А время? Тут где-то один часовой пояс переходит в другой. Поэтому и не ясно… То ли сейчас двадцать три тридцать пятого, то ли полпервого ночи шестого октября. А не хреново так Сашка отпразновал свой профессиональный праздник. Он ведь ещё с утра объявил, что дескать у него сегодня День Уголовного розыска, и он будет отдыхать, как иудей в шаббат. Что кстати и вполне себе совпадает. Ведь вчера была именно суббота. Или ещё сегодня? Тьфу! Будем считать, что уже воскресенье…
— Марин! Не пора уже нам где-нибудь сесть?
— Где? — огрызнулась подруга.
— Я бы тебе ответил в рифму где, но тут на карте я что-то не вижу такого населённого пункта.
— В Караганде что ли?
— Ну, да… Там где-то рядом… Горючка-то есть ещё пока?
— Есть… — сухо отвечает Маринка, продолжая пялиться куда-то в темноту ночи.
— Давай искать уже какой-нибудь аэродром.
— Но Саня же сказал, что нам лучше не соваться на большие аэродромы.
— Так тогда светло было. А сейчас, как у негра…
— Вон что-то светится внизу… Какой-то городок.
— Нам город не нужен. Нам нужен аэродром. Любой. Или хотя бы большое ровное поле.
— У местных фермеров есть одна дурная привычка… — ответила Маринка… — Они не подсвечивают свои поля. И ночью по фигу что там внизу, поле, лес или море.
А меня вдруг пробило на хи-хи… Вот как её сейчас назвать можно? Если вот Питер О,Нил — пилот, то Маринка — пилотка что ли?
Нет. С детства ещё помню один стих. А там чётко сказано:
'А в-четвёртых, наша мама
Отправляется в полёт,
Потому что наша мама
Называется пилот.'
Кстати, хорошие стихи. Там в конце было ещё: «Мамы разные нужны, Мамы всякие важны.»
Вот интересно, а какая из Маринки выйдет мать? Всякая или разная?
И это навело на новые мысли и вспомнилась дурацкая песенка из девяностых:
«Всяко разно — это не заразно…»
— Ты чего хихикаешь? — спросила Маринка.
— Да, так… Песенку одну вспомнил.
— Спой!
— Да ты чего? Из меня певец, как из курицы балерина.
То ли 5-е то ли уже 6-е октября. 1974 год.
США. Хрен знает где…
Александр Тихий.
— Лёха! Ты как относишься к творчеству Любэ? — спросил я брата.
— Нормально…
— Какая Люба? — влезла Маринка.
— Любэ… — пояснил ей Лёшка. — Под Москвой есть городок небольшой…
— Это пока небольшой, будет и большой скоро… — добавил я.
— Так вот. — продолжил брат. — Городок называется — Люберцы.
— Я слышала про такой. — оживилась Маринка. — А почему Любэ?
— Ну… — замялся Лёха.
— Это такое местное прозвище. — помог ему соврать я. — Люберцы это долго и скучно, а Любэ коротко и сочно.
— А вы почему вдруг вспомнили про Люберцы? — неугомонная Маринка была рада поболтать.
— Да, так. Лёш! Помнишь эту их «Границы»: «Ты неси меня река…»?
— Краса?
— Ага. Сможешь мне помочь вторым голосом? Помнишь, как там было?
— Помню, конечно. Крутая команда… Мне вообще они очень хорошо зашли в своё время.
— Кто? Что? Куда зашёл? — любопытная Маринка закидала нас вопросами.
— Не перебивай! — оборвал её Лёшка
— Да, Марин! Чуть-чуть помолчи. Нам надо слегка сосредоточиться… — добавил я.
Обиженная девушка надулась, не понимая в чём дело.
Я попытался вспомнить текст. Это было не сложно. Слова простые и проникновенные, а мелодия спокойная и тоже не сложная.
Собравшись с духом, я затянул первую строчку, А брат дождавшись стал вторым голосом проговаривать там, где надо.
Ты неси меня, река, за крутые берега…
Я сделал паузу, а Лёшка просто проговорил:
Где поля…
Так и пошло дальше. Я пытался петь. А братишка просто в нужных местах проговаривал рефреном нужные слова.
Где поля мои поля…
Где леса…
Где леса мои леса…
Ты неси…
Ты неси меня, река, да в родные мне места.
Где живёт…
Где живет моя…
Моя…
Краса, голубы у нее глаза.
Петь я старался погромче, хотя сама песня на это не была рассчитана. Но шум работающего двигателя всё портил.
А потом мы на два голоса спели припев:
Как ночка темная,
Как речка быстрая,
Как одинокая луна
На небе ждет меня она…
Маринка молча слушала, вглядываясь в тёмное ночное небо. А мы продолжали:
За туманом огонек…
Огонёк…
Как же он еще далек…
Ой, далёк…
Ты мне ветер помоги,
Милой весточку шепни.
Знаю, ждёт…
Знаю, ждет меня краса.
Проглядела в ночь глаза.
Мне показалось или второй припев нам с Лёхой стала помогать петь Маринка. Плохо было слышно. Наверное, показалось.
