Грюнвальдский бой, или Славяне и немцы. Исторический роман-хроника — страница 52 из 99

— Как повелишь, государь, — уклончиво отвечали князья Стародубский и Новогрудский. — Готовы лечь костьми за тебя, государь и общее дело, а миру быть или брани, как повелишь, государь!

— Война, война! — вскричали почти в один голос все военачальники и бояре. — Теперь или никогда. В союзе с королём Ягайлой мы победим!

— Дозволь и мне молвить слово, пресветлейший государь, — сказал, поднимая очи горе, епископ Андрей Васило.


Воины Великого княжества Литовского


— Говори! Только короче, — сверкнув глазами, отвечал Витовт.

— Государь, — смиренно начал прелат, — объявить войну нетрудно, а удержать слово, сорвавшееся с уст, невозможно. Не лучше ли, прежде чем подвергать нашу любезную отчизну всем бедствиям войны, попытаться ещё раз послушать голоса мира? Может быть, орден уменьшит свои требованья. Может быть, посол их имеет какие-либо секретные инструкции. Может быть, он прямо пойдёт на уступки. Заклинаю именем Господа Бога, не решайтесь на брань кровопролитную, не испытав все способы сохранить мир!

— Не слушайте его! Война! Война! — воскликнул князь Вингала, вскакивая с места.

— Довольно, брат! — резко заметил Витовт, — в деле государственном, ты, как лично оскорблённый, меньше всех имеешь голоса. Он прав, — сказал он, указывая на епископа, — попытаем мира. Введите послов!


Воины Великого княжества Литовского


Через минуту послы были введены в зал совета и, по приказанию Витовта, герольд поставил всем трём по седалищу.

— Благородный рыцарь Марквард Зальцбах! — произнёс тогда Витовт торжественно. — Я, с моим верховным советом, рассмотрев условия, предложенные вами от имени ордена, нашёл, что в таком виде они приняты быть не могут, но если орден вашими устами пойдёт на уступку, то соглашение возможно!

Марквард встал со своего места.

— Пресветлый Витовт король Литвы и Руси, объявляю здесь, что капитул ордена не дал мне права вступать в переговоры об умалении его требований. Вся Жмудь без изъятия должна быть передана Ордену.

— Никогда! — снова воскликнул князь Вингала, Витовт сделал ему жест рукой, он замолк.

— Великий король Литовский и Русский! — продолжал тем же тоном Марквард, не обратив никакого внимания на восклицание жмудинского князя, — должен порвать все сношения с королём польским, тогда орден обещает ему помощь против всех врагов внешних и внутренних.

— Ты всё сказал, Марквард? — пытливо спросил Витовт.

— Всё, великий государь, от этих условий мне воспрещёно отступать под каким бы то ни было видом.

— А что произойдёт, если мы не согласимся принять ваши условия?

— Тогда пусть Господь Всемогущей решит наш спор, — взглянув на небо, отвечал рыцарь.

— Значит, тогда война? — с чуть заметной усмешкой переспросил великий князь.

— Суд божий! — уклончиво отвечал Марквард.

— И это твоё последнее слово, благородный рыцарь? — придав своему тону возможно больше торжественности, сказал Витовт.

— Клянусь моим рыцарским мечом — последнее! — воскликнул посол. — Горе начинающим!

— Горе начинающим, говоришь ты? — в свою очередь воскликнул великий князь. — Ну, так знай же, что не мы литвины, а вы, немцы, вторгнулись на нашу землю. Что не мы, а вы залили кровью наши поля. Что не мы, а вы первые жгли наши дома, бесчестили наших жён и дочерей, уводили их в неволю! Вы, вы — служители креста Господня? Вы — не христовы братья, вы христораспинатели! Горе начинающим, да, горе вам!

Марквард, рыцарь до мозга костей, воспитанный на традиционных обычаях эпохи, где всё держалось только обрядной стороной, не потерялся, даже не смутился.

— Король Литвы и Руси, именем капитула ордена Крестовых братьев, объявляю тебе войну. Пусть Господь Вседержитель положит свой суд над нами! — с этими словами, прежде чем успели его удержать, он бросил к ногам великого князя свою железную перчатку.

Все вскочили с мест.

— Война! Война! — загремело по залу. У всех руки опустились инстинктивно на рукоятки мечей. Великий князь единым жестом водворил тишину.

— Поди и объяви пославшим тебя, что я объявление войны, как вызов на суд Божий, принимаю. Что я клянусь не положить меча, пока не сотру голову немецкой гидре, отравляющей воздух моей родной земли. Что я разорю самое гнездо отравителей и убийц, которые смеют именоваться крестовыми братьями! Вы не рыцари, вы — подлые убийцы, отравители!

Мертвенная бледность разлилась по вечно красному лицу Маркварда, он схватился за эфес меча.

— Так слушай же и ты князь Литовский, трижды менявший веру, пять раз нарушавший присягу, слова, которые ты сейчас сказал, не могут оскорбить немецкое благородное рыцарство. Потому что они сказаны сыном развратницы!

