Масштабирование информационной картины. В какой-то момент нужно дать слушателю возможность увидеть общую картину происходящих событий. Она как борщ варится. Так, свекла сварилась, морковка пошла. Потом картошечка. Лаврушка и укропчик – в последний момент.
Вот, смотрите, у нас уже 20 минут не было включений из Нью-Йорка, мы поблагодарили за включение того парня, которому покупка кроссовок спасла жизнь, ему нужно отдохнуть. И, честно говоря, включения из Нью-Йорка нам больше пока не нужны. Рухнули обе башни. Пожар тушат. Первые новости-уточнения (условно говоря, спасли из развалин ребенка) появятся только минут через 30. Значит, наступает момент, когда время сказать: «И вновь к событиям сегодняшнего вечера, вернее раннего утра. Потому что, когда у нас было без четверти шесть вечера, в Нью-Йорке было без четверти девять утра. Напомню, в 8:44 первый из трех самолетов, захваченных неизвестными, врезался в одну из башен-небоскребов Всемирного торгового центра в Нью-Йорке. Напомню, второй самолет врезался во вторую башню с интервалом в 40 минут, но за этими событиями в Нью-Йорке мы совершенно упустили из виду, что еще один взрыв, еще один самолет, направленный неизвестным смертником, врезался в здание Пентагона в Вашингтоне. И об этом третьем теракте у нас гораздо меньше информации, но сейчас попробуем восполнить ее недостаток. С нами на связи специальный корреспондент РИА “Новости” в Вашингтоне такая-то. Здравствуйте, что происходит сейчас?» – «Здравствуйте. Я видела это все своими глазами. Я ехала по мосту, когда на безумно низкой высоте пролетел самолет». Корреспондент рассказывает увиденное.
Важно постоянно менять масштаб. Нужно переходить с общего плана на средний, на крупный и т. д.
И ведущему, и режиссеру эфира нужно быть готовыми к тому, что будут срываться звонки. Слишком много народу пытается говорить по сотовому телефону в том месте, где все происходит. Спецслужбы могут отрубить связь. Обычные сети могут быть перегружены.
Если звонок сорвался, вас выручит профайл.
Вот, скажем, во время истории с подлодкой «Курск» был у нас по телефону Александр Руцкой. Он сказал, что на лодке «Курск» служили ребята из Курской области. И что сам он сейчас собирается вылетать в Северодвинск. И тут звонок сорвался. Но у меня был в запасе заготовленный прием: «Мы попробуем восстановить связь в ближайшие минуты. Напомню, что это был Александр Руцкой, который был губернатором Курской области в тот момент, когда подводная лодка была спущена на воду. А пока мы дозваниваемся экс-губернатору Руцкому, я вам расскажу о самой подводной лодке. Итак, субмарина, получившая имя “Курск”, была спущена в таком-то году. Лодка снабжена атомным реактором, он позволяет развить такую-то скорость. На борту находится столько-то человек, из них столько-то офицеров». Вы все это говорите до тех пор, пока режиссер не скажет, что есть Руцкой или другой собеседник, или пока не наступит время новостей. Информационная заготовка-профайл всегда спасительна в такие минуты. Профайл может содержать технические данные, а может быть рассказом о ЧП в хронологической последовательности. Ведь огромное количество людей только что подключилось к приемнику, они еще ничего не знают и хотят быстро понять, что произошло. Иначе просто-напросто они переключатся на другую волну.
8. Прогнозирование дальнейших событий
В принципе, это дело не столько ведущего, сколько человека, отвечающего за работу информационной службы. Но ведущий должен уметь сделать простейший прогноз: «Так, самолеты разбились, здание рухнуло. Когда начнется подсчет трупов? Похороны на какой день?» Мы примерно можем это предсказать.
В день штурма на Дубровке я был дома, но спал с включенным телефоном. В три или полчетвертого утра мне позвонили, сказали: «Давай сюда. Судя по всему, начинается». Мы ждали штурма днем – у нас была такая информация. Но началось, как вы помните, рано утром. Но мы были готовы. И вот этот возможный поворот событий: более ранний штурм, пресс-конференцию в штабе после штурма – нужно тоже планировать заранее.
Нужно уметь планировать похороны. Нужно уметь планировать траур.
