Бельский с удивлением оглянулся. Прямо перед ним с мечом в руках стояла высокая, красивая женщина. Она решительно загородила ему путь дальше, вглубь шатра. Там, на походном ложе, с головой, увязанной чёрной перевязкой, лежал молодой красавец витязь. В ногах его рыдала, в сильнейшем испуге, другая женщина.
— Уйди отсюда! — продолжала гневно красавица, схватив меч обеими руками, — или горе тебе!
— Остановись, я не грабитель, а слуга своего государя, князя Витовта! — ответил по-литовски Бельский.
— Литвин! О, боги! Какое счастье! — быстро заговорила красавица, опуская оружие, — ну что, как бой?! Ужели Литва победила?!
— Король Ягайло и князь Витовт с Божьей помощью, сразили немецкое рыцарство, всё их войско побито или в плену, а маршал и магистр перед престолом Всемогущего.
— Победа! Победа! Слушай, Зингала, победа! Слышишь, победа! — в опьянении радости вскричала красавица, — слышишь, победа и мы свободны!
— Но кто же ты, прекрасная госпожа? — спросил с удивлением Бельский, — по выговору ты литвинка, и в лагере немцев?
— Я княжеская дочь, Освальдовича из-под Пилены, отца и мать замучили немцы треклятые, меня в полон увели. Да благо, выиграл меня в кости вот этот рыцарь. Не здешний он, не из немчин, из-за меня на турнире дрался… Вон как его убрали… От этого обиды не было. Зато вот крыжаков, — глаза её сверкнули, — двух уложила я мечом, что ворвались сюда в палатку, вон — как псы валяются у входа!
— Кто же эта женщина? — спросил Бельский, показывая на другую женщину, переставшую плакать и ухаживающую теперь за раненым.
— Эта? — княжна усмехнулась, — спроси у самой, может, тебе скажет.
Бельский сделал два шага вперёд.
Он с удивлением взглянул на молодую женщину и сразу узнал ее. Это была одна из виленских шляхтянок, выданная замуж за шляхтича, поселившегося близ Золотырни.
Захваченная рыцарским наездом, она только благодаря своей красоте не сделалась жертвою рыцарского меча или петли. Её ждала позорная участь рыцарской наложницы, живого товара, за горсть золота переходящего из рук в руки. Вендана знала её с детства. Она упросила герцога Валуа выкупить её, благо рыцарь, которому она досталась на долю, был стар и беден.
С этого дня у Венданы была подруга, делившая с ней долгие дни одиночества, она не ревновала её к герцогу, да и герцог мало обращал на неё внимания, весь поглощённый страстью к своей красавице Вендане.
Всё шло благополучно в продолжение многих месяцев приготовления к походу. Влияние ли княжны Венданы, страстной литовской патриотки, нескончаемый ли ряд зверств, насилий и попрания правды, сказывавшиеся в каждом деянии священного капитула меченосцев, но герцог к началу теперешнего похода окончательно охладел к делу ордена.
Он, может быть, резко выразился об этом в кругу рыцарей-гостей. Шпионы капитула были всюду. Об этих зловредных и соблазнительных речах донесли капитулу, он решился пресечь зло в корне. Смерть одного человека была дешевой ценой прекращения смуты. Гибель герцога была решена; палачей тайных и явных было достаточно в немецком войске.
Возвращаясь с ночной пирушки, герцог был поражён двумя ударами тайных убийц. Перенесённый в свою ставку, он казался мертвым, и только благодаря нежному уходу мессира Франсуа и двух спасённых им женщин, он был приведён в себя. Немецкий подкупной убийца не выполнил своей задачи. Герцог был ранен опасно, но несмертельно. Это случилось за четыре дня до Грюнвальдского боя, и разумеется, герцог не мог принимать в нём никакого участия.
Он лежал недвижимый в своём походном шатре, когда бежавшие с поля битвы хельминцы кинулись грабить лагерь меченосцев и гостей рыцарских. Мессир Франсуа и несколько французов-кнехтов пытались дать отпор немцам-грабителям, но сила была на их стороне, и французы были оттеснены. Вход в палатку был без защиты. Два мародера кинулись туда, надеясь на богатую добычу, но у постели больного они неожиданно встретили княжну Вендану с мечом в руке.
Жамойтский богатырь
Храбрая литвинка сама первая бросилась на нападающих и поразила насмерть мечом одного из немецких грабителей. Другой бежал в паническом страхе. Это было за несколько минут перед тем, как вошёл Бельский.
Быстро в нескольких словах передала княжна Вендана молодому Бельскому все эти обстоятельства и заклинала всеми святыми пощадить жизнь и свободу своего возлюбленного.
Бельский, сколько мог, успокоил красавицу и, поставив двух стражей у палатки герцога, помчался донести Витовту о случившемся.
Он застал Витовта сидящим рядом с Ягайлой и окружённого знаменитейшими витязями польско-литовского войска. Пленные князья Силезский и Поморский сидели тут же. Несколько в стороне королевские повара спешили с обедом. С самого утра никто и не думал о них. Кубки, наполненные вином и мёдом, были в руках у каждого. Виваты в честь короля и Витовта гремели кругом.
