– Тогда помоги мне бежать.
С платформы уже давно доносился всё нарастающий гул голосов. Перегруженный эмоциями, впечатлениями, логическими лабиринтами и этическими тупиками, мозг Веры встрепенулся, лишь когда на станции что-то металлически лязгнуло. Гул усилился, стали различимы отдельные выкрики. Затем раздался грохот и хищно завыли динамики.
Вера инстинктивно прижалась к сыну и завертела головой.
– Но не могли же они… Ещё рано!
– Никогда не рано для маленького бунта, – неприятно ухмыльнулся Влад. – Что? Я же говорил про… способности. С момента, как мы вошли в тоннель, нас очень внимательно слушали. И услышали. И сейчас чудовища, которым не нравится быть чудовищами, начнут рваться из клетки на волю. К слову, это даёт нам шанс.
– Какой ещё шанс?.. – внезапное понимание ударило под дых и тут же перехватило горло. – Владька, как ты… Как ты можешь так вообще? Это же дети! Это твои друзья…
– У меня нет друзей! – сверкнули синие фонари. – И детей здесь тоже нет, если ты не заметила. Дети закончились, когда вы бросили их под землёй. Якобы защитить и вылечить, а на деле – с глаз долой, из сердца вон!
– Да! – выкрикнула Вера. Тут же испугалась, прикрыла рот ладонями. Со станции эхом ответил многоголосый рёв. – Да, я виновата. Да, я никогда себе этого не прощу. Но зачем ты делаешь с собой то же самое?
– Чтобы жить и быть свободным, – отрезал Влад. – Допустим, я не задохнусь под водой; не знаю, не пробовал. Но рисковать не хочу. Так что сейчас ты мне озвучиваешь свой план, мы вносим в него поправки на хаос – и рвём отсюда когти.
Он поднял руку. Вера сглотнула и снова отступила назад: из скрюченных пальцев сына медленно выдвигались тёмные матовые острия. Тот же покосился на собственную ладонь и негромко уточнил:
– У тебя ведь есть план?
Решётку на входе в вентшахту Влад просто вырвал. Ну, не просто: очень аккуратно и тихо, с минимумом сопутствующих повреждений. Вера ещё раз потёрла остывшую кожу на предплечье, и с внутренней стороны проступила карта с пометками. «Датчики», – прочла она про себя.
– Датчики, – согласно прошипело из темноты. – Исправно работали первые три года, потом кабель перетёрся. Это медтехи привыкли к «упырям», а электрика, да ещё и спеца по старому оборудованию, поди в тоннели загони. Идём.
За спиной загудело, застучало сталью об сталь, загомонило – и унеслось в сторону станции. Не оглядываясь, Влад хмыкнул:
– Соседи. Кто-то сбегал и предупредил. Сейчас всё метро на уши встанет, но клык даю – прорыв будет на нашем направлении. Следующая конечная, она уже наземная, а значит, штурмовать станут её.
– Там три слоя силовых полей и гермоворота.
Собственный голос показался Вере тусклым и невыразительным, хотя внутреннее «я» тряслось и завывало от ужаса. Она даже не могла сказать точно, чего – или кого? – боится больше. От Влада снова донёсся смешок:
– Хорошо, дольше провозятся. Внимание охраны оттянут.
– Но венткиоск – важный объект, – беспомощно и бессмысленно возражая, Вера уже нащупывала ботинком первую ржавую ступеньку наверх. – Оттуда не уберут, я читала протоколы…
Влад буркнул нечто неразборчивое и обогнал на пару ступенек. «Мальчишка, – глупо потеплело в груди, и страх в ней внезапно растаял. – Упрямый, самоуверенный мальчишка. Совсем не изменился…»
Вскоре лестницу стало видно – как и решётки венткиоска. Влад обернулся и приложил когтистый палец к губам. Синие искры в глазах тоже пригасли.
Он постоял, нахохлившись и замерев, подобно искусно выполненной статуе. Потом поманил за собой, предупредив жестами: «Двое. Вооружены. Ещё тише». Придержал у самого проёма. Обнял и прошептал на ухо:
– Я тоже виноват, мам.
От пинка ржавая дверь сложилась пополам и вылетела на поляну. Вера не успела сообразить, что происходит. Ветер в лицо, удар об сырую перед рассветом землю, вспышки, громкие щелчки… Когда в животе остро и жарко куснуло, она догадалась.
Догадалась – и прошептала:
– Беги. Беги, сынок…
Влад стоит на пригорке за парком и слушает. По периметру воют сирены, кто-то на кого-то орёт, кто-то грохочет ботинками по трапам десантных ботов. Ветер потягивается и разбирает облака над востоком.
Рассветное солнце заботливо щекочет белую кожу и отражается в яростно-синих глазах.
– Я не чудовище, – бормочет Влад себе под нос. – Не чудовище! – голос набирает силу. – Нет! Слышишь, нет! – он рвёт связки, но ветру и солнцу всё равно.
Тогда Влад разворачивается и идёт обратно. Туда, где пахнет тоннелями. Туда, где земля вздрагивает, а гермозатворы не успевают.
Туда, где ещё бьётся сердце матери!
О миленькие маленькие овечки, как вам живётся в этом уютном загоне?Аня Тэ
В маленьких кроватях, похожих на белые чаши, лежали новорождённые. На каждой чаше – родовой узор, нанесённый смывающимся маркером. Амбер уже много раз приходила сюда, сопровождая фрейма, и каждый раз видела одно и то же. В этом и заключается смысл ритуалов – защита от элемента случайности, гарантия стабильности, уверенность в будущем.
