверяя их реакцию.
– Конечно, видел. Они же вместе в школе учатся. – Встав рядом с мамой, его отец насмешливо поднял брови, словно давал понять, что ему постоянно приходится мириться с дурацкими фантазиями жены и сына. Во флуоресцентном освещении кухни воспаленная кожа на его подбородке приобрела багровый оттенок.
Мама смотрела прямо перед собой, сохраняя на лице безучастное выражение.
– Мы покидаем вас, господа, – заявил отец, положив руку на плечо Льюису. – Как вы понимаете, моему старшему сыну требуется особый уход.
– Прошу вас, мистер Кеннард. Нам необходимо задать Льюису еще несколько вопросов. – Женщина-следователь поднялась со своего места.
– Сожалею, но нам пора. За три дня вы уже в четвертый раз беспокоите меня и мою семью.
– Мистер Кеннард. – Мужчина-следователь тоже встал.
– Это уже похоже на травлю. Вы ведь не вправе опрашивать моего сына без разрешения родителей? А такого разрешения у вас больше нет. – Отец взглянул на маму.
– Мистер Кеннард, – снова обратился к нему мужчина.
– Мы уходим, – спокойным голосом отчеканил отец. – Вы уже побеседовали с моим сыном, и хватит. Теперь я запрещаю ему разговаривать с вами. Он вечно забивает себе голову фантазиями, вечно что-то выдумывает. Уверен, вы все предпочли бы более разумно распорядиться своим временем. – Отец улыбнулся.
Как такое может быть? Полная комната взрослых, и все они беспрекословно подчиняются его отцу?
Льюис встал. Отец покровительственно обнял его за плечи. Стиснул руку в том месте под рукавом красной тенниски, где заживал синяк.
Офицер Макинтайер посмотрел на маму Льюиса. Та, отказываясь взглянуть на него, копалась в своей сумке.
Отец поставил Льюиса перед собой и повел его из кухни. По короткому коридору они направились к двери, через которую пришел отец. Мама плелась за ними, уговаривая Саймона следовать за отцом и младшим братом: тот хотел выйти оттуда, откуда они вошли. По левую сторону Льюис увидел бетонные камеры с металлическими решетками, покрытыми прозрачным пластиком. Они оказались тоньше, чем он себе это представлял.
Отец ладонью обхватил сзади шею Льюиса, выводя его из двери с противомоскитной сеткой на слепящий свет.
Сара
3 декабря 2001 года, понедельник
В то утро Сара проснулась рано. Ее разбудил собачий лай. Гавканье звучало во сне, а повернувшись на другой бок, она услышала его и наяву. Сара зажмурилась от яркого света, лившегося через щель между вертикальными планками жалюзи, которые плотно не закрывались. Она была рада, что вообще смогла уснуть. Первое, о чем подумала: неужели Смити спит при таком шуме? Наверное, спит, сукин сын.
Она не знала, сколько времени провалялась в кровати, прежде чем заставила себя сесть: измученная альпинистка, на последнем издыхании взобравшаяся на вершину скалы. Ей снилась Амира. Их последняя ссора. Что бы она ни делала, исход был один. У нее мелькнула мысль остаться в номере, заварить дрянной растворимый кофе, но собачий лай – тревожный лай – не прекращался, и она поспешила на улицу.
Обошла мотель с торца. Ранним утром земля под ногами была еще прохладной, а небо – неестественно голубым.
Собака рвалась с натянувшейся до предела цепи. После беседы с Клинтом Кеннардом Сара надеялась поговорить с владельцем мотеля, но тот прятался от нее. Придется вызывать его повесткой.
– Ну привет, – сказала Сара собаке. Голос у нее был скрипучий, напоминал скрежет ключа, вставленного не в тот замок.
Пес на секунду умолк, потом отвернулся от нее, как от пустого места, и снова зашелся лаем, продолжая рваться с цепи. Сара оглядела двор, ища хозяина. Потом решила возвратиться в номер. Она изнывала от усталости. Ну лает собака, и пусть лает.
Появился Смити – нет, собачий лай он не слышал, – и часов в семь утра они сели в свой «коммодор». Со времени исчезновения Эстер Бьянки прошло три дня. У них все еще не было достаточных оснований для оформления ордера на обыск с целью обнаружения наркотиков. И хотя Клинт Кеннард определенно негодяй, а алиби у него не самое убедительное, Сара не располагала фактами, которые указывали бы на его причастность к исчезновению Эстер. Не исключено, что в Эвелин говорила личная обида, ведь это Клинт пристрастил ее к наркотикам, когда она была еще подростком. История о том, что произошло между Шелли Томпсон и Стивеном, имела значение для данного дела, но сама Шелли пока не была готова повторить обвинения лично, и они со Смити могли действовать только на основе сведений, полученных от Констанции. И поскольку других зацепок не было, они решили еще раз осмотреть берег ручья перед тем, как поехать в школу и выступить с обращением перед собранием учеников и преподавателей.