Ночью из гостевой спальни, куда он определил девочек, раздались неясные крики. Судья закутался в халат и поднялся на второй этаж. В комнате было жарко натоплено, и в темноте что-то там угадывалось под тонким одеялом, какие-то волнующие воображение округлости.
– Что такое, что случилось?
– Нам страшно, там кто-то ходит.
– Где?
– Там. – Из-под одеяла высунулся маленький мизинчик. – Не уходите, побудьте здесь, пока мы не уснём.
Судья присел на край кровати. И почувствовал лёгкий озноб, несмотря на духоту.
– Вы замёрзли, вы весь дрожите! – прошептали девочки. – Вас надо укрыть, – и набросили сверху одеяло.
А там, под одеялом, всё шевелилось и трепетало. И четыре ручки обхватили судью, как лианы дерево, и потащили куда-то вниз, как в пропасть. И он поддался, уступил и почувствовал, как ручки опускаются ниже, и еще ниже. У него помутилось сознание, потому что никогда, даже в самых смелых мечтах, чтобы две молоденькие девочки… И он упал и провалился в наслаждение, как в бездонный омут…
Утром перед воротами остановилась какая-то машина. Вышли две монахини. Одна долго нажимала кнопку звонка, кажется, не собираясь уходить. Пришлось спуститься…
– Извините, мы ищем наших воспитанниц, которые сбежали из автобуса вчера вечером. Мы очень беспокоимся за их судьбу. Вы их не видели?
Судья молчит, не зная, что ответить. Потому что вспомнил ночь. Лучшую в своей жизни.
– Сироты?
– Да, мы попечительницы приюта. Девочки выскочили из автобуса и пропали. Скорее всего, они пошли в эту сторону, потому что их видели люди. Кто с вами живёт по соседству?
– Дальше домов нет, мой дом последний.
– Разрешите войти, может, они где-то здесь. Вот, смотрите, следы. Вдруг они забрались к вам?
– Ко мне? Ну, да, две девочки… Я вспомнил: они замёрзли, и я дал им приют. Теперь они в доме, наверху, спят.
– Слава богу, – молитвенно сложили на груди руки монашки. – Они ведь такие еще маленькие, их так легко обидеть. Можно нам пройти?
– Да, конечно.
Судья проводил монашек наверх, а сам заметался по дому. Чёрт, чёрт… Как всё нехорошо, потому что совсем плохо. Сиротки… Откуда ему было знать! Тем более это они сами, он ничего не хотел. Но, может, всё еще обойдётся?
Не обошлось. Монашки спустились со второго этажа с гневными лицами.
– Вы!.. Вы!.. Вы! Вы знаете, сколько им лет, грязный соблазнитель! Тринадцать, они еще дети!
– Извините, но я, вернее они…
– Молчите, они всё нам рассказали. Как вы посмели презреть божьи заповеди! Это грех, великий грех! Две невинные девочки, которых соблазнил… Кто вы?
– Я? Судья.
– Что? Вы?! Судья?! Который должен контролировать законы о нравственности, наказывать сладострастцев и насильников! А вы!..
– Послушайте, они замёрзли, я пустил их в дом и согрел в ванне…
– Еще и в ванне… – всплеснула руками и покраснела одна из монашек.
– Ничего там не было. В ванной… Вы неправильно всё понимаете. Они сами, они меня… Я просто не удержался…
– Да, у нас не простые дети, они из трудных семей, у них изломаны судьбы. Но это ничего не значит, потому что по закону…
По закону – да, если по закону… Это судья понимал как никто другой. Две несовершеннолетние девочки в объятиях судьи… Кроме всего прочего, это еще и пища для журналистов, которые обыграют эту тему во всех пикантных подробностях.
– Послушайте, давайте не будем горячиться, ведь девочки могли что-то напутать, вы же знаете – детские фантазии бывают такие необычные.
– Фантазии?.. – покачала головой одна монашка. – Вы плохо знаете наших детей. Мы же говорили, что они у нас непростые. Да, они образованны и развиты, прекрасно разбираются в разных гаджетах…
Что-что?.. Судья похолодел, хотя еще не понял размер катастрофы.
– Наши воспитанницы сняли всё, что вы с ними творили, на телефон. Они показали нам фрагмент, это… это безобразие! Это верх безнравственности! – Монахиня от волнения пошла пятнами. – Вы, надеюсь, не давали им пароль от Интернета?
– Он у меня два дня не работает.
– Тогда вам повезло, что они не успели скинуть видео в Интернет.
– А они что, могли?
– Конечно, дети любят хвастаться своими приключениями и собирать лайки. Это видео даст им много лайков.
Теперь побелел и пошёл пятнами судья.
– Тогда давайте, давайте заберём у них телефоны! Прямо сейчас!
– Как? Они их не отдадут, это частная собственность, которая неприкосновенна. Не можем же мы применять силу! Или вы решитесь истязать бедных деток?