В сопровождении Амбер в зал вошёл фрейм Морион. Позвякивая перламутровыми дисками и зелёными пластинами с медными крапинками, которые полностью покрывали его повседневную одежду и чёрные волосы, он хмурил брови, сверялся с внутренними часами и ждал. Ждал момента, когда духи разрешат начать ритуал.
Фрейм прислушивался к мерному гулу аэросистемы, обращая свой взор много дальше и глубже, чем доступно любому человеку. Помещение заполнилось его низким трескучим голосом, напевающим заклинания; гулкие удары в бубен разбудили детей, плач влился в общий поток звуков и унёс фрейма в мир духов. Он часто моргал, словно после долгой тьмы пытался смотреть на яркий свет, и выглядел абсолютно беспомощным, но длилось это едва ли несколько секунд. Твёрдой походкой он обходил чашу за чашей, наклонялся над каждым ребёнком, водил коротким ритуальным жезлом белого цвета и с равнодушным лицом проходил дальше. Каждый раз, едва он успевал сделать шаг от кровати, за широким стеклом по другую сторону зала шептались родители. Амбер всегда было интересно, как они относятся к тому, что их ребёнок станет их копией: фермером, уборщиком, обслугой. Фрейм отбирал только особенных – духи подсказывали ему, кто в будущем станет лекарем, творцом законов, защитником, фреймом. Так однажды духи выбрали её, как выбрали до этого Руби, как выбрали после этого Спинель. Когда Амбер сопровождала фрейма, духи хранили молчание.
В этот раз вышло по-другому. Жезл загорелся ярко-зелёным светом и запел песню, какую иногда пел алтарь в жилище фрейма. Малыш открывал и закрывал серые глаза, не догадываясь, что теперь его жизнь пойдёт совсем иной дорогой. Фрейм довольно улыбнулся и прислонил жезл к голове ребёнка. Чаша наполнилась ярко-зелёным светом, духи сделали своё дело. Серые глаза малыша стали чёрными, как и волосы, скудно покрывающие голову. Чёрный цвет – цвет фрейма, выходит, Морион только что нашёл себе замену. Амбер накрутила на палец ярко-жёлтую прядь: когда-нибудь и её заменят на посту защитника. Как было и раньше, как будет и позже.
– В этом ребенке живёт душа фрейма, – объявил Морион стоявшим за обзорным окном родителям малыша. – Я даю ему свой узор и новое имя. Отныне дитя будет воспитываться в моём доме под именем Оникс.
Он вышел из зала и кивком указал Амбер на ребёнка. Она послушно подняла малыша на руки и едва не опустила обратно. Странное чувство, сродни покалыванию под кожей, прокатилось от прикосновения. Раньше такого никогда не случалось. Но раньше, напомнила себе Амбер, она никогда не держала на руках ребёнка, отмеченного духами. Жёлтые глаза неотрывно смотрели в чёрные, пытаясь найти оправдание странной реакции. Всё в порядке, на всё воля духов. Теперь их пятеро.
Дни пролетали в повседневных делах, некоторое время Амбер посвящала заботе о ребёнке, сменяя Мориона, Руби или Спинель. Время бежит быстрее, чем думаешь. Да, время – краткий миг, бесконечно текущий по жёлобу, который иногда меняет изгибы. Первый изгиб в жизни Амбер произошёл в день, когда она взяла на руки будущего фрейма, второй – двумя годами позже.
Она, как обычно, ждала прихода Руби и играла с подрастающим Ониксом, но вместо него явился фрейм Морион.
– Духи поведали мне, что пришло время путешествия в Нижний мир.
Амбер встрепенулась. Фрейм рассказывал, что путешествие – сложный и важный ритуал, от которого зависит благополучие всего поселения. Даже фрейму не ведомо, когда нужный момент настанет – об этом ему говорят духи.
– Я готова.
– Идёшь не ты.
Амбер непонимающе нахмурилась. Тогда зачем он говорит об этом ей?
– Я отправил Руби, так что посиди с ребёнком ещё немного. Ритуал не займёт много времени. А я пойду попрошу духов-защитников присмотреть за ним, – Морион несколько раз моргнул и потрепал по чёрным волосам своего преемника. – Нижний мир полон опасностей и соблазнов, Руби может стать лёгкой добычей для злых духов.
Морион ушёл в зал с алтарём, оставив Амбер заниматься малышом. Пока будущий фрейм бодрствовал, было не до размышлений, но едва он заснул, Амбер погрузилась в мрачные думы. Всё же странно, что отправили именно Руби. Защитник в путешествии оказался бы полезнее творца законов, хотя, если честно, Амбер не представляла, как выглядит Нижний мир. Может, и верно, что выбрали Руби, а не её. Но выбор ведь сделал фрейм, а не сами духи… Амбер сосредоточилась, прокручивая в голове слова Мориона. Да, так и есть, ни слова о воле духов.
Дверь в детскую плавно отъехала, из неё показался фрейм и поманил Амбер к себе. Они молча дошли до зала с алтарём, который мерцал десятками огней. Обычно матово-чёрное кольцо с магическими камнями было пусто внутри, но теперь в воздухе парили незнакомые символы – так духи отвечали на зов.
– Руби пал жертвой злых духов, он не сможет провести ритуал, – фрейм дважды моргнул и внимательно посмотрел на Амбер. – Потому пойдёшь ты.