Витовт стоял в нескольких шагах. Как человек более сильный физически, он предпочитал простой татарский лук немецким и испанским самострелам, зная насколько трудно вновь натянуть тетиву.
Мёртвое молчание царило кругом. Все притихли и старались не подать признака жизни, только кое-где тонкий, подмёрзший снег хрустел под ногами облавщиков, расставлявших тенета.
Вот где-то вдали чуть слышно зарокотал звук рога и смолк. Несколько секунд ничего не было слышно, всё замерло в нёмом ожидании.
Но вот чуть слышно пронёсся первый осторожный лай собаки, вот к нему присоединился другой голос, третий, пятый, десятый — и целая стая слилась в одном диком гаме погони.
Голоса слышались всё ближе, всё ближе, целый ад гремел в лесу, сучья трещали и валились с деревьев, и вдруг на прогалине, как раз против короля, мелькнул, закинув голову на спину, громадный олень, с огромными многоветвистыми рогами.
Быстро взбросил Ягайло самострел к плечу, стрела свистнула — и смертельно поражённый стрелой в шею олень сделал ещё один, последний прыжок и грянулся мёртвым на землю.
А гам всё продолжался. Очевидно, олень выбежал от шума, а не от погони. Страстный охотник, Ягайло бросился к поверженному оленю, и только окрик Витовта: — Берегись, тур! — заставил его остановиться.
Он бросился на прежнее место, схватил новый самострел, наложил стрелу и оглянулся. В пяти шагах от него, сверкая глазами и яростно роя копытом землю, стоял громадный тур /зубр/. Ещё мгновение — и он бы бросился на неосторожного охотника и забодал его длинными острыми рогами.
Ягайло успел прицелиться и спустить стрелу. Тур взревел и отпрянул в сторону; в эту секунду на него налетели первые подоспевшие собаки. Бешеным ударом рогов вскинул он одну из них на воздух с пропоротым брюхом и нагнув голову, пошёл напролом вперёд.
Второй выстрел из самострела не нанёс зверю смертельной раны, и он с мычаньем, весь окровавленный и покрытый пеной, ринулся на врага.
Витовт бросился на помощь. Стрела, пущенная его сильной и смелой рукой, вонзилась в пах разъярснного зверя. Он, вероятно, понял, что враг слишком силён, и кинулся бежать.
Мигом схватив копьё, бросился следом за ним Ягайло, и несмотря на свои 60 лет в два прыжка очутился около зверя и поразил его копьём под лопатку. Тур закачался и рухнул на снег, взрывая его страшным ударом рогов. Через минуту он был мёртв: меткий удар короля проник ему до сердца.
— Виват! — закричал прежде всех Витовт, видевший ближе всех этот мастерский удар.
— Виват! Виват! — подхватили паны, стоявшие на ближних номерах. Все наперерыв бросились смотреть на поражённого зверя.
— Мастерский удар, — подходя к королю, проговорил Витовт, — ему бы позавидовал сам дедушка Гедимин!
— Этак бы рыцаря с седла сломить, — тихо шепнул ему король.
— Избави Бог, чтобы в бою опасность была так близка к вашему величеству. Оставьте простым смертным ломать копья с рыцарями, избави Господь.
— О, я ничего не боюсь, у меня есть особливая реликвия против рыцарских мечей и копий. Лучше брони и кольчуги, — с уверенностью сказал король, — я тебе покажу её!
Гон продолжался, испуганные олени и кабаны бежали и справа, и слева центральной группы, и падали, поражаемые стрелами и копьями панов охотников. Огромный олень с ветвистыми рогами думал уклониться от линии стрелков и бросился в сторону тенет. Сделав чрезвычайное усилие, он высоко подпрыгнул на воздух, но всё-таки не смог перепрыгнуть препятствия, запутался в сетях и был взят живым.
Упоённый первым успехом, Ягайло требовал продолжения охоты, и, несмотря на короткий зимний день, облава ставилась трижды. Более двадцати оленей, двенадцать кабанов и два тура пали под ударами охотников. Возвращение к охотничьему домику было истинным торжеством, кругом сверкали факелы и горели смоляные бочки. Толпы народа изо всех окрестных селений сбежались приветствовать могучих владык. Ягайло был чрезвычайно доволен результатом охоты и заявил, что он раньше недели не воротится в Брест и на это время откладывает все государственные дела. Витовт не мог оставить своего гостя одного и сопутствовал ему во всех охотах.
Зверей было набито несколько сот штук, но вот странность, ещё небывалая при королевских охотах: убитых зверей не раздавали участникам охоты, не посылали именитым князьям, епископам и боярам. По личному приказанию короля и великого князя их разрезали на части, солили и укладывали в громадные дубовые бочки, которые немедленно куда-то увозились.
Ягайло охотится на вепря
Одни приписывали это скупости великого князя, другие — желанию иметь в Вильне запас солонины, третьи, более сметливые, вспомнили, что покойный старик Гедимин таким же путём заготовлял провиант для своих дружин.
