– Мы с ней только что расстались у магазина. Я встретил на улице Кэмпбелла, и потом мы пришли сюда.
«По сути, так и было», – подумал Льюис.
Кэмпбелл, повернувшись к Льюису, вскинул брови: надо же, как гладко солгал.
– Обычно она по телефону сообщает мне, что ты к нам придешь.
Льюис силился сохранить на лице непроницаемое выражение.
– Извини, Льюис, – сказала миссис Резерфорд. – Кэмпбелл должен помочь мне по хозяйству. Будет лучше, если ты пойдешь к себе.
Кэмпбелл взглянул на него, пожал плечами.
Льюис нагнулся, снова обуваясь. Они даже не представляли, что ждет его дома. Родители, должно быть, уже вернулись. Пусть полицейские и видели, как его отец орал на маму Эсти, но тот, Льюис был уверен, сумеет обратить все в шутку. Клинт Кеннард ловко выпутывался из любых неприятностей. Льюиса пробрала дрожь оттого, что мысленно он назвал отца по имени. «Клинт Кеннард – подонок, – сказал он себе. – Клинт Кеннард убьет меня». Клинт, возможно, до сих пор ездит по городу, высматривая его. Или вот-вот зазвонит телефон Резерфордов. Льюису казалось, что он парит над происходящим, наблюдает за собой со стороны. Ничего подобного он сроду не делал.
– К тому же после того, что случилось с Вероникой Томпсон, думаю, Льюис, твоя мама сочтет, что тебе лучше быть дома, – сказала миссис Резерфорд.
– А что с ней случилось? – спросил Кэмпбелл, опередив Льюиса.
– Только что звонила Лейси Макинтайер. На Веронику Томпсон возле мотеля напала собака. Ее отвезли в больницу. По словам Лейси, она в тяжелом состоянии.
Мотель «Лошадь и трость» находился в стороне от дома Ронни. Зачем она туда пошла? Ведь она сама говорила, что ей здорово влетело за субботнюю вылазку. Но, в сущности, он сразу понял, почему Ронни оказалась у мотеля: она шла в полицию. Другого объяснения Льюис придумать не мог.
– Пойду я, – сказал он, уже направляясь к выходу.
– Да, иди прямо домой, к маме. – Губы мамы Кэмпбелла сложились в твердую складку. – Вообще-то, лучше я тебя отвезу.
– Спасибо, я дойду, миссис Резерфорд. – Не дожидаясь ее ответа, он выскочил из дома и захлопнул за собой дверь. Шнурки на ботинках завязать так и не успел. Ронни покусала собака.
Дойдя до края газона, Льюис повернул налево. Ему надо поговорить с Ронни. А она в больнице. Ее могли доставить только в одну больницу. Льюис хотел убедиться, что Ронни жива, хотел объяснить ей, что он ходил в полицию, что он не законченный трус. Он обдумывал, как ему быть. Подумал про маму, но только на секунду. Мама уж точно никуда его не повезет, особенно после того, что сегодня случилось. Тем более что сейчас она с Клинтом: встречи с отцом никак не избежать, если он намерен поговорить с мамой. Льюис не знал, где его родители, но на всякий случай помчался по улице, по которой те никак не должны были ехать. Мимо перечных деревьев он бежал к шоссе и выскочил на автостраду рядом со щитом, обозначавшим выезд из Дертона. Надеялся, что здесь сумеет поймать машину, которая довезет его до больницы.
Палящее солнце светило прямо на Льюиса. По его лицу и спине струился пот. Он пытался игнорировать жажду, старался не думать о том, что ему нестерпимо хочется пить. Впрочем, это было даже хорошо, что мысли о жажде вытесняли из сознания образ Клинта (имя «Клинт» он до сих пор произносил со смаком, даже про себя). Льюис бежал мимо пустырей. Иногда встречались какие-то здания. Асфальтовое покрытие уперлось в подъемные ворота какого-то сарая цвета хаки. У железнодорожного переезда он по привычке проверил, не идет ли состав. Шлагбаум здесь заменяла старая вывеска: «Берегись поезда».
Льюис затруднился бы точно сказать, когда он увидел автомобиль, стоя на обочине шоссе. Как будто вдалеке возникло дерево с темной корой, а в следующее мгновение он заметил мерцающий рой жужжащих насекомых в воздухе. Машина показалась ему знакомой: наверняка это был кто-то, кого он знал. Как ему быть? Выступить вперед? Убежать? Машина замедлила ход, левое переднее колесо съехало с асфальта, так что вся ее левая часть оказалась ниже правой, когда она остановилась рядом с Льюисом. Водитель, которого он не мог разглядеть через тонированное лобовое стекло, открыл окно со стороны пассажирского кресла.
Это был Питер Томпсон. В грязной майке и бейсболке, скрывавшей его рыжие волосы.
– Ты что под колеса лезешь, дружище? Да еще в такую жару. – Смеясь над собственной шуткой, он через плечо оглядел дорогу позади.
– Ронни в больнице, – сообщил Льюис. – Ее покусала собака. Сильно покусала. Мне нужно ее увидеть.
Улыбка сошла с лица Питера.
– Вот черт. Когда это случилось, дружище? Совсем недавно, что ли?
– Думаю, да. У мотеля. Она в тяжелом состоянии.
– Ее мама с ней? – спросил Питер.
– Не знаю, – покачал головой Льюис.
– А где твой папа? – Питер нагнулся, выглядывая в пассажирское окно, словно ожидал увидеть Клинта за спиной Льюиса.
