Вокруг пахло старой смертью, нечистотами, потом и свежей кровью, две ходячие еды пытались превратить друг друга в неходячую еду… а меня это так захватывало, что я начал мыслить как гаргуль. Скорее всего, бык победит и сам сожрёт коровку, зубы у него были остры и намного крупнее моих, но если победит она, то, может быть, удастся разделить награду…. Бык тяжёлым ударом сбил корову с ног, её топор отлетел в кучу старых костей, а у победителя взбух красный черен. Видимо, перед убийством он решил изнасиловать жертву. Или после. Или во время. Кто сказал, что романтика умерла?
Активировал Минеральное Укрепление, Рваные Раны и Костяной Таран. Меня в эту битву никто не звал, но я ворвался, боднув чёрного с разбегу. Удар пришёлся в левую часть груди, по рёбрам, и я отчётливо услышал треск. Возможно, правда, что трещал мой собственный экзоскелет, потому что вспышка боли оказалась шокирующей. В голове звенело, из пищевода в пасть толчками поступала моя собственная безвкусная кровь, казалось, что несколько осколков панциря продавились внутрь торса, когда прошла волна отдачи. Нет, нет-нет-нет, Костяной Таран можно использовать только с целой бронёй.
Правда, враг тоже ощутил удар, мы с ним были в примерно равных весовых категориях и мой четырёхгранный рог вмял часть рёбер, порвал шкуру и мышечный каркас груди.
Пытаясь вынырнуть из-за белых пятен в глазах, я набросился на рогача, саданул когтями в череп, едва не оглох от треска, ударил слева, раздирая щёку, дёсны, вырывая часть зубов, оставляя шлейф брызг кровавой пены. Его длинная башка моталась под ударами из стороны в сторону, язык болтался через разодранную щёку, один глаз вытек. Мои силы были на исходе, шкала жизни в нижнем правом углу сокращалась от перегрузки раненного тела, но останавливаться было нельзя, — если не убью его, то он точно отправит меня на респ… Очередной удар звякнул о подставленный бронзовый браслет, когти на правой руке с треском сломались, а потом громадный кулак врезался мне в челюсть, круша внешний ряд зубов.
Я потерял равновесие, упал и выхаркнул ещё немного крови, боль в трещинах парализовала, мозг разрывался от какого-то высокочастотного писка, видимо, порвались барабанные перепонки. Изуродованный бык покачивался, надвигаясь, топор он так и не упустил, и от шкалы здоровья осталось чуть больше четверти. «Леонтий Горгиид, проклятый минотавр, 38 уровень». Моб с именем…
Мы оба были изранены, но он держался на копытах, а меня виртуальное тело уже не слушалось: не пошевелиться, не вздохнуть, шкала выносливости опустела. Что ж, ещё одна смерть, четвёртая по счёту. Ещё один шаг к Лиззи, которая умирала так много раз, что стали заметны странности в работе её психоматрицы. Надеюсь, мумия не отправится меня искать, а полетит на Камру, где и встретимся…
— Леонтий!!! — раздалось громогласное за его спиной.
Минотавр обернулся и в свете догорающего факела мелькнуло лезвие топора. Хруст, с которым оно пробило широкий лоб, оказался поистине громким и влажным, шкала жизни минотавра опустела. Победительница несколько долгих секунд стояла над телом, прежде чем упереться копытом и вырвать оружие. Она устала, дыхание было тяжёлым, ноздри раздувались, а из ран текла кровь. В густеющей темноте «Клитемнестра Назариида, воин (топорщица) 32 уровня, минотавр (НИП)» смотрела на меня, и то, что она видела, её явно не радовало. Пальцы очень крепко сжимали оружие, и, пока факел совсем не погас, она сделала шаг.
— Кхм, — прохрипел я, — прежде чем ты отплатишь мне за помощь чёрной неблагодарностью, скажи… будешь его есть?
Глава 2. Трещины
Она отшатнулась и наступила темнота, в которой у меня было преимущество. Шкала выносливости немного восстановилась и внутренний гаргуль жаждал наброситься на сочную молодую говядку, чья кровь пахла вкуснее любых… Видимо, из-за общей слабости я поддавался влиянию паттернов поведения моба.
— Успокойся, разожги огонь, если сможешь. Я неопасен, и вообще живу принципами человеколюбия.
— А я не человек, — ответила она в темноту, продолжая крепко сжимать топор.
— Вот и хорошо, потому что моё человеколюбие носить гастрономический характер… Сейчас я стану шуршать, но ты не пугайся.
— Не буду, — заверила она, пока у самой чутко подрагивали уши, а колени согнулись для рывка.
Пришлось повозиться со старыми костями, обрывками накидки и прогоревшим факелом. Получился скромный огонёк, но его хватило, чтобы немного растопить лёд недоверия. Я отошёл, а она прыснула на пламя чем-то горючим из бурдючка и света стало больше.
— Вот видишь? Доверие и взаимопонимание…
— Почему ты говоришь? — Сразу же перешла в наступление.
— Съел лингвиста, и обнаружил в себе его таланты.
Она опустила голову, словно угрожая рогами.
— Неудачная шутка. Послушай, если я не поем, то скоро умру, а раз ты не хочешь присоединиться к ужину, то, может быть, начну один?
Её ноздри раздувались, широкая грудь вздымалась, я подозревал, что шанс отправиться в белёсый дым ещё не совсем пропал.
— Говорящее чудовище. Это шутка богов?