Стоял чудный осенний вечер. Охота только что кончилась, и охотники спешили отовсюду на громкие перекаты призывного рога. Около костра, разведённого на обширной поляне вековечного соснового бора, стояли уже сотни загонщиков и лесничих охотников. Некоторые были со смолистыми факелами в руках, другие ещё во всём охотничьем уборе. Охота удалась как нельзя лучше, король и Витовт благодарили как общего распорядителя, так и наиболее отличившихся из панов охотников. Убитые туры, олени, лоси и два громадных медведя лежали длинным рядом, окружённые охотниками с факелами. Король и Витовт медленно шли вдоль ряда.
— Пять туров и двадцать восемь оленей, — весело сказал великий князь, — такой удачи ещё не бывало. А всего по сей день сто пятьдесят туров и тысяча шестьсот оленей! — закончил он, посмотрев на маленькую палочку кипарисного дерева, на которой во всех направлениях были черточки и крестики. Это была охотничья «бирка», на которой он по окончании каждой охоты отмечал число убитых зверей.
Ягайло тихо улыбнулся.
— Столько бы крыжаков, да гербовых уложить на первом поле, — тихонько шепнул он Витовту.
— Аминь! — так же тихо произнёс тот.
В это время царственные охотники и их свита проходили мимо последнего зубра. Голова его была страшно окровавлена, один из рогов сломан, алая кровь орошала весь снег кругом.
— Видно, крепко защищался? — спросил Витовт у начальника охоты, показывая на зверя.
— Пять собак да трёх молодцов до смерти, да семерых изувечил.
— Где, где они? — воскликнул Ягайло.
Его словно громом поразило известие о человеческих жертвах.
— Где они? Где они? Я хочу их видеть! — настаивал он, и рука его быстро делала на груди крестные знамения.
Витовт понял, что он сделал оплошность, хотел во что бы то ни стало отклонить Ягайлу от его намеренья, но упорный Ягайло стоял на своём, он чуть не плакал от досады, и его пришлось вести ко второму, меньшему костру, около которого приютились раненые.
Бодрый вид потерпевших, старавшихся перед королём и великим князем скрыть свои страдания, казалось, немного успокоил короля. Он собственноручно дал каждому из раненых по золотому ефимку и потом пошёл было к своей ставке, но вдруг вспомнил что-то и остановился.
— Где убитые? — резко спросил он, — ведите меня к ним!
Его повели. Неподалеку, под навесом громадной сосны, на носилках из еловых ветвей рядом лежали трое покойников, принадлежащих к числу охотников Витовта.
Они лежали, покрытые белыми литовскими кафтанами, и лица их при зловещём свете факелов казались ещё ужаснее, ещё бледнее. Король остановился. Долго стоял он и смотрел на их искажённые лица. Правая рука перебирала чётки, губы тихо шептали молитву. Вся свита стояла, обнажив головы.
— Мир праху их! — сказал наконец король, и в голосе его слышались слёзы.
— Олесницкий! — обратился он к молодому человеку высокого роста, всюду безотлучно за ним следовавшему. — Запиши их имена в мой синодик. Сделать вклад в три храма о вечном поминовении их душ. Господи, прости мои грехи! — закончил он свою фразу и, сняв шапку, трижды перекрестился и пошёл обратно к королевскому костру.
Витовт нагнулся к уху начальника охотников.
— Распорядись перевести раненых в замковую больницу в Брест! — шепнул он, чтобы не слыхал Ягайло. — Семьям убитых жалованья вдвое против того, что получали мужья!
Начальник охоты низко, до земли поклонился щедрому владыке и отправился исполнять приказание.
Витовт поспешил вслед за королём. Тот шёл, глядя мрачно в землю и не обращая ни на кого внимания.
— Охота, война, убитые, раненые, умирающие. Кровь, стоны, плачь, ужасно! — говорил он сам с собой и нервная дрожь пробегала по его телу. — Нет, не могу. Это слишком ужасно!
Завидев подошедшего Витовта, он смолк и молчал упорно всю дорогу до небольшого охотничьего хутора, в котором назначен был ночлег. Шибко бежали бойкие кони, охотники и вершники скакали кругом, освещая путь факелами, но он сидел мрачный и угрюмый, погружённый в мучительно-болезненную думу. Уже почти у самого ночлега он вдруг обратился к Витовту, сидевшему рядом.
— А может быть, они образумятся? Может быть, они уважат наши справедливые требования? Может быть, они поймут свои вины и согласятся на мир, что тогда?
Витовт понял, в каком душевном разладе находится его царственный гость. Он понял, что этот вопрос относится к дерзким рыцарям, война с которыми была решена бесповоротно всего десять дней тому назад. Он понял, что в Ягайле борются теперь два чувства: литвина, желающего отомстить позор своей родины, и христианского короля, боящегося пролития крови, — и решил молчать.
Он знал, что каждое новое возражение ещё больше усилит этот внутренний разлад, у него уже мелькнула другая мысль, созрел другой план, как подействовать на пылкое воображение своего двоюродного брата. На дороге сегодня утром, отправляясь на охоту, он узнал в толпе, окружавшей охотничий домик, славного лирника слепца Молгаса, певшего, если помнит читатель, перед гостями в Эйрагольском замке князя Вингалы.
Глава XXVI. Сила песни
Мрачен и задумчив сидел Ягайло в просторной, просто убранной комнате охотничьего дома. Большой огонь горел в широком камине, бросая багровые отблески на все предметы. Погружённый в свои мрачные думы, король не заметил, как