– А мене узнаеш? – спросил обритый наголо дядько с револьвером за поясом.
– Та як же тебя узнаеш, если ты из головы глобус сотворил!.. Семка? Карета?
– Точно! – обрадовался Каретников. – То нас в тюрьми на дорожку побрылы. Шоб тюремных вошéй по свету не разнеслы. Бо, кажуть, як шо их скрестыть з домашнимы, страшнише вовкив будуть.
Дружно рассмеялись.
– Марко… Сашко! – обнимался с товарищами Нестор. – Живые, чортяки!
– Ага, выжылы. Хто через окопы пройшов, хто через тюрьмы. Но вернулысь. Не без потерь, конечно, – докладывал на правах старшего Федос.
И вновь в развалинах старой цыганской кузни разгорелся костер.
Федос достал из кармана бушлата флягу, пустил по кругу. Первым принял ее Нестор.
– Ну шо ж, браты! Помянем друзей наших, хто не дожил до этой встречи и погиб за свободу! – предложил он.
Стоя вокруг костра, они по очереди прикладывались к фляге. Молчали. Только пламя трещало, выбрасывая вверх снопы искр. Словно души взлетали к небесам.
Пройдя круг, фляга вернулась к Федосу. Он тоже сделал несколько глотков, остатки выплеснул в огонь. Высоко взвились языки синего пламени.
– Знать бы хоть, где их могилки, – сказал он. – Того ж Андрюхи Семенюты… чи Хшивы…
И вновь все немного помолчали.
– Як дальше жить думаеш? – спросил Федос у Нестора.
– Огляжусь малость.
– Скажи прямо: оженюсь малость, – улыбнулся Федос. – Мы бачилы, як вы там с Настей под грушей паровались…
Нестор ожег Федоса недобрым взглядом, но промолчал. А Федос торопливо перешел на другую тему.
– У нас, Нестор, около сотни хлопцев, – деловито сказал он. – Половина уже нюхнула пороху… и оружие з собою прихватили. Сила! Гвардия!.. Мы даже так себя и назвали: «чорна гвардия»!
– Надо, шоб и знамя було… и на нем череп и кости, – поддержал Федоса Нестор. – «Чорна гвардия»… это хорошо!
– А череп зачем? Людей пугать? – удивился Федос.
– Череп и кости – в знак того, шо нам жизнь без свободы не дорога. – Нестор постепенно втягивался в замыслы друзей, к великой радости Федоса.
– Це дело!.. – Федос обернулся к остальным. – От шо значить, когда две головы подумають!.. Так с чего будем начинать? Як ты считаеш, Нестор?
– Череп, кости… Прышлють сюда, до нас, эшелон з артиллерией – и покажуть нам и череп, и кости, и чорну гвардию, – съязвил Лашкевич.
Махно поморщился, потер лоб. Ох, не хотелось ему сразу же влезать в омут политической борьбы. Скорее всего, кровавой борьбы. А тут еще Настя в первый же вечер голову замутила!
– Нестор! Люди на тебя смотрять, – объяснил Федос. – Пропустим время – другие объявятся… Власти пока нема! Розбеглась власть! Конечно, можем и без тебя… Оженивайся пока. Поспи на перине…
Нестор поднял на Федоса тяжелый взгляд, и тот смолк.
– Ты свое флотске зубоскальство брось, Федос!.. А начинать надо со справедливого раздела земли. Тогда за нами большая часть селянства потянется… А пока «чорна гвардия» – красивое название, и ничего больше.
– Правильные слова! И я так думаю! – поднял указательный палец Лашкевич.
– Э, не! – возразил Федос. – Извиняй, Нестор. Но перве дело – не раздел земли. Перво-наперво надо предателей известы. Тех, хто товаришей наших выдав… Смерть предателям! – почти прокричал он, подняв кулак.
И собравшиеся дружно поддержали Федоса.
– Смерть!.. Смерть изменникам!..
– Пуля предателям!
Пламя костра освещало возбужденные лица. Похоже, все здесь были за предложение Федоса. Таковы казацкие традиции. Предатель – первый враг. Предателю – первая пуля.
Махно оглядел старых-новых друзей. Упусти он минуту, и они, с таким нетерпением ждавшие его как вождя, перейдут «под руку» Федоса. И ничего не поделаешь. Закон Сечи. Закон любого бунта. Выборность командира. Это и закон анархической армии. Как пойдешь против него?
А Федос подлил масла в огонь.
– Помниш, як атаман Серко поступил? В перву голову порубил всех изменников. Плакал, но рубил. – Бывший матрос достал из кармана объемистого бушлата лист бумаги. – От! Мы тут готовились. Но ждали тебя… Тут полный спысок: хто, где и за шо. Начнем з Петьки Шаровского. И ще тут чоловек двадцать. Всех сказним люто!
Махно пробежал глазами список. Постоял, размышляя. Неожиданно смял список и бросил его в огонь. Бумага сгорела моментально, только клочки пепла взлетели вверх, тихо плыли в неподвижном воздухе.
Наступила нехорошая тишина.
Федос опять сунул руку в карман бушлата, где у него, видать, кое-что было припасено.
Все ждали взрыва, драки. Сейчас почти вся «гвардия» была против Нестора.
А он не мигая, исподлобья смотрел на Федоса. Словно целился.
Федос стоял, не двигаясь, лишь на скулах перекатывались желваки. Потом что-то в его лице промелькнуло. Гримасу злобы сменило подобие улыбки. И наконец он засмеялся, громко, раскатисто. Его поддержали «гвардейцы». Никто не хотел ссоры. Еще самую малость – и развалился бы их отряд.