Траур еще не объявлен, но де-факто настроение в стране уже траурное. Музыкальное оформление эфира в этот период у циничных московских музыкальных редакторов называется «траур light».
Вся музыка для эфира «траур light» – это инструментальная музыка. Возможно, длинные такие, заунывные рок-баллады. Медленная лирика советских композиторов на стихи Ахмадулиной и Евтушенко. Только они могут звучать. Заранее подготовленная музыка должна быть всегда, заведите на жестком диске компьютера специальную папочку.
Даже если вы гоните энергичную музыку в эфир – дрынц, дрынц, ля-ля-ля, – переходите, грубо говоря, на техно, но на инструментал. Никогда я не забуду, как мне пришлось жестко объяснить одному человеку, тогда работавшему на «Радио России», что передавать во время гибели лодки «Курск» песню «Остров невезения в океане есть» все-таки не совсем правильно. Музыке я дал доиграть, но потом она исчезла вместе с тем самым человеком. После этого и появилась специальная папка.
Музыку можно включать в информационный канал на второй или третий день. Слушатели, в принципе, понимают, что, раз играет музыка нейтральная, значит, журналисты следят за событиями, но свежей информации нет.
Иногда даже в первые сутки ЧП между двумя и пятью утра, когда минимальная аудитория, когда ведущему просто нужно в туалет отойти, кофе попить, информационная бригада измучена, начальники валятся с ног, – тоже можно ставить музыку. Потому что глупо, если нет динамичных событий, низкорейтинговое время заполнять непрерывной, трудозатратной в сборе информацией.
Хотя есть и другой вариант, мы тоже его применяли. Я отправлялся спать, а в студию приезжали какие-то люди, типа политические журналисты, трепаться. По этой схеме работало «Эхо Москвы» во время «Норд-Оста». Нагоняли в студию толпу политологов, и они обсуждали события. Я не уверен, что это хорошо, что обсуждать еще не завершенные события приезжают политологи или политики. Потому что ни у кого из них нет достаточной информации о том, что происходит.
9. Гости в студии: новости уступают место анализу
На второй день в студии начинают появляться специалисты. Потому что только специалисты способны создавать прогностические сценарии, они могут предсказать, какими будут последствия того или иного события.
Применительно к Нью-Йорку у нас были специалисты по высотным зданиям, которые рассказывали, почему произошло обрушение. В первый же день мы поняли, что нам будет нужен пилот. Потому что у нас возник вопрос: какой квалификацией нужно обладать, чтобы развернуть самолет? Как можно точно попасть в здание? Можно ли заставить пилота насильно выполнить какие-то действия? Может ли он что-то предпринять в этой ситуации? И пилот нам выдал очень много подробностей.
Итак, начиная со второго дня событий вы продолжаете выдавать «молнии», если таковые случаются, но делаете ставку на гостей. Если срочная информация приходит во время разговора – прерываете разговор. Но вы, в принципе, должны предвидеть, куда пойдут события, и соответствующих гостей приглашать. В день, когда освободили Дубровку, у меня все было забито гостями по полной программе. У меня были токсикологи, у меня была реанимация, у меня была группа психологической помощи, у меня была группа детской психологии. Потому что там были дети, и, соответственно, возникал вопрос: можно ли им помочь? Чем детская психика отличается от взрослой, как потом они переживают, какой курс у них реабилитации?
Стокгольмский синдром мы начали обсуждать на второй день захвата заложников. Мы нашли людей, которые побывали в заложниках в Чечне. Они нам рассказывали, что это такое. Были специалисты, которые говорили, что такое взрыв в закрытом помещении, потому что уже располагали информацией о минировании.
Но, повторяю, основная нагрузка специалистов приходится не на первый, а на второй-третий день.
10. На какой срок сохранять измененную эфирную сетку
Мы вычислили эмпирическим путем, что интерес к любому событию устойчиво сохраняется на протяжении трех дней. Три дня все хотят слушать только о случившемся происшествии – и ни о чем другом. Поэтому на это время мы выкидываем из эфира большую часть программ, включая нейтральные, типа программ практических советов «что делать, если нет денег, выгнали из квартиры, уволили с работы, а врач сказал, что он архангел Гавриил». Остаются только те программы, которые могут каким-либо парадоксальным образом иметь отношение к теме нашего разговора. Например, программа «Культурный вопрос», как ни странно, была оставлена в эфире, но все три дня ведущий приглашал к себе постановщиков мюзиклов, людей, которые имели отношение к «Норд-Осту», и, естественно, все разговоры шли вокруг этой темы: что за мюзикл «Норд-Ост», как он создавался, кто там пел, первый состав, второй состав – все это было слушателю интересно.