Эта скромная трапеза на поле чести была много раз знаменательнее пресловутого немецкого почётного стола. Там несколько сот пленных из несчастной Золотырни были осуждены рыцарским конвентом на смерть, здесь более сорока тысяч пленных немцев в страхе и ужасе ожидали своей участи. Но Витовт, кроме двух своих личных врагов, не казнил никого. Это был ответ, достойный литовского «сарацина» христианам — немецким рыцарям.
Вдруг в толпе окружавшей государей, произошло движение. Вперед выступили два старика почтенного вида, сопровождавшие молодого красавца. Это были мазовецкие князья Януш и Земовит и сын последнего — князь Александр.
Последние потомки некогда славной польской династии Пястовичей, они долго отстаивали свою независимость против короля на Кракове — Ягайлы. При виде страшной опасности, которой подвергалась вся Польша, они привели свои дружины на помощь Ягайле.
Теперь, когда грозный враг был сокрушён, они в том же великом порыве патриотизма шли к Ягайле, чтобы разом и навсегда прекратить междоусобия.
Подойдя к Ягайле на несколько шагов, все трое преклонили колени. Старейший из них, Януш, князь на Варшаве и Черексе, воскликнул:
— Тебе, Господь Бог в небесах, мстителю неправды, и тебе, великий король Польши Владислав, да будет вечная благодарность и честь за то, что освободили нас от неприятелей меченосцев, которые по вине моего пращура[106] так долго угнетали нас и теперь так сильно были поражены, за что я и все эти потомки хотим вечно благословлять и служить короне твоей!
Ягайло встал со своего места и со слезами на глазах перецеловал своих былых соперников.
Этим торжественным актом навсегда кончилась борьба, между Пястовичами и Ягеллонами. Это было первое великое следствие беспримерной победы.
Глава XVI. Объезд поля битвы
Торжественно и радостно гремели трубы кругом королевской ставки. Со всех концов громадного Грюнвальдского поля к ней сгоняли и приводили тысячи пленных. Окружённый своими славными сподвижниками, Ягайло, ещё не снявший вооружения, молился коленопреклоненный перед походным алтарём. Сам подканцлер королевский, Николай Тромба, сбросив латы и шлем, в торжественном церковном облачении, служил «Те Деум». Хор всех участвовавших в королевской страже витязей, вторил словам молитвы.
Знамёна веяли кругом. Большое королевское знамя торжественно развевалось в воздухе. Частью порванное, местами запачканное кровью, оно с этого дня делалось священной реликвией, как безмолвный, но дивный свидетель величайшей победы, одержанной когда-либо! Никогда ещё в исторические времена в сражениях не участвовала такая масса воинов! Никогда ещё битва не была так кровава и никогда ещё столько пленных не было брошено к ногам победителя!
Кончив молитву и приложившись с набожностью к кресту, Ягайло взглянул вокруг себя: Витовта не было около него.
— А где же мой друг и брат? Где главный герой-победитель? — воскликнул он, — я его не вижу между нас.
— Вот он мчится сюда, я узнал его, — смело доложил князь Александр Мазовецкий.
— В таком случае вперёд к нему навстречу, навстречу храбрейшему из храбрых! Коня мне! — крикнул Ягайло. Но голос почти не повиновался ему. Ему так много пришлось отдавать приказаний среди гула и шума битвы, что он совсем охрип.
Окружённый всем своим блестящим двором, лучшими из витязей, всеми знамёнами победы, развевавшимися кругом, поскакал Ягайло навстречу великому князю Литовскому. Они встретились на вершине громадного холма, с которого Ягайло наблюдал за боем. Оба одновременно сошли с лошадей. Оба были так взволнованы, что не могли промолвить ни слова, только, рыдая, бросились в объятия друг друга!
Этим всё было сказано.
— Тебе, великий король польский и на Кракове, и на Гнезно, послал Господь великую честь этого дня. Хвала Ему и благодарение! — торжественно проговорил, наконец, Витовт и преклонил меч перед королём.
— Честь войны принадлежит тебе, мой дорогой брат и друг. Ты затеял, ты объявил войну, ты вёл войска на бой, ты воодушевлял их. Кому же, как не тебе, после Господа Бога, — Ягайло набожно перекрестился, — обязан я победой? Еще раз приди в мои объятия, мой дорогой брат!
Они обнялись снова, затем сели на коней и в сопровождении обеих свит, польской и литовско-русской, поехали в объезд поля битвы, поля только что оконченного великого суда Божьего.
Витовт, лично бывший всюду во время самого боя, лично водивший в бой свои литовские знамёна, рассказывал королю, показывая на месте разные эпизоды боя. Он не мог обойти молчанием подвиг смолян, грудью сдержавших весь напор рыцарских сил.
— И сколько их было? — быстро спросил Ягайло.
— Три знамени.
— А сколько осталось?
— Ещё не считали, но под одним знаменем все смоляне легли поголовно!
— Все? — мрачно переспросил король.
— Все! — дрогнувшим голосом отозвался Витовт, — зато удержали немцев два часа.
— И спасли нашу честь, — докончил Ягайло. — Мир праху храбрых. Прикажи похоронить их с особой честью, они головами своими купили нам победу!