– Рамиль, я всё исправлю, Рамиль, я всё исправлю, – повторяла она, как мантру.
– Ты так исправишь, что ещё хуже сделаешь. Лучше не лезь больше ни к каким нивашам своим. Не чудеса, а чертовщина какая-то. Ты просто жизнь человеку изгадила, хоть сама-то поняла? Загнала его в больницу, разлучила с девушкой… Думаешь, можно полюбить или разлюбить насильно? Ну теперь пожелай, чтобы тебя любили по щелчку пальцами. Только это не любовь, если она против воли. Наваждение, одержимость, глюки, баги – что угодно. Но не она самая точно. Не любовь. И у тебя тоже не она, судя по всему. Тоже одержимость. Мания. Оставь ты в покое этого Василия!
Мы дошли до дома. Анна уже не рыдала, но была опухшей – нет, не отёк Квинке, конечно, просто от слёз немного разнесло. А Квинка мы с Анной загуглили. В общем, страшное дело, но вроде бы умереть Василий не должен, всё-таки Анна вовремя догадалась скорую вызвать.
Единственное разумное решение за весь вечер.
Дома нас, конечно, ругали. Неплохо так досталось, мы же почти до одиннадцати мотались с выключенными телефонами. И обоих лишили до конца месяца карманных денег. Чтоб не торчали лишний раз на фуд-корте и в игровой зоне. Анна соврала, что цветы ей подарил Никита. Нашла, на кого свалить.
Розовые лилии оказались неубиваемыми. Стояли, как свеженькие, аж до середины мая – это я так, забегая вперёд. Может, их опрыскали каким-то мумифицирующим химикатом?
Получив разнос от родителей, Анна достала монисто, отцепила ещё один ряд и заперлась в ванной. Она решила спасти Василия. На случай встречи с табором Гулы Анна написала на запястье: «Девла». Даже если она снова забудет слово, сможет прочитать.
Как только Анна открыла кран и вода полилась в раковину, её начало затягивать, закручивать в слив… Монисто она крепко зажала в кулаке.
Это был её пропуск в междумирье.
Не знаю, о чём думала Анна, когда снова решила связаться со своими нивашами. Наверное, думала не о нивашах, а о Василии. Решила его срочно спасти.
В очередной раз продать душу дьяволу.
Глава 11
И снова она оказалась в зале с горшками. И нивашей снова было трое. Тот, с бордовой бородой, который не произнёс в прошлый раз ни слова, сидел на какой-то подушке, похожей на огромную мутноватую медузу. Анна вдруг догадалась, что это тело мулло, то есть Стантича. Тело тяжело и шумно дышало.
– Ему несла золото или нам?! – булькающим от злости голосом спросил ниваш с малиновой бородой.
– Подожди, – перебил его алобородый. – Анна, ты не должна отдавать Стантичу ни монеты. Если он станет человеком, разделит судьбу табора и будет вечно скитаться. Мулло быть гораздо лучше, он хотя бы смертен.
– А куда он денется… когда умрёт?
– Туда же, куда попадают все мулло, – их призовёт бэнг, дьявол.
– Это лучше, чем вечно скитаться?
– Лучше, лучше, лучше, – повторил эхом ниваш. – Такая судьба лучше, чем неопределённость. А если табор Гулы вспомнит имя Того, кто правит миром, тем самым согласится на суд и на любую участь. Участь может оказаться страшной. Возможно, табор отправится в ад.
– Но ведь может и не отправиться?
– Стантич не заслужил света.
– А если он уже достаточно пострадал и загладил свою вину?
Ниваш с бордовой бородой вдруг встал, выкатил глаза и изрыгнул целый водопад, который чуть не смыл Анну.
Анна упала на пол. Ушиблась так, что с трудом смогла подняться. Она изо всех сил дёрнула одну монету с мониста. Монета упала и покатилась к Стантичу. Стантич, казавшийся полумёртвым, подполз, разинул склизкий рот и проглотил монету. Его тело постепенно превращалось в человеческое.
– Глупость, – сказал ниваш с малиновой бородой. – Из-за одной паршивой овцы пострадает всё стадо.
– Каждый отвечает за себя, мне кажется, – ответила Анна.
Ниваш с бордовой бородой рычал и бурлил. Вдруг он ударил тонкими копытцами, и появился огромный чёрный сом. Сом проглотил Стантича, уже окончательно принявшего человеческий облик, и не спеша уплыл.
– Выплюнет на берег, – объяснил ниваш с алой бородой. – Что тебе ещё нужно, Анна?
– Я хочу дар исцеления.
– Ты достаточно получила, – гневался ниваш с малиновой бородой. – Отдавай всё оставшееся золото. Ты зря нас испытываешь. Пора заканчивать торги. Мы слишком долго ждали. А если обманешь? Ты должна вернуть всё. Даже если этот дар тебя наконец устроит.
– Никуда она не денется, принесёт всё. Совсем скоро. Дар исцеления ей тоже не понравится, – возразил ниваш с алой бородой.
Анне стало тревожно: почему не понравится? Что опять они задумали? Обмануть? Подменить одну болезнь другой? Всё же дары у них очень странные. Недобрые – мягко сказано. Если бы не больница, не Василий…
– Чтобы исцелить человека, нужен его волос. Дунешь на волос – и исцелится человек. На этот раз ты вернёшься к нам ещё быстрее. А теперь уходи.