11. Посткризисная реконструкция эфира
Начиная с четвертого дня радио переходит в обычный режим работы. На третий или четвертый день ЧП, как правило, приходятся похороны погибших и траур. В эфире нет развлекательных программ.
На четвертый день появляются программы на тему здоровья и всего, что с ним связано. Если ваша траурная музыкальная папка это позволяет, то веселенькие джинглы программ заменяются на спокойные. На четвертый же день в качестве межпрограммных заставок уместно изготовление специальных программ. Например, когда утонул «Курск», мы дважды в час зачитывали полный список погибших на фоне крика чаек и какой-то музыки. «Такой-то, старший матрос, такой-то, помощник» и т. д. Мы это крутили каждые полчаса, чтение длилось минут пять.
И на четвертый же, максимум на пятый день, но не позднее, вы начинаете людей выводить из этого состояния. Как это ни цинично звучит, но событие полностью пережито и даже изжито, теперь напоминание о нем остается только в выпусках новостей. И, с моей точки зрения, упаси вас боже, чтобы вы в стандартной сетке что-то изменяли, чтобы вернуться в это время к ЧП. Потому что в этот момент вы начинаете только накручивать психически нездоровых людей. А у всех здоровых вы подспудно начинаете вызывать раздражение. Те же самые люди, которые первые три дня не хотели ничего слушать, кроме как про пожар в Останкино или захват заложников, на пятый день не хотят слышать ничего про это. Это нормальная здоровая человеческая реакция, потому что жить прошлым нельзя.
Заключение
Я искренне желаю, чтобы никогда в вашей профессиональной жизни таких происшествий не случалось. Я искренне буду завидовать, если они в вашей жизни случатся. Если вы будете работать в эфире во время чрезвычайного происшествия, то испытаете огромный кайф. Это цинично звучит, но это правда. Потому что будете делать новости «здесь и сейчас». Будете делать новости каждую секунду. В обычное время это редко удается. В обычной жизни вам крайне редко удается что-то сообщить первым. А здесь у вас появится ощущение, что вы живете именно этими событиями, появится даже мысль, что вы ими управляете. Это очень интересное ощущение. Но, честно говоря, выбирая ответ на вопрос: «Хочу ли испытать это еще раз или нет?» – я предпочел бы сказать «нет». По крайней мере, когда случился Беслан, я сидел в тысяче верст от Москвы и понимал, что не сяду в самолет и не полечу на эфир, если только мне специально не позвонят. Может быть, я сделал так потому, что уже решил, что ухожу с радио.
НО ЕСЛИ ВЫ НЕ СОБИРАЕТЕСЬ РАССТАВАТЬСЯ С ПРОФЕССИЕЙ И ЕСЛИ ВЫ ВДРУГ, ПОДНОСЯ ЗА УЖИНОМ РЮМКУ КО РТУ, УСЛЫШИТЕ О ЧП, КОТОРОЕ ДОЛЖНО ЗАТМИТЬ ВСЕ НОВОСТИ НА БЛИЖАЙШИЕ ДНИ, ИМЕЙТЕ В ВИДУ: УВАЖАЮЩИЙ СЕБЯ ВЕДУЩИЙ СТАВИТ НЕВЫПИТУЮ РЮМКУ В СТОРОНУ И ВЫЕЗЖАЕТ В РЕДАКЦИЮ СРАЗУ, НЕ ДОЖИДАЯСЬ ЗВОНКА ОТ НАЧАЛЬСТВА. ОН НАБИРАЕТ ТЕЛЕФОН СВОЕГО ГЛАВНОГО РЕДАКТОРА И ГОВОРИТ: «ДА, Я ВСЕ УЖЕ ЗНАЮ. ЧЕРЕЗ 20 МИНУТ БУДУ».
И несется по лестнице вниз.