Дикий, нечеловеческий крик ярости, негодования за поруганную честь матери вырвался из груди великого князя. Он обезумел, выхватил из-за пояса кинжал и бросился на обидчика.

Князь Вингала, стоявший ближе всех к нему, схватил и удержал его в своих богатырских объятиях. Казалось, что и Витовт очнулся от страшного припадка бешенства.

— Слушай же, немецкая собака, — воскликнул он перерывающимся голосом, — если бы ты не был послом, я бы приказал повесить тебя на воротах замка. Но мы ещё встретимся. Эй! Люди! Плетей сюда! Плетей, батогов! Плетьми гоните вон из города немецких собак!

Меньше чем через час всё посольство в полном составе выезжало из Вильни, преследуемое насмешками, оскорблениями и свистками толпы.

Радостная весть, что долгожданная, всеми желаемая война наконец объявлена, наполняла радостью сердца храбрых литвин и русских.

— Война! Война! — гремела на все голоса разношёрстная толпа, окружавшая и замок, и всю замковую гору.

— Война! Война! — стоном стояло над городом, неслось в ближние посёлки и звучало нескончаемым эхом по всей Литве.

Только в углах своих тёмных хат рыдали жёны и матери воинов, предчувствуя скорую разлуку. Но и они рыдали украдкой — так, чтобы мужья и дети не заметили преступных слёз.

Да, слёзы составляли преступление, когда кругом звучало, звенело, дрожало в воздухе, и во всех сердцах одно могучее, всесильное, неотразимое слово: Война! Война! Война!

Часть II. Отмщение

Глава I. В Мариенбурге

Гудевший весь вечер колокольный звон умолк. На кривых и узких улицах Мариенбурга (по другому произношению Марбурга) — столицы Тевтонского ордена крестоносцев воцарилась относительная тишина. Вечерня отошла, и толпы рыцарей, сменив свои белые плащи менее заметными чёрными, скользили, словно тени, по улицам, ведущим от замка к пригородным слободам.

Их официальная служба кончилась вместе с последними словами вечерни, на которой они присутствовали по уставу, и теперь господа крейцхеры спешили подальше от своих номинальных жилищ, келий конвентов, к своим частным квартирам, которые находились в пригородных слободах.

Со смертью набожного великого магистра Конрада Юнгингена был избран на эту должность брат его Ульрих Юнгинген, более мечтавший о славе военной, чем о небе. При нём строгие порядки, введённые его предместником, были забыты, и даже обрядность церковных служб и общих молитв исполнялась далеко не всеми рыцарями-монахами.

На этот раз было сделано исключение. Великий магистр известил всех рыцарей через комтуров конвентов (монастырей), чтобы они все были в сборе на вечерне, которую будет служить в соборном храме епископ.

Это торжественное богослужение тоже устраивалось исключительно в виду того, что несколько гостей-рыцарей из Франции, Германии и Англии прибыли в Мариенбург этим утром.

Ульриху Юнгингену не хотелось с первых же шагов озадачивать высоких гостей-рыцарей небрежной распущенностью своих братьев-рыцарей, и потому сбор был назначен полный, в форменных одеждах, и все рыцари явились на призыв начальника. Они знали, что, несмотря на кажущуюся обходительность и даже мягкость обращения с братьями, у нового великого магистра твёрдая воля и железная рука.

Из числа гостей-рыцарей особенно отличались знатностью рода и богатством английский рыцарь граф Рочестер, родной племянник владетельного герцога Йоркского, и французский рыцарь герцог Артур де Валуа, близкий родственник короля, один из благороднейших представителей французского дворянства, последний из той ветви дома Валуа, которая дала целый ряд бесстрашных паладинов, сложивших свои головы на полях Палестины в битвах с сарацинами[85].

Еще двое владетельных герцогов украшали собой ряды гостей меченосцев — герцог Казимир Штетинский и герцог Конрад Силезский[86]. И тот, и другой приехали на призыв великого магистра, взывавшего ко всем христианским королям и государям Европы, призывая храброе рыцарство помочь ордену в решительной борьбе с языческой Литвой и северными сарацинами, так называли меченосцы в своих письмах татар, служивших в войсках литовских, а вместе с ними и самих литовцев, и Русь.

Рыцарство всех стран взволновалось. Меченосцы, которые считались как бы продолжателями святой миссии Тамплиеров[87], звали на помощь, искусные проповедники гремели во всех церквях, созывая христианских витязей на помощь рыцарям меченосцам, проповедуя новый крестовый поход против Литвы. Немудрено, что много дворян, утомлённых бездеятельностью при дворах французского и английского королей, а также при дворе императора римского, откликнулись на призыв и, наскоро собрав отряды вооружённых на свой счет людей и оруженосцев, двинулись к пределам владений меченосцев.


Замок Мариенбург в 1410 году


Веселый и шутливый, герцог Артур де Валуа составлял разительный контраст своему собрату по оружию, англичанину графу Рочестеру. Он больше всего любил пиры, общество хорошеньких женщин, лихие сшибки на турнирах и мог целые ночи напролет проводить за стаканом вина, слушая песни миннизингеров[88]