Рядом с магазином сладостей была аптека. Около нее располагалась общественная баня, за ней — парикмахерская. Дальше — магазин буддийских алтарей. Сбоку размещалась лавка бондаря. Рядом — лавка, где торговали именными табличками. Дальше… «Вот тебе на! — удивился я, дойдя сюда. — Книжного больше нет».
Местный книжный назывался «Дзэнсёдо» — «Зал хороших книг». Я был фанатом журналов «Клуб молодежи»[35] и «Башня муравьев»[36] и даже отправлял им свои рассказы в рубрику «Письма читателей». Когда приближался выпуск нового номера, я по два-три раза в день приходил сюда, надеясь, что напечатали смешную историю, которую я отослал. В «Дзэнсёдо» продавали подержанные экземпляры и книги в мягких обложках от издательства «Татикава»[37], а еще можно было взять литературу напрокат. Я был обычным шестиклассником, зарывался в книги и читал с упоением — рассказ «Честный человек» Куникиды Доппо, роман «Дым» Мориты Сохэй, повесть «Потомок Каина» Арисимы Такэо… Из-за своей увлеченности я забывал об уроках и с большим трудом смог перейти в среднюю школу.
«Дзэнсёдо» уже нет. У владельца магазина был большой нос — на эту его особенность я всегда обращал внимание, когда приносил сюда для продажи старые книги. Я вспоминал это, неподвижно стоя перед зданием бывшего «Дзэнсёдо», где сейчас располагалась вывеска «Популярная музыка Яно». Старик из соседней мастерской табличек отвлекся, прервав отточенные за долгие годы работы движения руки, и бросил на меня взгляд. Я вспомнил его усыпанное бородавками лицо и начал подходить ближе, чтобы поздороваться, но старик, не обращая на меня внимания и задумавшись о чем-то своем, снял очки и прошел во внутреннюю часть дома. Появилось ощущение, будто меня оттолкнули, и я сразу решил зайти в «Популярную музыку Яно». Еще оставалось время до назначенного приема в районной администрации.
В магазине было темновато. После дневного света я мало что видел и оторопел от неожиданного полумрака, но сразу заметил посмертную маску Бетховена и спасательный жилет, которые выделялись на стене яркими белыми пятнами. По мне, они странновато выглядели в магазине, который специализировался на продаже, покупке и обмене раритетных пластинок, но затем мое внимание привлек владелец лавки, который к этому времени появился передо мной. Сначала я не мог его хорошо разглядеть, но постепенно глаза привыкли к освещению, и я с удивлением понял, что лицо мужчины мне знакомо, но не мог вспомнить, где видел этого человека. Он определенно не прежний владелец «Дзэнсёдо», так как у него не очень большой нос, а губы пухлые и крупные. При разговоре он шлепал ими, как золотая рыба, хватающая корм, и я поймал себя на мысли, что этот мужчина напоминает мне актера Токугаву Мусэй. Но все же осталось чувство, что мы встречались в реальности. Возможно, в какой-нибудь общественной бане… На вид ему было за пятьдесят, и уж точно он не выглядел как владелец франтовского магазина модных пластинок. Если подумать, то и сам этот современный магазин неуместно смотрелся в здешнем районе. Очень уж странное сочетание: шел средь бела дня в администрацию через квартал детства и тут погрузился в прослушивание музыкальных пластинок. С ходу подойти к владельцу магазина и спросить о «Дзэнсёдо» или жизни квартала было неловко, поэтому я молча прослушал несколько записей.
Вспомнилось, как однажды за свою смешную историю я получил в подарок от журнала «Клуб молодежи» гармошку с двадцатью четырьмя отверстиями, а уже в средней школе записался на уроки игры на ней в клуб «Лимонад» и на какое-то время сильно увлекся музыкой. Тут я почувствовал жажду и попросил у хозяина магазина воды. «Да, сейчас!» — с этими словами мужчина скрылся во внутренней части магазина, и, пока его не было, я достал из кармана кошелек и украдкой заглянул внутрь. Моментально вернувшись, хозяин магазина поставил стакан передо мной, не забыв перед этим наскоро протереть стол.
Я купил несколько пластинок и собирался было выйти, но на улице пошел дождь. Я подождал, надеясь, что этот грибной дождь скоро закончится, однако погода не улучшалась, напротив, разошлась вовсю. Заметив, что я поглядываю на часы, владелец магазина предложил мне зонт: «Возьмите, если торопитесь». Садясь в городской трамвай по дороге из администрации, я заметил личную печать «Яно», стоявшую на сложенном зонте. «Яно — точно ведь!» — лишь теперь вспомнил я этого человека.
В киотском квартале Есида, где жило много студентов, было заведение западной кухни «Яно Сэйёкэн»[38]. Я понял, что его владелец и одолживший мне зонт мужчина из магазина пластинок — один и тот же человек. Мы виделись раньше, но ведь прошло уже целых десять лет, а потому я не смог сразу его вспомнить. А сейчас в одно мгновение на меня нахлынуло множество воспоминаний. Будучи студентом, отправляясь выпить или за покупками, я не проверял, сколько денег лежит в кошельке, и не раз мне приходилось краснеть, когда не хватало. В такие моменты хозяин «Яно Сэйёкэн» великодушно разрешал принести деньги позже, когда мне будет удобно. Фирменным блюдом ресторана считался свиной эскалоп, но и другие кушанья готовили вкусно. Особенно удавались маринованные овощи, а сельдерей всегда подавали бесплатно. Кроме того, каждый месяц владелец заведения покупал для своих клиентов новую музыкальную пластинку.
