дядьку, поскольку запуган им этим соучастием в преступлении до полного паралича воли. – Воловцов закончил и, посмотрев на Виталия Викторовича, добавил: – Это первая версия…
– А вторая? – спросил Песков.
– А вторая версия такова… Наш дворник просто представляется придурковатым и тупым. На самом же деле он очень умен и хитер. Вызнав однажды, что старуха Кокошина богата и держит свои сбережения в сундуке, он задумывает убить ее и ограбить. Но убить так, чтобы это показалось окружающим либо несчастным случаем, либо самоубийством, пусть и довольно странным. Постепенно в его голове вырисовывается план. Но ему нужен помощник, который бы исполнял его приказания, был, так сказать, на подхвате, а после содеянного преступления вынес бы все награбленное и до поры припрятал бы у себя. Ведь спрятать награбленное самому Ефимке негде: его каморку в любое время могут обыскать и найти и ценные бумаги, и деньги, и часы. И он идет к своему дальнему родственнику, дядьке Ивану Калмыкову. За водкой и угощением он сообщает Калмыкову свой план, уверяет его, что им все продумано, риску никакого, и рисует перед отставным солдатом, промышляющим случайными заработками, перспективы дальнейшей безбедной жизни. Калмыков, отуманенный водкой, соглашается. В обговоренный день он заявляется во двор дома Кокошиной, проходит через черный ход на кухню, где его с бутылкой керосина уже поджидает Ефимка. Ефимка стучится в квартиру Кокошиной, и та ему открывает. Она удивлена столь поздним визитом Ефимки, но не гонит его. Он входит в прихожую. За ним, как было условлено, входит Калмыков и закрывает входную дверь. Марья Степановна не знает этого человека и удивленно спрашивает:
«В чем дело? Кого ты привел?»
Но Ефимка не дает ей позвать на помощь: он душит ее, и старушка теряет сознание. А может, душит ее Калмыков, это уже не суть важно. Ефимка проходит в покои Кокошиной, заходит за ширму, подходит к постели и вытаскивает из-под нее сундук. В это время Калмыков затаскивает старушку из прихожей в комнату и укладывает возле стола. Затем он обливает ее керосином, кладет столовую лампу и опорожненную бутылку из-под керосина на бок стола, создавая впечатление несчастного случая. Ефимка же тем временем берет ларец или шкатулку и выходит из-за ширмы. Кто из них бросил горящую спичку – не имеет значения, поскольку сделали они это вдвоем и по обоюдному сговору. Когда старушка запылала, они проделывают известную операцию с накладным запорным крючком, создавая видимость запора двери изнутри. Потом выходят из квартиры, захлопнув ее. Шкатулку Ефимка передает Калмыкову и велит ему идти домой. А сам, дождавшись пяти утра – обычного времени, когда он встает и принимается за свои дворницкие работы, – поднимает шум. Более того, когда Наталья-поденщица посылает его в участок, он нарочно идет в другую сторону, к будке городового, дабы выиграть время. Ведь у городового мало прав, и он, возможно, не решится взломать дверь до прихода околоточного. На этом Ефимка выиграет как минимум минут двадцать, а то и полчаса. Но городовой Еременко ломает обе двери и даже выбивает оконное стекло, дабы развеять дым. В это время Ефимка, наверняка не очень спеша, добирается до околоточного участка и вызывает надзирателя Петухова… Вот моя вторая версия, – закончил Иван Федорович и посмотрел на Пескова: – Что скажешь?
– Скажу, что эта версия тоже имеет право на жизнь, – улыбнувшись, ответил Виталий Викторович.
– Есть еще один момент, говорящий в пользу второй версии, – подумав, произнес Воловцов. – Калмыков был довольно неосторожен: заложил серебряные часы, купил себе пальто с барашковым воротником и высокие сапоги и похвалялся процентными бумагами перед проститутками. Это неумно, поэтому не подтверждает версию о том, что он главный в убийстве Кокошиной и во всем этом деле…
– Но как мы узнаем, какая версия правильная? – посмотрел на коллежского советника титулярный советник.
– Во-от, – протянул Иван Федорович. – В этом-то и весь вопрос. Я полагаю, надо начать с дворника. Мы про него уже много знаем, и это для него может явиться неожиданностью, к которой он не готов.
– Согласен, – кивнул Песков.
– Да, и еще, – посмотрел на него Воловцов. – Позволь, допрос Ефимки поведу я?
– Хорошо, – согласился Виталий Викторович, – веди. А присутствовать-то на допросе мне будет позволительно? – пошутил он.
– Будет, – вполне серьезно ответил другу московский следователь по наиважнейшим делам.
Глава 13Как отставной солдат Иван Калмыков и дворник Ефимка друг друга на допросах топили, или Где же кроется истина?
Ефимка очень удивился, когда к нему в каморку пришли с обыском. Даже обиделся. Когда Песков заговорил с ним, буркнул что-то невразумительное в ответ и надулся. Как ребенок, ей-богу. Виталий Викторович посмотрел на Воловцова (Иван Федорович тоже был здесь и искоса наблюдал за дворником) и пожал плечами: ну, дескать, если Ефимка валяет дурака, то так ведет свою роль дворника, ущербного умом, что сам Иван Москвин из МХАТа ему бы позавидовал.
Когда двое полицейских из околотка на Ямской площади простукивали стены и пол, Ефимка непонимающе хлопал глазами: вот же, мол, взрослые люди, при государственном деле, а по стенам стучат и каблуками топают, будто дети малые.
