— Этих в петлю! — крикнул он резко, показывая на пленных мужчин. — Этих в воду, до последнего! — Рука обратилась в сторону детей и женщин, — а гнездо сарацин сжечь к утру до основания!
— А теперь, братья во Христе, — крикнул он весело, обращаясь к рыцарям и гостям, — воспоём наш победный гимн, который всегда ведёт нас к победам!
— Воскрес Христос! Воскрес Христос! Он сломил рога дьявола! — запел он пьяным голосом старинную рыцарскую песнь, и все немцы-рыцари, сколько их ни было, дружно её подхватили. Трубы загремели, забили громадные литавры, и своим гулом заглушили отчаянные вопли и пронзительные крики несчастных, которых уводили на казнь.
Топят пленников
Возмущенные французские рыцари наотрез отказались примкнуть к хору и петь во славу подобной победы. Испанцы, хотя тоже возмутились этим варварством, но заставив поклясться одного из рыцарей креста, что пленные сарацины — язычники, примкнули к общему веселью.
Силезские князья вместе со своим предводителем князем Казимиром сидели молча, как бы в воду опущенные. Они ненавидели Витовта и Ягайлу, но не могли не сознавать, что на этом немецком постыдном пиру они, славяне, как союзники этих немцев, играют роль Иуд!
Рыцарь Зонненберг, заметив, что никто из них не осушает чаши и не поёт победного гимна, с чисто немецким нахальством подошёл к князю Казимиру и спросил его:
— Что это значит?
— Пей сам, я больше не могу! — резко отвечал Казимир.
— Смотри, увидит великий магистр, он велит тебе вино влить насильно! — дерзко заметил Зонненберг, — ты с немцами в союзе, пей, когда они пьют, не то заставят.
— Как ты Витовтовичей! — в свою очередь, дерзко отвечал Казимир, делая намек на то, что именно Зонненберг отравил кубки вина обоих сыновей Витовта, бывших заложниками ордена.
— Долга же у тебя память, светлейший герцог! — со злобной усмешкой отозвался Зонненберг, — даже сам изменник Кейстутыч литовский забыл про эту клевету.
— Ну, а я никогда не забуду и тебя не сделаю своим виночерпием! — отвечал герцог.
Зонненберг отошёл. Он не смел больше раздражать союзного владетельного князя, помня приказ великого магистра до поры до времени, щадить самолюбие союзных славянских князей.
Весь вечер, всю ночь до самого утра длилась бесконечная оргия под звуки музыки несколько раз сменявшихся музыкантов: и в это самое время приказ великого магистра с методической точностью исполняли палачи немецкие и послушные нанятые легионеры.
Воины гибли на виселицах, женщин и детей десятками топили в речке, а стены Золотырни валились под ударами тысяч ломов и мотыг[94]. К восходу солнца ни одного из жителей и защитников несчастного города не было в живых, стены его представляли горы обломков кирпича, камней, мусора, а среди них догорали последние остатки деревянных строений, зарево которых освещало работу разрушения!
Почестный пир был кончен, и финал его должен был в сердцах друзей и врагов рыцарства оставить неизгладимые воспоминания! Немцы не ошиблись: память об их зверствах до наших дней живёт в душе каждого славянина, всасывается с молоком матери и не забывается всю жизнь — до смертного часа!
Глава VII. Мост на Висле
Невероятное, неслыханное, невиданное дело свершилось на Висле против Плоцка. С самой зимы пришли сюда, по приказу Витовта, какие-то странного вида люди. Сзади них везли на огромных фурах невиданные инструменты и шли целые тысячи работников в таких же странных костюмах, как и передовые. Их серые кафтаны застёгивались без шнуров, на одни крючки. Пояса их были узкие, белые, словно из полотенец, а за поясами, на спине, были замкнуты широкие острые топоры на коротких кривых ручках. Эти люди говорили на языке хотя и не польском, но довольно понятном, хотя их говор сильно отличался от языка русских, живших и в ханской Руси, и во владениях Витовта. То были новгородские и псковские плотники-мосторубы, которые обязались Витовту навести мост через непокорную и капризную Вислу.
Мысль эта казалась до того несбыточной не только местным жителям, но даже коронным советникам короля Ягайлы, что они считали обещание великого князя литовского переправить к Плоцку всю польскую армию хвастовством. Только двое верили в осуществление этого удивительного плана — сам Ягайло да Витовт. Последний видал псковских плотников за делом и понял, что при помощи деньгами, людьми и материалом для них нет ничего невозможного.
Ягайло, со своей стороны, понимая, что от успешного выполнения этого плана, зависит успех соединения союзных армий, отдал приказ привислянским старостам сгонять на помощь строителям всё не идущее на войну население страны. Тысячи женщин, стариков и подростков были согнаны на берега Вислы к Плоцку.
Прихожие люди прежде всего стали устраивать кузни. Запылали горны, зашумели меха, на сотнях наковален застучали молоты кузнецов-молотобойцев.