Ниваш с алой бородой посмотрел на жуткого бордовобородого, который наверняка был среди них главным. Но бордовобородый закрыл глаза и вроде как спал, от его храпа бежали крупные пузыри и долго плавали по залу, не лопаясь.
– Сейчас он выпустит пузырь для тебя, – сказал ниваш с малиновой бородой. – Ближе к нему подойди.
Анна подошла, но довольно долго ничего не менялось, разве что исчезли ниваш с алой бородой и ниваш с малиновой. И вот наконец бордовобородый начал выдувать огромный пузырь. Он вначале налез на голову Анны, как шлем от скафандра, затем продолжил расти и заглатывал Анну – до плеч, по пояс, до колен… Наконец она целиком поместилась в прозрачный шар, бордовобородый перестал дуть, и шар медленно поплыл.
Напоминало аттракцион, который привозят летом в парки: в бассейне плавают гигантские шары, залезаешь в такой шар, его накачивают воздухом, и ты плывёшь по воде.
Анну вынесло на берег реки. На том самом мосту, где Анна встретила Илоро, сидел Стантич. Он был парнем лет шестнадцати, а в виде мулло казался старше. Увидев Анну, Стантич взял палку, подошёл и попытался проткнуть пузырь. Это было непросто: пузырь оказался упругим и плотным. Анна и сама пыталась проколоть его ногтями, а ногти у неё почти всегда длинные и острые.
Она ходит на какие-то маникюры, на заточку, наращивание, или что там девушки делают с ногтями. Не уточнял.
После долгой и бесполезной возни Стантич просто откатил пузырь дальше от берега и, кажется, сказал, что попробует найти помощь и скоро вернётся. Слышно его было плохо. Анна крикнула, что табор остановился недалеко, и показала рукой. Она потыкала стенку пузыря ногтем, поскребла и даже прокусить попыталась – бесполезно, села и тупо начала ждать.
У Анны есть хорошее правило: если делать нечего – спи. Всё же приятнее, чем сидеть, смотреть в одну точку и ждать.
Анна способна заснуть где угодно и в любое время суток. Она часто отключается в автобусе или метро, падая на соседа-пассажира, спокойно может продрыхнуть всю большую перемену на лавке в коридоре, несмотря на то что кругом шум. Спит она даже в кресле у зубного и в парикмахерской, когда ей всякие причёски плетут.
Вот эту естественную сверхспособность и я бы с удовольствием получил.
Анна постаралась устроиться поудобнее, хотя внутри шара это сделать непросто, посмотрела на запястье и заметила, что слово, которое она написала, пропало и осталось только мутное синеватое пятно, будто писала она не обычной шариковой ручкой, а перьевой… Хотя нет: перьевая тоже сразу не сотрётся. Ну, допустим, прозрачной акварелью, сильно разбавленной водой. Это было неприятно.
Как будто что-то нехорошее произошло.
Анна закрыла глаза и попыталась представить себе слово. Вспомнить. Не торопясь, выплыла закрученная улиткой буква «Д». И тут Анна задремала. Проснулась она от резкого толчка. Кусты и деревья плясали, и Анна поняла, что снаружи сильный ветер. Ей показалось, что возле реки танцуют какой-то быстрый танец три прозрачные, почти невидимые девушки-великанши: самые высокие деревья были им по пояс. Ветер усиливался, кусты клонило к земле. Пузырь прокатился несколько метров, и Анна внутри чуть не расшиблась. Её швыряло о стенки, о землю, потом пузырь подняло высоко в воздух, и он медленно, плавно поплыл. Девушки летели за ним. Наконец они остановились, ветер стих, и пузырь, покружив над лесом, постепенно опустился на поляну, где стоял табор Гулы.
Судя по всему, появлению Стантича здесь были не рады. Анна увидела, как он ожесточённо спорит о чём-то со старым цыганом, а рядом стоят ещё несколько мужчин. Увидев Анну, старый цыган подошёл и коротким острым ножом распорол пузырь.
– Спасибо, – сказала Анна.
– Зачем тебя принесли сюда барвалёрра? И зачем ты вернула нам Стантича?
– Кто меня принёс? Извините…
– Барвалёрра. Три девы-ветреницы. Видимо, им просто понравилась эта игра в мяч.
– Они могли отнести её куда угодно, но ведь решили именно сюда, – возразил Стантич.
– Зачем ты сделала его одним из нас? Я уже наслышан о тебе, хранительнице золота Гулы. Все наши несчастья начались с этого золота и с проклятого Стантича! Теперь он вернулся, чтобы снова натворить бед?
Анна молчала.
Когда её начинали допрашивать, она всегда уходила в себя, пряталась, как черепаха, под воображаемый панцирь. Особенно эффектно это выглядело, когда её вызывали к доске на алгебре. Она замирала с мелком в руке и впадала в оцепенение – попробуй доораться.
Стантич умолял простить его и разрешить остаться в таборе, старик раздражался всё больше. Кажется, оба уже забыли про Анну, но, как только она попыталась уйти, старик крепко схватил её за руку:
– Зачем, я тебя спрашиваю?
– Не знаю, – ответила Анна. – Просто жалко.
– А раз жалко, – сказал решительно старик, – пусть он теперь на тебе женится. Пусть твоё благословение погасит его проклятие.
– На мне? – испугалась Анна. – Мне четырнадцать лет. Правда. Может… потом как-нибудь?
– Да вполне подходящий возраст. Свадьба будет на третий день, послезавтра. Чем скорее рассеется проклятие, тем лучше. Может, и барвалёрр