— Что?! — от удивления, она привстала.
— Да. Раньше был человеком, но один суб… мерзавец… заколдовал меня. Превратил вот в это чудовище и вышвырнул в открытый мир, чтобы я бродил здесь и погибал от рук героев. Он думал, что я останусь бессловесной тварью, одержимым зверем вроде Леонтия, но я пересилил его… магию. Научился говорить, возобладал над зверем и не делал никому зла. Теперь ищу способ обернуть всё вспять, снова стать человеком и освободиться.
Слушая эту нехитрую историю, она всё ближе подсаживалась ко мне, на лице крупными буквами было написано сострадание. Наконец ладонь легла на плечевую пластину.
— Какая у тебя тяжёлая судьба. Могу ли я помочь?
— Не знаю. Невхия сказала, что нужно стать императором, но я мог неправильно её понять, нужно больше информации.
— Невхия… ты был на вершине Инхариона?!
— Да, как раз, когда он взорвался. Я долго падал и едва не погиб, броня спасла мне жизнь, но вся растрескалась. Поэтому я был так слаб.
— Невероятно, — от удивления она замерла с приоткрытым ртом, а потом быстро прикрыла левую грудь топором. Значит, меня перевели из разряда говорящих зверей в разряд мужчин, что ж, это определённо был прогресс.
Глядя на Клитемнестру, я поймал себя на мысли, что этот гуманоид вызывал довольно определённые чувства. У меня никогда не было кинков, но в ту минуту ощутил влечение к представителю другого вида, совпадающему не со всеми стандартами человеческой красоты.
Клитемнестра была скроена как воин, мощное тело минотаврицы покрывала короткая шёрстка, огромная грудь, как раз под стать широким выносливым плечам. Реальные человеческие женщины редко развивались в эту сторону, разве что поклонницы плавания, но мне всегда нравились широкоплечие, потому что у них при наличии тонкой талии очень чётко обрисовывались «песочные часы», — самый привлекательный тип фигуры. К тому же, изредка нежная мягкая податливость надоедала, и хотелось овладеть чем-то сильным, опасным, чем-то оказывающим сопротивление, — речь не о насилии, а о грубом животном сексе, дающем кроме наслаждения ещё и немного боли. Поскольку я не был девиантом и не рассматривал других мужчин в качестве партнёров, оставались только «плавчихи».
— Неужели ничего больше нельзя сделать? — спросила Клитемнестра, продолжая держать руку на моём плече.
— Не знаю… Древние много думали о таких вещах. Говорят, проклятье беспробудного сна мог снять поцелуй истинной любви.
Она вздрогнула, ноздри раздулись, взгляд ушёл в сторону.
— Но это не про меня. Я ведь не сплю, меня никто в целом свете не сможет полюбить, да и губ у меня нет.
— Тогда что же? — тихо произнесла она.
— В книгах Древних написано, что, если кого-то прокляли, превратив в чудовище, можно снять проклятье, проведя рядом с ним ночь.
Она вжала голову в плечи, но потом опустила топор на землю. Я осторожно коснулся груди, в моей лапе она не казалась такой уж большой; уши Клитемнестры трепетали, к лицу прилила кровь, оба соска были горячими и быстро твердели.
— Знаешь, — сказал я, убирая руку, — твоя отвага не имеет границ, но я не верю, что этот способ подействует. Невхия сказала бы, уверен, ей не терпелось… помочь мне. Поэтому…
— Но попробовать можно? — Она посмотрела на меня, с трудом преодолевая застенчивость.
— Клитемнестра, я ведь очень страшен, разве нет?
— Да, ужасный уродец.
— Обожаю прямоту и честность.
— Но… есть в тебе… не знаю. Такое чувство, будто под уродливой скорлупой спрятано что-то красивое. Я хочу увидеть это. Почувствовать.
Природная харизма, принесённая из реального мира и оформившаяся в виде Характеристики, вот, что это было. Разница в уровнях между нами оказалась не очень большой, она была настроено дружелюбно, и мои плюс двадцать оказывали на минотаврицу эффект.
— Не в моих силах отказать. — Рука скользнула под короткий подол, легла на сильную твёрдую ягодицу, в этот раз я держал за зад воина. — Остаток ночи ты будешь метаться между отвращением и наслаждением.
Она оказалась крикуньей. Клитемнестра не обладала искусностью или разнузданностью Мэдлин, зато она искренне тонула в каждом нехитром удовольствии и позволяла мне всё, чего я желал. До того момента, когда ей самой захотелось делать всё, чего желала она, даже несмотря на то, что у минотаврицы не было опыта. Секс превратился в борьбу, одинаково чувственную и весёлую, но окончилось всё предсказуемо. Я сгрёб и подмял Клитемнестру под себя, лишил всякой свободы, и любил, зарывшись лицом в растрёпанную шёрстку на загривке. Она пахла так вкусно, что приходилось постоянно следить за собственными челюстями.
К рассвету мы устали, но проспал я от силы час. Когда очнулся, Клитемнестра была снаружи, плескалась в озерце. Осмотревшись, заметил второе изменение, — из носа Леонтия исчезло золотое кольцо; топор и наручи были при нём, а в остальном минотавр не изменился, он не исчез и не превратился в нейтральное тело.
