Бип.
Как-то раз, прочитав одну статью в журнале «Нэшнл джиогрэфик», который мама принесла домой, я заявила Эстер, что знаю, кто мой отец. Мы сидели на белом лохматом коврике в ее комнате.
– Он борется за свободу в Африке, – сказала я.
– Но ведь ты белая, – заметила Эстер.
– И он белый, но живет там и говорит на местном языке.
Из того журнала я вырезала фото белого мужчины с ружьем на фоне африканского пейзажа. Он щурился, ладонью прикрывая глаза от солнца. Я показала его фото Эстер, но она не возразила, что это не фотобумага, что на обратной стороне есть напечатанный текст. Что я уже с полдесятка других мужчин выдавала за своего отца. Она просто слушала.
Кто теперь будет слушать мою болтовню?
Мы
4 декабря 2001 года, вторник
Тело Эстер Бьянки нашли, Стивена Бьянки выпустили из тюрьмы. Эти новости передавались из уст в уста, хотя не так быстро, как известие о его аресте. Ни для кого не секрет, что худая молва бежит быстрее доброй славы. Обитатели нашего городка не были готовы признать его невиновность. Конечно, трудно представить, чтобы девочку убил родной отец, но ведь так обычно и бывает. Это всегда кто-то из близких: отец, муж, бойфренд. А Эстер погибла. И как нашим родителям сообщить нам об этом? Глядя в глаза, сказать, что девочка мертва, но непонятно, как и почему ее убили? Город перешептывался, называя имена. Никто не смел посмотреть в лицо Неду Харрисону. Владелец старого мотеля был арестован. И гнусный Клинт Кеннард тоже. В тот самый день, когда на Ронни Томпсон у мотеля набросилась собака. Как будто все это происходило в другом городе. Может, где-нибудь в Америке.
Лето в нашем городке состояло из долгих дней, заканчивавшихся барбекю, на которых взрослые напивались, а мы, дети, собирались стайками и копались в золе угасающего костра или устраивали состязания за резервуаром с водой, или носились вдоль заборов между большими дворами домов в центре города. Если вечеринка проводилась на чьей-то ферме, мы убегали в темноту, куда не доставал свет автомобильных фар. Набесившись, довольные, возбужденные, мы возвращались к костру и длинными палками шуровали в углях – выискивали запеченные в фольге картофелины. А бывало, сидели по другую сторону сооруженного взрослыми огромного костра, воображая, будто это мы сами его развели. Или слушали, как взрослые поют и переговариваются, смотрели, как в их глазах пляшут блики огня. Или бросали в пламя что-нибудь такое, что, по нашему разумению, должно хорошо гореть, – не для того, чтобы согреться, а ради развлечения. И нам казалось, что топливо у нас никогда не иссякнет, а сами мы никогда не повзрослеем.
Дети выходили в центр площадки и рассказывали длинные бессмысленные анекдоты, а подвыпившие взрослые хохотали. Иногда родители разрешали нам ночевать под открытым небом. По утрам мы просыпались от духоты в палатках и, когда высовывали из них головы, сразу чувствовали вонь от кенгуру. После мы потягивались на свежем воздухе, справляли нужду, шли к ручью посмотреть на его бурые воды и возвращались в лагерь. Все остальные еще спали, отчего казалось, что, кроме нас, никого больше нет на белом свете, да и не нужно больше никого. Некоторые из нас в такое утро чувствовали единение с окружающей природой. Другие просто еще раз убеждались, что они здесь чужие.
После освобождения Стивена Бьянки пикники устраивать перестали. Каждый вращался в своем маленьком семейном кругу, замыкался в себе, обособлялся. Мы засыпали со слезами на глазах, думая об этом. Скорее оплакивали собственную свободу, нежели скорбели по Эстер Бьянки. Люди теперь собирались в гостиных и на кухнях. «А если б это оказался кто-то из наших детей?» – тихо говорили наши родители, склоняясь над тарелками с печеньем или прижимая к губам телефонные трубки. Город гудел. Всех интересовал один вопрос: «Если это не Стивен Бьянки, тогда кто?»
Сара
5 декабря 2001 года, среда
Сара с семи утра находилась в участке Мака, все пыталась связаться по телефону с патологоанатомом, чтобы узнать результаты экспертизы волос, найденных на теле Эстер, но в лаборатории никто не брал трубку. Проснулась она рано. Возле мотеля, там, где на Веронику Томпсон набросилась собака, все еще темнели следы крови. Оставив машину Смити, Сара пешком отправилась в полицейский участок, чтобы собраться с мыслями.
Роланд сидел в камере, где провел ночь. Камеры находились в глубине здания, за кухней, поэтому в кухню Сара не заходила. Пользовалась телефоном в дежурной части. Только положила трубку, как телефон зазвонил. Выждав немного, она ответила.
– Я звоню по поводу пропавшей девочки, – сказал женский голос. На линии были помехи, словно кто-то подслушивал разговор с другого аппарата. – С кем я могу поговорить? Я обратилась по адресу?
– Да. Представьтесь, пожалуйста. – Сара ощутила острую душевную боль: увы, Эстер больше не считалась пропавшей. Саре не удалось ее спасти.
– Антея. Миссис Антея Брукс. Вдова. Только сразу предупреждаю: возможно, я не сообщу вам ничего стоящего.