Жаль, что у нас не получилось спеть второй припев по второму разу. Не хватало баяна. Или что там было у Любэ? Аккордеон? Гармошка? Я не особо разбираюсь в музыке, но как всякий русский человек люблю петь, особенно, когда выпью…
— Какая хорошая песня. — высказала своё мнение Маринка. Я раньше её никогда не слышала. А ты говорил, что петь не умеешь… — ткнула она Лёшку кулачком в бок.
— А я и не умею. — ответил тот. — Это всё Сашка. А я так… Слова просто говорил в нужных местах.
— Здорово. — сказала Маринка… — Саша! Споёшь потом ещё раз?
— Ладно. Гитару найдём и спою. Только не в самолёте. Тут всё не так. Плохо слышно. А эту песню надо петь душевно и тихо… Так будет лучше.
— А ты знаешь ещё какие-нибудь песни… Такие же… Которых я никогда не слышала.
«Вы хочите песен? Их есть у меня.» — сразу пришло на ум. Знаю ли я ещё? Да сколько угодно. К тому же мы сейчас в альтернативном мире, и не факт, что тут такие же певцы споют такие же песни, как и у нас там… Если история хоть немного подвинется, и всё пойдёт не так, то и люди будут другие, и песни тоже.
А песен хороших и правильных я могу ещё много вспомнить. Только вот не все песни из нашего будущего будут понятны людям этого времени.
Я решил, что ещё одну песню можно исполнить для нашей Маринки. Думаю, что и Лёшка будет не против.
— Лёха! Поможешь с припевом?
— А что за песня?
— Ты её тоже знаешь…
Сделав паузу, я снова запел. И снова это была грустная, но правильная песня от группы Любэ…
Позови меня тихо по имени!
Ключевой водой напои меня!
Отзовётся ли сердце безбрежное,
Несказанное, глупое, нежное…
Снова сумерки входят бессонные,
Снова застят мне стёкла оконные.
Там кивает сирень и смородина,
Позови меня, милая Родина!
И снова в припеве к моему голосу прибавился голос брата. Наверняка он тоже смотрел и этот фильм про наших ментов воюющих в Чечне, и много раз слышал эту песню. Вот мы с ним и задали на два голоса:
Позови меня
На закате дня…
Позови меня, грусть-печаль моя,
Позови меня…
А после снова, повторяя эти проникновенные слова. Потом я спел второй куплет. И мы снова с Лёхой на два голоса просим кого-то:
Позови меня на закате дня…
И после небольшой паузы, на месте которой должен был быть красивый проигрыш, я тихо пою:
Позови меня тихо по имени!
Ключевой водой напои меня!
Знаю, сбудется наше свидание,
Я вернусь, я сдержу обещание…
Наступившая внезапно тишина стала для меня и для всех присутствующих очень неожиданной. Правда, перед этим движок пару раз кашлянул, потом ещё пару раз чихнул, и тишина…
Тишина, твою мать! Грёбанная такая тишина на высоте несколько сотен метров над землёй.
— Что с горючкой? Марина! Что там…
— Ничего. Только топлива больше нет, кажется…
Глава 23
Глава двадцать третья.
Вопрос мировоззрения неясен.
Тут дело вкуса: Что? Когда? Кому?
Слепой спросил: «А, правда, мир прекрасен?»
«Ну… Как тебе сказать?..» — ответили ему.
06 октября. 1974 год.
Республика Куба. Гавана.
— Не-ет. Старею… Этот перелёт дался мне слишком тяжело.
— Но, товарищ генерал… Больше двадцати часов в полёте. И не каждый молодой выдержит без последствий.
— Лётчики молодцы! Если бы мог, раздал бы орденов и медалей всему экипажу.
— Это ещё ничего. Вот недавно американские диспетчера перестали работать с советскими пилотами. Но наши и тут нашли выход. По звёздам ориентируюся.
— Прям, как во времена Колумба. Суки драные. Была бы моя воля, то я бы всё сделал, чтобы этот испанец с иудейскими корнями никогда не открывал бы этот континент.
— Историю исправить невозможно, товарищ генерал.
— Зато можно творить её своими собственными руками…
Судоплатову тяжело дался этот перелёт. Годы и пережитые трудности во время длительного заключения всё-таки давали о себе знать, несмотря на то, что он старался поддерживать себя в форме. Хорошо ещё, что самолёт не был загружен под завязку и условия в полёте были вполне комфортабельные.
Он больше переживал за тех людей, которые по тем или иным причинам были вынуждены остаться в СССР. Как бы «Железный Шурик» не отыгрался на них. Хотя вроде бы он ясно дал понять и Крючкову и Ивашутину, что не стоит почём зря обижать его людей. Ивашутил выказал полный нейтралитет и пообещал забрать к себе тех, кто выскажет такое желание. Крючков — слабое звено в цепочке. Его и самого могут пустить под нож. Незаменимых у нас, как известно, давно уже нет. Вроде бы всё прошло удачно. Но всё время, пока летели над территорией СССР, Павел Анатольевич подсознательно ждал того, что их самолёт попросту собьют, не считаясь с тем, что на борту есть и вполне гражданские. Ни в чём не повинные люди. Ну, или хотя бы просто, используя истребители, посадят на каком-нибудь военном аэродроме и арестуют всех до одного. Но обошлось. И вот теперь он уже стоял на твёрдой земле Острова Свободы, вытирая пот со лба носовым платком. Жарило кубинское солнце совсем не по-детски.