Улыбнулся и Нестор.
– Ну чего ты! – хлопнул Федос по плечу Нестора. – Шось в той бумажке не так?
– В той бумажке, Федос, твое мнение. А казнить зовеш нас.
– Ну? – не понял Федос.
– Убить человека – не шутка. Тут надо, шоб все сходилось, як у Кернера в бухгалтерии.
– Так я ж там написал, кого и за шо!
– А надо, шоб все законно було. Документально. Як на суде.
– Ну й половы тебе в голову там в тюрьме насыпали, – удивился Федос. – Де ж ты визьмеш те документы? Они ж все в Александровске, в полицейскому архиви…
– Значить, надо брать полицейский архив. Власти нема, самое время! Шо думает «гвардия»?
– Та чого там! Согласни!
– Це дело!
– Розумное предложение! Правильное!..
Жестом руки Нестор остановил гам.
– Я сам поведу вас, – сказал он. – Но пойдут не все, только те, хто с фронта… Оружие, какое есть, – с собой! Бомбы тоже! И завтра в пять утра на станции. Опоздавший – дезертир. Все!
Глава двадцать седьмая
Они шли от станции по мощенной булыжником дороге.
Одеты кто во что горазд. Кто в солдатской шинели и папахе, кто в маринарке, кто в распахнутом бушлате и полосатой тельняшке. Солдатские бескозырки времен Русско-японской войны, папахи, офицерские фуражки без кокард.
Но главное – амуниция. На них было много ремней и веревок, перепоясывающих шинели и свитки вдоль и поперек. Все эти перевязи были увешаны саблями, палашами, бомбами, револьверами и пистолетами всех систем. В руках винтовки и карабины Мосина, берданки, охотничьи ружья и обрезы…
Колоритное воинство входило в город. Завидя его, прохожие прятались в подъездах или во дворах, в домах закрывали ставни, опускали жалюзи на окнах. Когда-то давно по этой улице прогуливался Петро Шаровский. Она почти не изменилась, разве что вывески магазинов стали более крикливыми.
– Эх, грабануть бы! – сощурился Федос, рассматривая витринное буйство. – «Шляпки»! Твоей бы Насте, а, Нестор?
Нестор холодно посмотрел сквозь черные очки на приятеля-соперника.
– То я так, – как бы извинился Федос. – Для поднятия давления в котлах…
Но Нестора беспокоил не Федос. Он оглядел свой отряд, нестройный и разношерстный.
– Мы похожи на шайку, – сказал он.
– Яки есть, – буркнул Федос.
– Хоть бы знамя якое-нибудь! – категорически заявил Махно. – Мы ж идейные анархисты-революционеры. А без флага вроде як уголовники…
– Шо за вопрос! – улыбнулся Федос. – Будет знамя!
Оглядевшись, он подбежал к ближайшему дому, на котором какой-то чрезмерно усердный хозяин вывесил знак своего революционного демократизма – красный флаг. Матрос, ловко подтянувшись, вытащил флаг из рожка, победно взмахнул.
– Выкинь! – внезапно налился злостью Махно. – То не наше знамя, то большевицке!
– Та яка разница? Революция – и все!..
– Разницу потом объясню!
Нестор оторвал от древка красное полотнище, бросил под ноги. Но очкастый Лашкевич подобрал ткань:
– На портянки сгодится!
Махно наткнулся взглядом на роскошную вывеску: «Муллер и Богельман. Погребальная контора “Печаль”». Правда, шикарного, лакированного, с бронзой, гроба в витрине уже не было. Стоял простой, но покрашенный. И венки были из искусственных цветов, перевитые черными лентами с белыми надписями.
– Зайдем! – указал пальцем Махно.
Муллер и Богельман, а может, их приказчики, застыв, в ужасе смотрели на ввалившихся в контору увешанных оружием Махно и Федоса и на толпу возле витрины.
– Черная материя есть? – спросил Махно.
– Обязательно! – быстро ответил Муллер, а может быть, Богельман. В зале они стояли оба. – Отличный траурный креп. Есть шелковый, есть шерстяной, есть хлопчатобумажный… Довоенный запас! Вам на похороны, граждане? Жертвам революции у нас большие скидки…
– Рисовать, писать буквы умеете?
– Для этого у нас Ленька-маляр! Мастер. Орла нарисовал, ну как живого, хоть и с двумя головами…
– Зови!
– Ленька! Ленька! Бери кисти и краски! – закричал в сторону подсобки Муллер или же Богельман. – У граждан срочный заказ!
Из подсобки, как из берлоги, вылез огромный, с длинными спутанными волосами и свалявшейся бородой, слегка хмельной художник:
– Шо писать?
– Сперва нарисуй. – Нестор на миг задумался: – Нарисуй череп и кости.
– Як на бочки з карасином?
– Примерно. А потом напишешь «Свобода и счастье»!.. Не, лучше «Свобода и воля».
– А може, это… «Свобода або смерть»? – предложил Федос и тут же прибавил: – Як ты вчора предлагав!
– Что ж… пожалуй, – согласился Нестор. – Значит, так! Пониже костей напишеш «Свобода или смерть».
И через какое-то время отряд, получивший знамя, подтянувшись, подстраиваясь в ряды, шагал, печатая по брусчатке шаг своими калошами, сапогами и драными ботинками…
Ветер развевал полотнище с черепом, костями и надписью «Свобода или смерть. Черная гвардия». Федос гордо держал древко.
А Муллер и Богельман смотрели на удалявшихся черногвардейцев.
– Шо оно будет, Сема? – спросил первый. – Ну, из всей этой свободы?