Выйдя из пещеры, я пошёл к воде и, невзирая на вопли внутреннего гаргуля, окунулся. Неглубоко — это тело плавало ещё хуже, чем предыдущее, а из приятных ощущений была только лёгкая прохлада. Клитемнестра плескалась рядом, будто не замечая меня, слова нам не требовались. Через некоторое время я достал из инвентаря гусеницу мпоко.
— Будешь?
Она нерешительно протянула руку.
— Смелее, у меня есть ещё. Они вкусные, правда?
— Вкусные? — спросила Клитемнестра, не донеся гусеницу до рта.
— Да, жаль, что быстро заканчиваются.
Она приподняла уши и посмотрела на меня как на последнего субстанца во вселенной.
— Ты что, их ешь?
— Ну да, — ответил я, чувствуя подвох.
— Кто же так делает? Мпоко нужно класть в рот и ждать, пока они закончат работу, а потом убирать в баночку с мятным сиропом до следующего раза. Тебя что, не учили чистить зубы?
— Нет. Я, в основном, учился осквернять могилы. Но теперь, благодаря тебе, знаю больше.
— Значит, опять квиты, — сказала Клитемнестра, стыдливо потупив взгляд, — я тоже знаю больше благодаря тебе.
Приблизился, обнял её за плечи, коснулся груди.
— Мне пора, — сказала минотаврица, убирая мою руку. — Я взяла назальное кольцо Леонтия, чтобы доказать дома, что его мучения закончились. На этом всё.
Клитемнестра вышла на берег. Я следил за её крепким задом, за тем, как с хвоста капала вода, и как под кожей ходили мышцы. Невольно задумался, а не позвать ли её с собой? У меня была ведьма-кастер, мумия… не знаю, какой роли соответствовала Лиззи; сам я мог бить, но лучше всего держал удар, и нам не помешал бы кто-то, кто мог сосредоточиться на уроне. Однако же мысли быстро пришли к закономерному выводу, — это решение не могло быть принято мной одним. Сейчас я сильно зависел от Мэдлин, её опыт был ценнее всего остального, и её мнение в таких вопросах оставалось решающим. К тому же, моё спонтанное желание подкреплялось возбуждением, а важные решения половым членом не принимаются.
— Я тебя не забуду, Противостоящий, — пообещала Клитемнестра, выжав и перевязав копну волос.
— Это точно, моя морда будет являться тебе во снах! — рассмеялся я.
— Не только морда, — улыбнулась она и пошла в сторону леса.
Возвращался к месту приземления усталым, но довольным. В моём инвентаре появилось новое оружие, которым я не умел пользоваться, пара бронзовых браслетов, а также тридцать килограммов минотаврятины. Если бы мог, унёс бы всю тушу, но инвентарь был не безграничен, а мясо в нём, пусть медленно, однако, портилось. Тухлое мясо было по вкусу моей оболочке, а вот кость и, я подозревал, молоко следовало искать свежие. Вариант с мелом пока что не отпал.
«Драконья мушка» стояла на прежнем месте, бортовой люк-трап был опущен, но там, где лежала Лиззи, остался только участок примятой травы. Я спрятал глаза от солнца и принюхался, ища след мумии — вековечная пыль, бальзамическая жидкость, горячий песок. Запах был везде, мешался с ароматами травы, цветов, холодного снега с вершины горы, плодородной почвы, и мелких зверей, которые жили в норах. А самой Лиззи нигде не было.
Я заглянул внутрь кабины и между посадочными опорами, поискал какую-нибудь записку, но ничего не нашёл, некоторое время бродил вокруг, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть. Солнце было слишком ярким.
— Я украла саблезубую белку! — радостно прозвучало за спиной.
От неожиданности я развернулся с когтями наготове, но это оказалась Лиззи. Она вся была обвязана верёвками из переплетённых трав и цветов, благоухала как сам луг, прекрасно маскируясь. В руках мумии извивалось какое-то мелкое и безумно свирепое существо, бинты были порваны, сухая плоть — тоже, тварь чирикала.
— Я украла саблезубую белку в лесу!
— Что? У кого?
— В лесу! — повторила она также радостно.
— Ты ходишь.
— И даже бегаю, Антон! Неспешно.
— Отлично. Выбрось эту гадость и беги за мной, пора лететь к Мэдлин.
— Пора! Выглядишь лучше! Нашёл, что искал?
— И даже больше.
После Дома Невхии у меня под иконкой «Журнал» добавилось два раздела: «Отряд» и «Карта». Лиззи сказала, что первый отображал численность и состояние пати, эти показания можно было вывести на собственный обзор и следить за здоровьем, выносливостью и маной сопартийцев прямо в бою; второй был, собственно, картой Галефрата, которая открывалась в виде отдельного интерфейса.
Она выглядела как лежащий на фоне древесины лист старинного пожелтевшего материала, — бумаги или пергамента, — и имела сбоку четыре художественно украшенных иконки-закладки: «Верхний мир»; «Срединный мир»; «Нижний мир»; «Глубинный мир». Две из четырёх игровых карт были совершенно мутными, зато две другие имели несколько чётких пятен, — путь моих метаний по Великому Погосту и длительные перелёты из региона в регион. На карте лежали маленькие драгоценные камешки, обозначавшие населённые пункты и важные места, при взгляде на них проявлялись топонимы: Улим, Великая Усыпальница Азарика, Камру, Полис — его символ был массивен и богато украшен, походил на фасад храма Древних с белыми колоннами и треугольным барельефом наверху. Был на карте, и я сам — маленькая золотая точка, медленно ползшая среди замутнённых просторов.