Готовили железные полосы, болты, скрепления — и вот чудо из чудес: не прошло и десяти недель после начала работ, как с обоих берегов, сажен на двадцать от берега, в реку врезались широкие, огороженные перилами устои с толстой бревенчатой настилкой, укреплённые на тройном ряду громадных свай. Место было выбрано по возможности самое узкое, но всё-таки между двумя громадными помостами, помещенными на обоих берегах, оставался пролет сажень более ста[95].
Преодолеть это роковое пространство, казалось, не было ни малейшей возможности: глубина реки и быстрота течения не давали возможности забивать сваи.
Поляки и многие иноземные ратные люди, прибывавшие к войскам Ягайлы, с усмешкой глядели на эту работу и доказывали друг другу, что из всей затеи ничего не выйдет. Пространство между двумя устоями наполнять было нечем.
Между тем, войска Ягайлы шли быстрыми переходами к Плоцку, и Витовт направлялся к тому же пункту, а мост всё ещё был не готов. Всех мучило уже не сомнение, а уверенность, что перебросить всю польскую армию с её обозом и тяжестями через Вислу будет невозможно за недостатком перевозочных средств.
Польские старосты привислянских округов начали готовить лодки и паромы, но что могли сделать они в такое короткое время, которое оставалось до предстоящего соединения армии?
Прусские рыцарские шпионы, которыми тогда кишмя кишела не только Литва, но и вся Польша, с радостью докладывали ордену, что дикая затея Витовта перебросить мост через Вислу оказалась несбыточной химерой и что все труды и усилия пропали даром.
Ввиду этого рыцари за три недели до окончания срока перемирия, заключённого с Ягайлой, почти тотчас по взятии Золотырни, быстро повернув вдоль границ, двинулись прямо навстречу войскам Витовта, рассчитывая, что им удастся встретиться с ними раньше, чем Ягайло может с ними соединиться, будучи задержан переправой.
Войска Витовта находились только в двух днях пути от Плоцка, а к нему ещё не являлись псковичи с известием об окончании постройки. Он начинал не на шутку тревожиться, когда ему доложили, что тысячник от псковичей и новгородцев бьёт челом и просит предстать перед его светлыми очами.
— Впустить, — приказал великий князь, и старик почтенного вида, в нарядном кафтане новгородского покроя, предстал перед ним и ударил челом.
— Ну, что старче, как мост? Кончили?
— Кончили-ста, вашей великой княжеской милости, — отвечал с новым поклоном старик, — когда прикажешь, государь настилочку стелить?
— Как настилку? Я тебя не понимаю. Послезавтра со всем войском король подойдёт к реке, какая настилка?
— А так, господин, по приказу твоему, строились мы с опаской, да таясь, чтобы вороги не прознали, да какого лиха не сотворили, долго ли до греха…
— Так что же вы сделали? — нетерпеливо перебил великий князь.
— Ну, так мы барки-то, почитай, под самой Варшавой рубили, только вчера они в плавь пошли, в ночь будут на месте, ворогам-то и невдомёк, а завтра настилочку положим, посылай, государь, сказать великому королю Ягайле Ольгердовичу, пусть идёт обновить мостик, а прикажешь, как он-то с войском пройдёт, так мы в полдня весь мостик-то на барки, да и вплавь по реке. И был мост, и нет его!
Хитрый план старика понравился Витовту. Он радикально изменял всё дело. Становилось ясным, что немцы, видя неуспех постройки, могли попасть в обман и двинуться против литовцев, рассчитывая на задержку польских войск переправою, и должны были ошибиться в расчёте.
Наплавной мост
Он милостиво поблагодарил и одобрил старого начальника работ, приказав настлать мост как можно скорее, и стал торопить свои войска к походу.
К ночи следующего дня он сам с отборной дружиной подскакал к берегам Вислы против Плоцка, и первое, что представилось его взорам, был бесконечной длины мост, вернее род связанных между собой дубовыми брусьями и железными скреплениями барок, поставленных на якорях, с настланным по ним массивным дубовым же накатником.
Псковичи и новгородцы сдержали слово. Неслыханное, невиданное дело было свершено; Витовт переехал Вислу не вброд, не в лодках, а по первому мосту, построенному через эту капризную реку энергией и знанием его союзников псковичей и новгородцев.
Когда шиши донесли ордену о том, что мост внезапно вырос на Висле, было уже поздно: Ягайло со всей армией и со всеми обозами был уже на противоположной стороне и шёл на соединение с Витовтом[96].
Великий магистр страшно разозлился на собственных шпионов за то, что они дозволили провести и обмануть себя литовцам. В порыве гнева он велел повесить с десяток этих шпионов, большей части местных жителей, прельстившихся на немецкие деньги.
— За это нельзя не поблагодарить его: он избавил свет от десятка мерзавцев! — воскликнул Витовт, когда ему донесли об этом поступке немцев. И он был совершенно прав. Измена родине из-за денег достойна одной награды — петли.
Но крутая мера подействовала радикально совсем не в ту сторону, как думал великий магистр. С того дня местные шпионы перестали являться с донесениями в рыцарский лагерь, более того, стали сами ловить и вешать немцев, посланных на разведки, и господа крейцхеры, лишившись местных проводников, должны были идти вперёд только ощупью!