– Я – нет, но, может, уговорить? Ведь если они унесут их с собой…
– Если унесут, обязательно выложат в соцсети, – злорадно согласились монашки. – И вас увидят. Все. Вся страна! И поделом! Сейчас мы поедем в полицию, и девочки расскажут, как всё тут было. И покажут…
– Стойте, не надо в полицию, я готов… Я на всё готов… Это лишь случайность, какой-то злой рок, затмение, чёрт меня попутал…
– Не надо невестам Бога про чёрта! – сердито заметила вторая монашка. – Вы сами чёрт, совративший двух несчастных сирот, за которых некому постоять! Но если бы вы могли помочь приюту, то бог, возможно, простил бы ваши прегрешения…
Итого… За небольшим минусом расходов на оплату актрис, сыгравших роль монашек, и гонорара паре привезённых из Мехико проституток, которые там, у себя на родине, в подпольном борделе изображают маленьких девочек с ангельскими лицами, потому что многие клиенты падки на такой товар. И здесь изобразили в самом лучшем виде. А видео… его они точно записали… Во всех возможных ракурсах! И это видео еще пригодится…
– Мне нужен покойник. Свежий. Лучше, чтобы ребёнок. Дошкольник или первый-второй класс…
– Это должен быть обязательно янки?
– Нет, кто угодно. Пусть поищут по моргам, почитают колонки происшествий, в которых погибли дети, договорятся с родителями. И подберите мне многодетную семью, которая сможет подыграть… Я надеюсь на тебя.
– Ты придумал что-то еще? – весело подмигнул Мигель.
– Придумал…
Дорога полна приключений. О которых ты никогда не думаешь, но которые, возможно, ждут за поворотом. Потому что не зарекайся.
Сэр Джонсон, тот, что из конгресса, ехал на машине с женой. Сам за рулём, потому что был выходной, и водитель отдыхал. В выходные сэр Джонсон играл в рядового гражданина и даже иногда в супермаркет за покупками заезжал, где его многие узнавали и удивлённо и радостно созерцали его с корзинкой. Ну, конечно, Америка – страна равных возможностей и одинаковых потребностей. По выходным.
Сегодня они с женой ездили в кинотеатр, обычный и даже не в центре города. Они смотрели премьеру, а зрители смотрели на них. Хотя это не Россия и сильного ажиотажа не было. Кабы у нас в кинотеатр какой-нибудь министр забрёл или, не дай бог, премьер, тогда конечно, тогда бы всех зрителей вдоль рядов мордой в пол положили, и это событие надолго бы запечатлелось в их памяти. Но всё равно народ узрел своих героев.
На обратном пути сэр Джонсон и его жена обсуждали просмотренный фильм, который, конечно, был не чета тем, прежним, из их молодости, – какое-то сплошное мелькание кадров со спецэффектами. Где те актёры, которые могли две, а то и три минуты держать внимание зрителя одними своими взглядами, без какого-либо действия? Нет тех актёров.
На какой-то второстепенной, пустынной в этот час улице сэр Джонсон притормозил перед переходом, пропуская небольшую толпу припозднившихся пешеходов. И тут в его машину въехал случайный велосипедист, врезавшийся со всего маху в левую дверцу. Удар был достаточно сильным, и сэр Джонсон и его жена вскинулись и повернулись к окнам, чтобы что-то такое по этому поводу сказать. Ну, то есть повернулись в одну и ту же сторону.
А с другой стороны машины кто-то что-то сунул им под днище автомобиля. И быстро ушёл.
Сэр Джонсон опустил стекло, высунулся и глянул на дверцу, на которой не осталось никаких следов удара. Так что повода не было…
– Простите, – повинился велосипедист и быстро укатил.
– Безобразие, ездят тут!.. – тихо ругнулся сэр Джонсон. И поехал…
И тут случилось страшное и непоправимое!
Машину качнуло, потому что колесо на что-то наехало. Вернее, что-то переехало. И тут же раздался страшный, истерический женский визг:
– Сынок! Роберт!
Что такое?
Жена скосила глаза на мужа, тот недоуменно пожал плечами. Потому что ничего случиться не могло. Но женщина на улице голосила и царапала стекло ногтями. А люди на переходе встали перед бампером, сурово глядя на водителя.
– Спроси, что им нужно! – скомандовала жена.
Сэр Джонсон вышел из машины, обошёл ее и увидел…
Мама моя родная, американская… Из-под колеса торчали детские ножки! Которые не шевелились.
– Мой сынок, мой любимый сынок! – голосила, рвала на себе волосы женщина. – Ты убил его, ты убийца! Ты убийца детей!
Вокруг сэра Джонсона встали несколько молчаливых мужчин.
– Но это не я, это невозможно, я стоял, я не мог! – тихим осипшим голосом сказал сэр Джонсон.
Мать потянула ребёнка за ножку и вытянула его… всего. На месте головы мальчика ничего не было, в смысле головы – не было, только какая-то кровавая, с осколками кости, каша. Это было страшное зрелище!
Мать упала на колени и стала обнимать и тискать мёртвое тело, крича и указывая на водителя:
– Он убил его, убил… он убийца, он переехал моего сына!
Мужчины сжали кулаки. Кто-то сказал:
– Проклятые янки, они убивают наших детей!
Сэр Джонсон потянулся к телефону.
– Не надо никуда звонить, – грозно предупредили мужчины. – Пусть вначале сюда приедут копы.
– Но я имею право на один звонок!
– Мы знаем ваши звонки, после которых во всем оказываемся виновны мы!
Кто-то из мужчин, под вой потерявшей сына мамаши, набрал номер.
– Звоню нашему адвокату. Он всё объяснит тебе.
Он передал телефон сэру Джонсону.
Адвокат быстро вошёл в тему.