К трем названным инстанциям, требующим от человека достижений сексуального характера, присоединяются еще два фактора. Во-первых, значимость, которой общество достижений наделяет способность человека достигать чего-то в жизни, в том числе и в сексе. Peer pressure (общественное давление), то есть зависимость индивидуума от себе подобных и от трендов, которые его группа разделяет, ведет к тому, что человек форсированно стремится продемонстрировать свою потенцию и способность достижения оргазма. Остатки спонтанности, не тронутой peer pressure, забирают у человека pressure groups (группы влияния). Мы имеем в виду индустрию сексуальных удовольствий и индустрию полового воспитания. Принуждение к сексуальному потреблению (которое в данном контексте и является целью) осуществляется с помощью скрытых увещевателей, которым подыгрывают средства массовой информации. Весь парадокс в том, что молодые люди позволяют себе потакать этой системе, оседлав секс-волну и не замечая, кто ими манипулирует. Те, кто выступает против лицемерия, должны выступать против него также и там, где порнографию, дабы не потерять своей выгоды, выдают то за искусство, то за просвещение.
Сегодня все больше ученых (Гинзберг, Фрош, Шапиро и Стюарт) заявляют, что количество случаев расстройств потенции среди молодых людей увеличивается, и единогласно указывают на характер требования сексуального акта, которому на руку сыграло распространение противозачаточных таблеток, а также внедрение женских свобод, в результате чего женщины переняли инициативу в сексе.
Мы, логотерапевты, отвечаем на гиперрефлексию дерефлексией. Что касается борьбы с патогенной гиперинтенцией, которая возникает в случаях импотенции, у нас есть техника, известная еще с 1947 года[37]. Мы рекомендуем побуждать пациента к тому, чтобы он не «планировал сексуальный акт, а остановился на ласках, не выходя за рамки предварительной любовной игры». Также мы просим пациента «передать партнерше, что соитие строго запрещено». В ее собственных интересах снять с партнера сексуальное давление. Как только пациент освободится от этого прессинга, он сможет постепенно увеличивать спектр предварительных любовных игр, которые будут становиться все менее фрагментарными. Однако он должен отложить само соитие до тех пор, пока не окажется перед fait accompli[38], то есть соитие произойдет само собой.
Уильям Саакян и Барбара Саакян[39] полагают, что результаты исследований, проведенных Мастерсом и Джонсоном, вполне подтверждают наши данные. Да и терапевтический метод, разработанный в 1970 году Мастерсом и Джонсоном, во многих пунктах напоминает вышеописанную методику, которую я предложил еще в 1947 году. Далее проиллюстрируем наши размышления с помощью примеров из практики.
Так же как дерефлексия противодействует гиперрефлексии, запрет соития блокирует гиперинтенцию. Наш трюк может быть успешен только в том случае, если ни один из партнеров не знаком с его механизмом. Насколько изобретательным нужно быть в такой ситуации, видно из следующего примера, коим я обязан своего бывшему ученику Мирону Хорну. «Одна молодая пара обратилась ко мне с проблемой импотенции. Жена неоднократно говорила мужу, что он паршивый любовник и она уже подумывает завести себе другого, чтобы наконец-то испытать удовлетворение. Я призвал обоих на протяжении недели лежать голыми в постели и делать что угодно, но только на соитие наложить строгий запрет. Спустя неделю они ко мне пришли снова и сообщили, что пытались следовать моим указаниям, но, “к сожалению”, у них три раза произошло соитие. Я сделал вид, что рассердился и настоятельно рекомендовал им придерживаться моих указаний хотя бы на следующей неделе. Спустя несколько дней они мне позвонили и сказали, что у них не получилось следовать моему совету и соитие у них происходило по несколько раз на дню. Через год я узнал, что все так и осталось».
Калифорнийский сексолог-консультант Клод Фэррис показал мне описание случая из его практики, в котором он применял парадоксальную интенцию при вагинизме. Для пациентки, которая воспитывалась в католическом монастыре, соитие было строгим табу. Она пришла лечиться из-за сильных болей во время сексуальной близости. Фэррис рекомендовал ей не расслаблять генитальную зону, а, наоборот, напрягать мышцы влагалища так, чтобы ее муж не мог в него проникнуть. Спустя неделю они пришли и сообщили, что соитие впервые прошло у них без боли, и она больше не вернулась.