— Я гаргуль, прости, но, может, отложим беседы на потом?
Не дождавшись ответа, я сместился к трупу, ещё горячему, свежему, кровоточившему из множества ран, присел на корточки. Сколько мяса, сколько превосходных крепких костей!
Вгрызся в левую ногу. Шкура была толстой, а у меня хорошо работала только половина челюсти, но я разодрал мохнатую оболочку и впился в мясо. Оно оказалось тугим, враг сопротивлялся даже после смерти, но вкус крови и треск волокон захватили меня полностью. Пожелай Клитемнестра, она смогла бы спокойно подойти и перерубить мне хребет, а я не заметил бы. Но вместо этого женщина-минотавр сидела рядом с костерком и понемногу обрабатывала раны, благо у в сумке нашлась чистая ткань и какая-то пахучая мазь. При этом она всё время следила за мной, топор из рук не выпускала.
Утолив первый голод и добравшись до бедренной кости, я понял, что просто так её не достану. Раньше вырвал бы, разорвал тугие мышцы, но в ту минуту оказался слишком слаб. На глаза попался топор мертвеца.
— Можно я воспользуюсь? Так-то он мне совершенно не нужен, отдам, обещаю…
— Делай с лабрисом, что хочешь, незнакомец, но знай, что он проклят. Я скорее соглашусь на смерть, чем прикоснусь к этому оружию.
— Понял тебя. Моё имя Антон, кстати.
— Клитемнестра, — после небольшой заминки представилась она.
— Понимания и процветания, Клитемнестра, будем знакомы.
Подумав немного, я, всё же, взял оружие в руки. Оно оказалось не тусклой дешёвкой, которую можно найти в простой могиле. У этого образца было длинное прямое топорище и массивное двустороннее лезвие: чёрное дерево и чёрный металл; в топорище поблёскивало по три крупных красных камня с обеих сторон, а металлическую часть украшал чеканный рельеф бычьей головы с красными глазами.
Стоило сосредоточиться, как над оружием всплыл красный дескриптор: «Проклятый Лабрис Миносита». О, как хорошо, что не вопросительные знаки. Были ещё цифры, урон, прочность, тип, но всё это мне ни о чём не говорило. Зато внизу дескриптора курсивом бежала надпись:
«Нежеланный плод противоестественной страсти, он не знал любви и страдал под пятой жестокого отчима; смерть избавила его от безумия…».
Оружие плохо лежало в лапах, но отрубить ногу я смог. Всё лучше, чем грызть плоть рядом с наполовину возбуждёнными гениталиями. Оставив топор, я взял ногу и продолжил есть. Толстая бедренная кость постепенно обнажалась, Клитемнестра наблюдала и поддерживала огонь. Наконец, приладившись, я смог отгрызть верхнюю часть кости и с увлечением разжёвывал её. Вскоре от ноги осталось лишь копыто, я чувствовал, как быстро восстанавливалась броня, и сила струилась по жилам. Наконец-то.
— М-м-м, надеюсь, мои действия не оскорбляют тебя? Зрелище не очень приятное.
— Леонтий пожирал здесь всех, кого убивал в окрестностях деревни Келавия. Эта пещера видела сцены и пострашнее.
— А ты, добрая Клитемнестра, видела?
— Я знала, куда шла, и была готова.
— Позволь заметить, что ты сражалась великолепно. Победить такое чудовище…
— Не называй его так, незнакомец! — угрожающе потребовала она. — Леонтий был славным воином, он взялся за проклятое оружие в час нужды, чтобы защитить других. Лабрис поглотил его.
— Ах, то есть он павший герой.
— Именно! Герой! — горячо воскликнула она. — Несчастный Леонтий пал жертвой проклятия, превратился в дикого зверя. Он страдал! Нет судьбы хуже! Мы так долго ждали кого-то, кто избавил бы его от этого, но Грезящих не было, и я попросила старейшин возложить миссию на меня. Я была счастлива, хотя понимала, что могу не вернуться к родителям.
Она вздохнула и опустила рогатую голову. А я задумался, как такое могло произойти?
«Новый Мир» существовал, чтобы отвлекать людей от проблем настоящей жизни, это они, Грезящие, должны были приходить, брать квесты и совершать фальшивые подвиги ради славы, признания, других наград. Но Клитемнестра не дождалась и отправилась выполнять квест сама. Она действительно являлась неигровым персонажем? Тогда зачем? Если бы она выполнила квест, то сделала бы его бессмысленным, ведь «Новый Мир» вертелся вокруг игроков.
Это отвечало на один из интересовавших меня вопросов: имитировали ли НИПы жизнь, когда игроки на них не смотрели? Оказалось, что да, имитировали. Представить не могу, какие вычислительные мощности для этого требовались, но НИПы «жили» сами по себе. А что до квеста, без моей помощи Клитемнестра погибла бы, и жители деревни Келавия продолжали бы ждать какого-нибудь Грезящего. Остаётся вопрос: зачем тогда вообще НИП решил сделать всё сам? Это глитч, или у неё просто есть паттерны чувства долга?
— Ты сделала доброе дело, Клитемнестра, избавила его от проклятия. Теперь ты героиня.
— Да, наверное, — согласилась она без воодушевления, подняла на меня большие глубокие глаза. — Но мне так и неясно, кто ты такой?
— М-м-м, как бы это объяснить? — НИПы игнорировали любой намёк на свою истинную природу, так что нужно было подбирать слова. — По странному совпадению, я тоже проклятый.