— Правда, что моб вёл топтер?
Молчание.
— В таком случае, — он опять достал кандалы, — пора узаконить наши отношения на ближайшие пять суток. Не делай глупостей.
Мэдлин изящным и небрежным движением скинула шляпу на землю, вытащила из пучка спицу, и волосы освободились. Они стали ей вторым, красным плащом, очень длинные и объёмные. Вместе с тем облик ведьмы странно переменился, будто на обычную внешность наложили призрачный чехол, и вот он-то оказался жутким, словно красавица и уродина стояли на одном и том же месте, у первой на плече сидел ворон, у второй, — что-то вроде большого чёрного стервятника. Сам призрачный облик являлся тощей каргой с длинным словно клюв носом и кривыми клыками, торчавшими из-за тонких губ; глаза её горели ехидством и ненавистью.
— Ты ведь понимаешь, что обречена?
— Понимаю, законник, — ответила Мэдлин спокойно, — однако, я потеряю их уважение, если даже не попробую.
— Мы никогда не перестанем тебя любить! — закричала Лиззи. — То есть, уважать!
К слову о боли, — пожалуй, только выработанная привычка позволяла мне держаться, — спасибо, мама, — и я видел, как бинты Лиззи опутывали меня всё это время.
— Я стану твоей второй половинкой, — шепнула мумия, — готов?
Бинты подтянули её к моим искалеченным ногам и крепко затянулись, тонкие руки напряглись, поднимая свою часть веса. Я решил, что это очень хороший шанс чтобы соблюсти жизненное кредо — сопротивляться до последнего.
— Лиззи, спасибо тебе.
— Антон, обычно я за свободу творчества и максимальную наготу, но сейчас я за членовредительство и месть! Сделаем ему больно!
Это было невозможно, ведь игроки отключали болевые импульсы, но, тем не менее, я, по крайней мере, должен был отвлечь магуса. Мы представляли гротескное зрелище в тот момент, но это ничего не значило, — Ахимас Вельт уже положил руку на эфес меча.
Мы ринулись вперёд, и Лиззи каким-то образом смогла поддерживать нужную прыть все те пару необходимых секунд; противник обернулся за секунду до того, как я сомкнул челюсти на его левом бедре. Между нами была разница в сорок три уровня, соответственно, я получил надбавку к силе атаки в двадцать три процента благодаря «Свирепому Карлику», плюс баффа. И когда под натиском зубов гаргуля хрустнула бедренная кость, сверху раздался вскрик, настоящее свидетельство боли. Вельт играл без поддавков.
Последним, что я увидел, были безумные от ярости глаза и вспышка молний.
Глава 18. Всадник бури
Голод, обоняние, осязание, слух.
Я не спешил открывать глаза, прислушиваясь к сосущему чувству где-то вверху желудка; ещё терпимо, пока что не больно. Хотя во всём остальном теле она, боль, пульсировала равномерно и постоянно. Ушных впадин достигало гудение, голоса, стук механизмов; слегка ощущалась вибрация, а в ноздри лезли запахи мазута и гари. Было жарко.
Открыв наконец глаза, я опять плотно закрыл их из-за яркого солнца, но успел рассмотреть толстые прутья клетки.
— Мэдлин, — раздался рядом голос Лиззи, — он очнулся.
Сделав ещё три попытки, смог, наконец, осмотреться получше. Всё вокруг заливал ослепительный свет, в котором угадывались очертания парусов, палубы, фальшбортов. Мы были на небесном корабле.
— Антон, возьми-ка, — прозвучало рядом.
Я не сразу понял, только распознал тихое шуршание ткани. Мэдлин предлагала мне свой плащ. Аккуратно втянув его, накинул на голову и с облегчением вздохнул.
От шкалы жизни остались крохи, пульсировали пиктограммы дебаффов: голода, жажды, ожогов, нервного шока, сотрясения и много чего другого. Как я ещё не отправился на респ?
— Где мы?
— Летим в субрегион Гриммо, к ближайшему городу с вратами. Оттуда переправимся прямо в Нагатор. На территории Сапфира нет ни поселений, ни порталов.
— А что потом?
— Не знаю, Антон. Только одно известно точно: мы пробудем в плену не больше пяти суток, таково фундаментальное правило игры. Условность разумеется, но без неё игроки могли бы лишать друг друга свободы на неограниченное время, а это не пошло бы «Новому Миру» в пользу… Что?
Её смутил смешок, вырвавшийся у меня.
— Да я осознал, что мы с Лиззи теперь являемся не просто узниками этой цифровой тюрьмы, а узниками в квадрате. Уму непостижимо, это какая-то вселенская метаирония.
Сглотнул густую слюну, страшно хотелось есть, а экзоскелет был горяч.
— Созываю походной совет. Перекличка. Лиззи?
— Здесь! — весело отозвалась художница.
— Мэдлин Пентеграм?
— Присутствует. К чему официоз?
— Чтобы упорядочить мысли и сэкономить время. На повестке дня три вопроса: что произошло, как это произошло, и что делать дальше?
— С первым всё просто, — ответила ведьма, — мы столкнулись с довольно опасным и сильным противником, который устроил на нас засаду. Проиграли.
— Как это произошло?
— Нас предали, — сказала Лиззи, — этот субстанц знал, где мы будем, заранее прибыл туда и вот.
— Значит, надо узнать, кто нас предал, прежде чем сможем двигаться дальше.