— Если задуматься, то весьма удивительно, что у вас так много пластинок с западной музыкой, которую любили студенты, — сказал я мужчине, когда зашел дней через десять, чтобы вернуть зонт.
— А, так это вы! Я сразу подумал, что мы встречались где-то раньше. Вы очень изменились, — ответил мужчина, не из вежливости, а правда меня узнав.
— У меня вообще необычная судьба… — начал он рассказ о своей жизни.
Владелец магазина поведал, что раньше был моряком — еще в детстве его наняли на судно, которое ходило в европейские страны. Он работал и кочегаром, и мойщиком посуды на кухне, и коком, а в сорок лет сошел на берег и открыл в киотском квартале Ёсида ресторан европейской кухни. Однако он слишком полагался на свои кулинарные навыки — совсем не задумывался о прибыли и будто бы удовольствия ради почти задаром кормил студентов вкусной едой из лучших продуктов. О выручке он не заботился — с каждым месяцем убытки росли, и в конце концов ресторан разорился. Когда удалось расплатиться с долгами, у него осталась только огромная коллекция пластинок, которые мужчина, не скупясь, покупал каждый месяц, чтобы ставить для студентов. Вот с ними расставаться было жаль, и при переезде в Осаку мужчина забрал пластинки с собой — впоследствии это и подтолкнуло его открыть музыкальный магазин.
— И знаете, я открыл дело в таком захолустье не потому, что надеялся заработать, а потому, что тут дешевая аренда и сборы. Эх, если уж начинаешь о таком задумываться, значит, плохой из тебя торговец, — неожиданно сыронизировал над собой мужчина. — У меня был и ресторан, и магазин пластинок, и хоть тружусь я не покладая рук, от моей работы никому пользы нет. Может, вернуться на берег тогда, в сорок лет, было ошибкой. Пожалуй, уже и жалею, что повесил эту штуку тут как украшение, — он указал на спасательный жилет, висящий на стене. — Хотя мне еще только пятьдесят три…
Не успел он договорить, как в магазин зашел мальчик со школьным ранцем за спиной.
— Симбо, поздоровайся, — сказал мужчина, но паренек быстро скрылся в глубине дома.
— Он не слишком разговорчив, — извинился мой собеседник, и голос его звучал радостно. Неожиданно он перешел на шепот: — Мальчик скоро в среднюю школу пойдет, но он тихоня, не то что я, поэтому переживаю за его результат на устном экзамене.
— У вас, кажется, двое детей… — начал я.
— Вы помните мою старшую дочь? Ей тогда было столько же лет, сколько сейчас Симбо, сейчас она уже окончила школу и работает в фирме в районе Китахама, — снова заговорил он обычным тоном.
Я собирался уйти, но в очередной раз начался дождь.
— Кажется, я приношу дожди с собой, — проговорил я, смущенно улыбнувшись, и вновь позаимствовал зонт, который пришел вернуть. Я посмеялся про себя тому, как волей судьбы зонт связал меня с этим кварталом, ведь мне придется заглянуть сюда снова, чтобы его вернуть. И если уж говорить о провидении, еще более неожиданным поворотом судьбы было само существование магазина пластинок в квартале моего раннего детства — то, как киотский Есида, где прошла вторая часть моей юности, перенесся сюда и как эти места встретились. Спускаясь под дождем по склону Кутинавы, я вспоминал о тех далеких и таких разных временах моей жизни, которые накладывались друг на друга, как изображения на фотографии с двойной экспозицией.
Примерно через две недели я пришел вернуть зонт, и владелец магазина, увидев меня, сразу рассказал, что его сын Симбо провалил экзамен в среднюю школу.
— Неужели такой огромный конкурс? — удивился я, а затем попытался утешить мужчину: — Ничего, он может еще раз попытаться в следующем году.
Но тот как ни в чем ни бывало заявил, что уже убедил сына отказаться от учения и устроиться доставщиком газет. Я опешил от такого поворота, но мужчина объяснил, что, по его мнению, для дочери полезно было закончить хотя бы женскую школу, ведь девушкам без образования трудно найти хорошего мужа. А вот мальчик — другое дело: если будет трудиться, то даже без учения сможет найти себя в обществе и стать полезным.
— Поэтому я заставил его бросить учебу — все равно это не по его части — и устроиться разносить газеты, чтобы мальчик научился работать. Уверен, если с детства приучать тело к труду, то ребенок вырастет приличным человеком!
По дороге домой, спускаясь в сумерках по каменным ступеням холма Кутинава, я столкнулся с мальчиком, который шел наверх и нес кипу газет под мышкой. Он резко опустил голову, да так и прошел мимо, не поднимая глаз. Я узнал в нем Симбо.