– Для нас любая информация может оказаться полезной, миссис Брукс. – Сара взяла блокнот.
– Я так и подумала… потому и звоню. В пятницу после обеда я навещала подругу, Мод. Это ведь тогда пропала девочка?
– Да, – ответила Сара, глянув на часы, чтобы зафиксировать время звонка в своих записях.
– Я видела Стивена Бьянки в тот день, когда ехала туда. Он стоял на обочине.
– Где это было? – Сара уже писала на новой странице.
– На выезде из города, возле щита «Спасибо, что посетили Дертон». Примерно в четверть третьего.
Сара знала это место. По словам Стивена, именно там он и находился. Оттуда он никак не успел бы добраться до ручья: начальник бригады, в которой работал Стивен, утверждал, что его машина простояла у конторы до самого вечера.
– Что он делал?
– Так вот, как раз поэтому я и запомнила, что видела его. Он мочился у щита! Прямо у дороги, на всеобщем обозрении. Я собиралась позвонить ему или его тете и высказать свое возмущение. Почему мужчины считают, что они могут гадить, где им вздумается? Кто дал им право превращать весь мир в отхожее место?
– Почему вы раньше не сообщили об этом? – Сара поморщилась, снова подумав, что они несколько дней продержали в камере невиновного.
– А я уезжала на выходные, – игриво доложила женщина. – Недавно вернулась и узнала, что вы собираете информацию.
– Вы сможете приехать в участок? Нам хотелось бы запротоколировать ваши показания.
– Конечно. – Судя по голосу женщины, она была польщена. – Да, и если вам интересно, я могу еще кое-что рассказать.
– Что, простите?
– Позже, ополаскивая чашку в кухне Мод, я увидела необычную машину.
– Где это было?
– Возле дома моей подруги Мод Стерлинг.
Сара записала имя, фамилию и адрес, которые назвала женщина. Получалось, что дорога, по которой ехала машина, пролегала рядом с фермой Неда Харрисона.
– Какого числа вы все это видели?
– Тридцатого ноября, в пятницу. Это абсолютно точно, у Мод был день рождения.
– Понятно, – произнесла Сара бесстрастным тоном.
– В окно я посмотрела лишь потому, что все еще злилась на Стивена. Думала, что ему сказать. Я слышала, вы арестовали Стивена, да?
Видимо, до Антеи еще не дошел слух о том, что Стивена Бьянки днем раньше выпустили из тюрьмы.
– Где конкретно ехала эта машина?
– По дороге, что идет мимо дома Мод и убегает к ручью. Машина ехала от ручья, в сторону шоссе.
– Сможете ее описать?
– Простите, я не очень разбираюсь в марках. Просто, помнится, отметила тогда, что я ее раньше у нас в округе не видела. Она не была похожа на сельский автомобиль.
– В каком смысле?
– Ну, не ют и не такая машина, какие водят местные мамочки. Она была черная, блестящая, слишком чистая, пожалуй. А вот старая обшарпанная машина, которая ехала далеко позади за ней, больше походила на местную. На ее фоне черный автомобиль сразу привлекал внимание, потому что большая машина, судя по ее виду, явно была из здешних мест. У нас тут никто автомобили не намывает до блеска – смысла нет.
«Дорога к ручью, блестящий автомобиль, из города?» – отметила Сара в своем блокноте и начертила рядом треугольник.
– Не припомните, в котором часу это было?
– Ну, я приехала с тортом примерно в половине третьего. Значит, в районе трех. Уехала, наверно, в пять. Я могу уточнить у Мод, если это важно.
– Да, было бы хорошо установить точное время. Что еще вы можете рассказать о той машине? Говорите, она была черная?
– Да, черная. И блестящая.
Сара пробежала глазами свои записи, и ее внезапно осенило.
– А та вторая машина, которую вы видели?
– Простите?
– Та, что ехала за черным сверкающим автомобилем?
– А-а. Та была большая. Я бы сказала, что это… черт, как же его? Ах, ну да, фургон. – Женщина подавила кашель. – Точно. К той машине я особо не приглядывалась. Она свернула на грунтовку между пастбищными загонами.
– Какого цвета она была?
– Знаете, такого пыльного красного, – ответила женщина. – Помнится, мне пришло в голову сравнение: рубин в сухой траве. Я ведь немного пишу стихи, – Антея сдержанно рассмеялась. – Мама всегда говорила, что у меня поэтический склад ума. Честно говоря, если б не мое увлечение поэзией, я никогда не запомнила бы ее цвет.
Сара закатила глаза и записала в блокноте: красный фургон.
– Думаешь, она дала нам зацепку? – спросил Смити.
– Если честно, не знаю, – ответила Сара, подпирая спиной стойку в крошечном помещении дежурной части. Смити только что пришел, и она ввела его в курс дела. – Но зато мы наконец-то установили точное местонахождение Стивена. И мне любопытно, что это был за черный автомобиль и что за фургон. Я просмотрела список, который составил Мак, но ничего подходящего под описание этих машин в нем не нашла. Если фургон находился там, где указала женщина, возможно, он ехал к ферме Неда. – Сара отодвинулась от стойки и потянулась. – И я вот о чем все время думаю: только местные могли знать, что Нед в отъезде.