– Родители заняты. Давайте поедем в больницу. – Льюис наклонился, чтобы Питер видел его лицо. – Прошу вас. – С его лба стекали капли пота, он чувствовал, что вот-вот расплачется.
Питер смерил его взглядом. Точно так же он смотрел на него, вспомнил Льюис, на пороге их дома, когда увидел синяк на его руке и промолчал.
– Хорошо, – произнес Питер. – Я позвоню им, когда мы туда приедем.
У Питера Томпсона першило в горле. Он периодически покашливал. Только его кхеканье и слышалось в машине, да еще шипение асфальта под колесами. Льюису почему-то казалось, что этот звук лишь увеличивает расстояние между ними и пунктом их назначения. Веснушчатые руки Питера, с рыжими волосками на костяшках пальцев, крепко сжимали руль. Возможно, он думал о том, что Льюиса следовало бы отвезти не в больницу, а домой. Еще оставалась вероятность, что он внезапно свернет направо и доставит Льюиса к Клинту.
– Думаете, Ронни поправится? – спросил Льюис.
– Обязательно поправится, дружище. – Не отрывая глаз от дороги, тыльной стороной левой ладони Питер поглаживал свою козлиную бородку.
Оказывается, он даже не знал, что его племянница в больнице.
Льюис смотрел в окно. То, что он чувствовал сейчас, не было похоже на обычный страх, от которого скручивает живот. Как будто открыл выдвижной ящик и обнаружил, что в нем что-то сдвинуто, чего-то не хватает. Его содержимое перекатывается по-другому. Это новое ощущение сидело не в животе, а выше. Будто ему в глотку запихнули металлическое кольцо, наподобие того, какое мама использует для создания идеального круга при жарке яичницы для Клинта. Он не мог сглотнуть слюну, не мог сесть так, чтобы ему было удобно. В окно врывался поток воздуха, словно кто-то настойчиво пытался пролезть без очереди.
– А что Ронни делала в мотеле? – спросил Питер.
– Что?
– Что она там делала? Мотель ей не по пути. – Питер обернулся и прищурился, глядя на Льюиса.
Льюис вспомнил подслушанный разговор между Питером и его отцом. У него свело живот. Кажется, они упоминали Роланда Матерса, хозяина мотеля. Он положил руку в желобок рядом с дверной ручкой.
– Вы дружите, я знаю, – произнес Питер.
Льюис, чувствуя, как дядя Ронни буравит его взглядом с водительского кресла, упорно отводил глаза.
Это был не вопрос, он не знал, что ответить, и просто смотрел на шоссе.
Питер снова прочистил горло.
За окном замелькали деревья. Машина приближалась к Роудсу, к больнице. Здания теперь встречались чаще, пришлось сбавить скорость. Питер въехал на парковку. Он еще не заглушил мотор, а Льюис уже открыл дверцу и помчался к центральному входу.
– Постой, дружище! – крикнул ему вслед Питер.
У больших стеклянных дверей с сигаретой в руке стояла мама Ронни, Эвелин.
– С Ронни все хорошо?
Льюис испугал ее. Она бросила окурок на землю, затоптала его.
Двери раздвинулись, и слова «Центральный вход» на них разъехались в стороны. Из больницы вышла мама Эсти, Констанция Бьянки. Она нашла глазами Эвелин и потом остановила взгляд на Льюисе.
– А ты что здесь делаешь? – Констанция посмотрела на парковку, бегая глазами по рядам машин. – С папой приехал?
– Нет. С дядей Ронни, – ответил Льюис.
– Питер! – Эвелин метнулась вперед.
Невысокая, Питеру она доходила только до груди. Он обнял ее.
Льюису вдруг пришла в голову мысль, что все эти взрослые когда-то были детьми. Питер Томпсон был старшим братом мамы Ронни.
– Что ты здесь делаешь? – повторила мама Эсти, подходя к Льюису.
– С Ронни все хорошо? – снова спросил он.
– Нет, – ответила ему Эвелин, не глядя на него. – Она в тяжелом состоянии.
– Милый, тебе нельзя здесь находиться, – сказала Констанция, одной рукой обнимая маму Ронни. Она посмотрела на Льюиса, словно говоря: «Видишь, что ты натворил?» На ее глазах размазалась тушь.
– Я хочу увидеть Ронни. Пожалуйста.
– Бедняга остановил меня на дороге. К Ронни торопился, – объяснил Питер.
– К ней сейчас нельзя, детка, – сказала мама Эсти, стрельнув взглядом на Питера. Мама Ронни, всхлипывая, уткнулась лицом в грудь брата.
– Но я должен ее увидеть! – воскликнул Льюис, услышав панические нотки в собственном голосе.
– Пойдем со мной. – Констанция шагнула к нему. – Пойдем, пойдем, – более твердо повторила она, заводя его в здание больницы через раздвижные двери. – Найдем тебе что-нибудь попить.
Она усадила его у торгового автомата.
Это из-за его глупости Ронни угодила сюда, это по его вине сейчас плачет мама Ронни. Это он виноват, что Ронни оказалась у мотеля «Лошадь и трость»: она думала, что ему не хватает смелости рассказать полиции то, что он видел. Ему хотелось объяснить это маме Эсти. А то она обращалась с ним, как с капризным ребенком.
Констанция купила в торговом автомате банку «Спрайта» и дала ему.
– Мама твоя знает, что ты здесь? – спросила она.
– Нет, – ответил Льюис, уткнувшись взглядом в пол.
– Все будет хорошо, – сказала она. – Ронни поправится.
Льюис держал в руках холодную банку, не открывая ее.