— Ты отдыхал, а мы-то уже знаем, — хмыкнула мумия, — вот он, идёт, зла на него не хватает.
В ноздри ударила смесь запахов застарелого пота, древних папирусов, керамики, книжной пыли. Послышались шаги, и в том небольшом участке мира, который я наблюдал из-под плаща, появилась пара массивных башмаков, цокавших металлическими набойками.
— Не может быть. Я видел, как тебя сожрали.
— Э, э, э! Нет, — ехидно ответил Ангус Гринботтом, — ты видел, как сожрали труп моего двойника, который я ловко достал из сумки и бросил пауку, а сам спрятался, чтобы инсценировать смерть и избавиться от вас, наглых эксплуататоров.
Я не сразу нашёлся.
— Ты носил в сумке труп… на случай если понадобится инсценировка смерти?
— Разумеется! — возмутился гоблин. — Очень на меня похожего, одетого в такую же одежду! У меня всегда есть парочка на особый случай.
— Парочка?! Энтропия…
— Да! А что в этом такого? Не понимаю, как вы, олухи, вообще выживаете без такой необходимой вещи как мёртвый двойник в наше неспокойное время?!
— Так, ладно, хватит! — воскликнул я. — Хорошо, примем это как данность, ты таскаешь в своих волшебных сумках два трупа.
— Кто сказал, что два? Трупов я таскаю больше, но только два из них — подготовленные двойники.
— Зачем… не хочу знать. Итак, Гринботтом, ты инсценировал свою смерть и сдал нас Ордену Виселицы.
— Ага, — довольно ответил археолог, — пришлось очень постараться, магус еле успел вас опередить на пути к третьей канопе, даже корабль свой не стал брать, потому что тот был далеко. Но, всё же, получилось.
— Задумал это в Щедрых Холмах?
— Да, когда слушал новостной выпуск, точно. Пока вы отражали нападение сборщиков оброка, я слал зёрна ветра этому желтоглазому демону, ответил он не сразу, а когда ответил, я понял, что пора покинуть вашу шайку неблагодарных эксплуататоров и гениально обставил свою гибель. Кстати, очень вами недоволен!
— Почему это?
— Вы даже не оплакали случившуюся трагедию! — взвизгнул гоблин. — Погиб светоч археологии, незаменимый я, сердце, красота и совесть нашей группы, а вы просто как будто забыли об этом и бросились куда-то по своим тупым делам! Я был оскорблён в лучших чувствах!
— Субстанц! — гаркнула Лиззи. — Предатель!
— А вот и нет! Вовремя предать — значит, предвидеть! Меня не ценили, эксплуатировали, и постоянно третировали! Это было невыносимо!
— Я засуну эту руку тебе поглубже, а потом так дёрну, что наизнанку вывернешься, Гнус!
— Для начала закончи приращивать ноги, жертва бальзамировщика, а потом уж и поговорим! — ехидно усмехнулся Гринботтом. — Или нет! Эх, знали бы вы, неудачники, сколько Драгоценных Орден Виселицы перевёл на мой счёт в Банке Сов! О-хо-хо! Эти ребята мрачные как грудной краб на последней стадии, но слово они держат железно! Цепляются за свои тупые законы, а мне что, мне это только на пользу! Обожаю ограниченных законопослушных…
— Что ты тут распинаешься?
Гоблин взвизгнул от звуков этого голоса. На палубе появился Ахимас Вельт.
— Да вот, владыка, веду душеспасительные беседы с этими мерзкими преступниками! Но кажется, спасать здесь нечего, все — отъявленные мерзавцы! Я говорил вам, что был против их наглых манёвров? Ой, как я умолял прекратить безобразия! А они мне только и твердили: «Сейчас превратим всю долину в ледяную пустошь, вот смеху-то будет! Представляешь, какая разруха и беззаконие воцарятся, Ангус?»
— Ах ты маленький лживый кусок гоблинских фекалий!
— Вот видите, владыка, и так постоянно! Нежить только и делает, что обзывается…
— Уже слышал. Повторишь свои показания на процессе.
Гоблин подавился, закашлялся.
— На… кхек… процессе? На каком процессе?
— На котором их осудят и приговорят к смерти, разумеется. Мы чтим закон и не творим самосуд, гоблин.
— Ах, на таком процессе…
— Будешь свидетелем.
— Кем-кем, а свидетелем мне быть ещё не доводилось… Ой, простите, владыка Вельт, но я никак не могу! Очень хочу, но не могу! У меня мама болеет!
— А что у неё, — спросила Лиззи из своей клетки, — постродовая депрессия? Жалеет, что не успела придушить тебя пуповиной, пока не сбежал из родильного дома с её кошельком?
— Ты будешь участвовать в процессе, гоблин, это не обсуждается. А если попытаешься уклониться, то, сначала всё равно дашь показания, а потом закачаешься в петле рядом с ними.
Сказал, как отрубил.
— Эй, законник, у меня есть ценная информация. — Мэдлин всё это время молчала, будто происходившее никак её не касалось, но вот, решила заговорить.
— Хочешь дать признательные показания, ведьма?
— Показания, но не признательные. Видимо, ты не так хорош в своём деле, раз не пробил ник данного НИПа. Очень хотел схватить именно нас, да? Торопился. Проверь Ангуса Гринботтома по списку преступлений, совершённых на территории Империи Чёрного Оникса. Думаешь, мы крупная рыба? Обещаю, этот сальный маленький тип — настоящий гений криминального мира, из его розыскных листков можно воссоздать вырубленный лес.