Конечно, в комнатке Ефимки ничего обнаружено не было.
– Простите, а вам не любопытно узнать, что мы у вас искали? – спросил дворника Иван Федорович, когда обыск закончился.
– Небось и сами не знаете, чево, – ответил Ефимка, насупившись.
– Мы искали то, что могло связать вас с недавним преступлением в вашем доме, – произнес Воловцов, наблюдая за Ефимкой. Но тот никак не среагировал на сказанное и продолжал смотреть на происходящее непонимающим взором.
«Либо он перед нами искусно комедию ломает, либо мы – олухи Царя Небесного», – подумалось Воловцову. Ему вдруг показалось, что они с Песковым ищут черную кошку в темной комнате. Причем кошки в этой комнате давно нет, а, скорее всего, никогда и не было…
– Ну, а теперь, Ефим Афанасьевич, давайте с вами побеседуем, – произнес он вслух, полный сомнений касательно дворника. Еще вчера Иван Федорович был почти уверен, что Ефимка не так прост, как хочет казаться, и что, возможно, он-то и есть главный заводчик убийства и ограбления Кокошиной, а Калмыков – просто подручный. Теперь же от вчерашней уверенности не оставалось и десятой доли. Состояние Воловцова было сродни состоянию лодочника, потерявшего весла, которого несло быстрым течением посередь реки, а впереди уже маячили острые пороги. И дабы не разбиться о них вдребезги, без всякой надежды уцелеть, надлежало как можно скорее прибиться к какому-либо берегу. Правому или левому – уже без разницы…
– Присаживайтесь, Ефим Афанасьевич, – дружелюбно сказал Воловцов, указывая на кушетку рядом с собой, и выдавил из себя улыбку. Получилась она у него настолько фальшивой, что Песков, сидевший на единственном имеющемся в каморке Ефимки стуле, помрачнел.
Ефимка опустился на кушетку и посмотрел на Ивана Федоровича. Во взгляде дворника мелькнула настороженность. Или это показалось?
– Ефим Афанасьевич, – решил начать издалека Воловцов. – Нас с Виталием Викторовичем мучает вопрос: как у вас, столь молодого человека, не имеющего жизненного опыта, получается так здорово… ладить с женщинами?
Дворник сморгнул, а потом его лицо стало расплываться в улыбке:
– Они меня лю-убят, – протянул он, глядя прямо в глаза Воловцова. – И я их люблю.
Ну, истинный дурачок! Ладно еще, слюну не пустил.
– Женщины любят мужчин за что-то, – глубокомысленно изрек Иван Федорович. – Ну, с Еленой Шилохвостовой понятно, она многих мужчин любит. Просто за то, что они – мужчины. Природа у нее такая. А вот та барышня, что иногда к вам приходит, она за что вас любит?
Ефимка надолго задумался, а потом изрек:
– Не знаю.
– Кстати, как ее зовут?
– А вам это зачем? – потупил взор дворник.
– Просто любопытно, – ответил Иван Федорович.
– Она не велела никому говорить ее имя. – В глазах дворника мелькнули злорадные искорки. – И я ей это обещал…
«Не может быть, – молнией мелькнуло в мозгу Воловцова, – похоже, он догадался и обрадовался тому, что мы ее не нашли».
Эта мысль взбодрила Ивана Федоровича. «Нет, все же дворник явно ломает перед нами комедию, – подумал он. – Надо как-то иначе повернуть допрос и заставить его раскрыться…»
– А какие деньги она у вас просила? – вдруг жестко и, что называется, в лоб спросил Воловцов. – Не те ли это деньги, что вы с вашим дядькой Иваном Калмыковым украли у Кокошиной, убив ее крайне жестоким и циничным способом?
Ефимка бросил на Ивана Федоровича острый взгляд, мгновенно потушив вспыхнувшую в нем злобу, и вдруг… заплакал. По-детски, надрывно и со всхлипами.
Это было настоящей неожиданностью для следователей. Они переглянулись и стали дожидаться, когда дворник снова заговорит.
– Я давно хотел… Я боялся… – начал сквозь слезы Ефимка. – Он меня заставил…
– Иван Калмыков заставил? – застигнутый врасплох признанием дворника, спросил Иван Федорович.
– Да, он, – всхлипнул Ефимка и поднял глаза на Воловцова. – Это я… Я во всем виноват… Это я рассказал ему про сундук и шкатулку с деньгами…
– Ну, успокойтесь, Ефим Афанасьевич, – стал мягко увещевать Ефимку Иван Федорович. – Успокойтесь и расскажите все по порядку…
Дворник кивнул. С минуту все сидели молча. Ефимка дважды глубоко вздохнул, пытаясь унять накативший плач, и, наконец, снова заговорил:
– Однажды хозяйка пригласила меня к себе. Стала расспрашивать меня об отце, как он умер, как это случилось. Я ей все рассказал. Она погладила меня по голове и сказала «Бедный, бедный». Потом выдвинула из-под кровати сундук и достала из него шкатулку. В шкатулке были деньги и какие-то бумаги. Она дала мне десять рублей и сказала, чтобы я потратил их на себя, купил чего-нибудь вкусного…
– И ты их потратил? – спросил Воловцов.
– Нет, – ответил Ефимка. – Мне давно никто ничего не дарил. Они вот… – С этими словами он достал из кармана коробочку из-под часов и открыл ее. Внутри, на бархатной подкладке лежала сложенная в несколько раз десятирублевая купюра…