Итак, мы видим, что расслабления тоже нельзя добиться с помощью прямой интенции, однако мы можем прийти к нему с помощью интенции парадоксальной, то есть обратной. В работе Дэвида Норриса, моего ученика из Калифорнии, можно прочитать про следующий случай. В рамках одного исследования он должен был провести электромиографию испытуемых, чтобы измерить тонус их мышц в расслабленном состоянии. У одного из добровольцев стрелка электромиографа стабильно указывала на 50 микроампер. Этот молодой человек так старался расслабиться (возможно, лучше сказать «выражал свое форсированное желание, гиперинтенцию»), что результат был обратным. Руководитель эксперимента потерял терпение и воскликнул: «Да вы, Стив, похоже, никогда не расслабитесь». Стив разозлился и выдал: «К черту это расслабление! Если хотите знать, мне вообще на него плевать!» В тот же миг стрелка электромиографа упала с 50 на 10 микроампер, причем так быстро, что Норрис сначала подумал, что возникли проблемы с электричеством.
Воля к смыслу
Как мы говорили, психоанализ игнорирует не только соматогенез, но и ноогенез невротических заболеваний. Неврозы необязательно должны быть вызваны эдиповым комплексом или комплексом неполноценности — они могут корениться в духовной проблеме, в конфликте совести или экзистенциальном кризисе.
Психоанализ познакомил нас с волей к удовольствию, основой принципа удовольствия, а индивидуальная психология рассказала нам про волю к власти в форме стремления к признанию. Однако есть еще что-то, имеющее в человеке более глубокие корни, и я называю это волей к смыслу — его борьбу за наилучшее осуществление смысла его бытия.
Разве человек изначально не стремится к счастью? Не признавал ли это сам Кант, добавляя, что человеку стоит стремиться и к тому, чтобы быть достойным счастья? Я бы сказал, что человек в итоге хочет не столько состояния счастья, сколько основания быть счастливым. Как только у него есть это основание, то счастье и удовольствие возникают автоматически. В клинической практике мы часто наблюдаем, что концентрация внимания не на основании для счастья, а на чем-то другом не дает мужчинам с импотенцией или женщинам с фригидностью стать счастливыми. Из-за чего же это происходит? Из-за фиксации внимания на самом счастье, самом удовольствии. Как же прав был Кьеркегор, говоря, что дверь к счастью открывается наружу, а для того, кто пытается ломиться внутрь, она только крепче закрывается.
Как это объяснить? На основании своей воли к смыслу человек стремится найти его и осуществить, но он также хочет встретиться с другой человеческой формой бытия, полюбить «ты». И то и другое — осуществление смысла и встреча с «ты» — дает человеку основание для счастья и удовольствия. У невротика же это первичное стремление сворачивает со своего пути и превращается в стремление напрямую к счастью. Вместо того чтобы удовольствие оставалось тем, чем оно должно быть, а именно эффектом (побочным эффектом осуществленного смысла и встречи с «ты»), оно становится целью форсированной интенции, гиперинтенции. Удовольствие превращается в единственное содержание и предмет внимания. Но в той мере, в которой невротик беспокоится об удовольствии, он теряет из виду его основание. Тогда эффект в виде удовольствия не может произойти.
Что касается расхожего мнения о самореализации, осмелюсь утверждать, что человек может реализовать себя лишь в той мере, в которой он осуществляет некий смысл. Императив Пиндара, согласно которому человек должен стать тем, кем он всегда был, требует дополнения, которое я вижу в словах Ясперса: «Человек становится тем, кто он есть, благодаря занятию, которое он сделал своим». Подобно бумерангу, возвращающемуся к охотнику лишь в том случае, если он не сбил дичь, к самореализации стремится лишь тот, кто потерпел неудачу в реализации смысла, а возможно, даже и не нашел смысла, который надо было осуществить.
Это касается также воли к удовольствию и воли к власти. Но если удовольствие — побочный эффект при осуществлении смысла, то власть становится средством для достижения цели, если осуществление смысла связано с определенными общественными и экономическими условиями и предпосылками.
Когда человек стремится к эффекту удовольствия, когда он ограничивает себя лишь средством для достижения цели, именуемой властью? Воля к удовольствию или воля к власти утверждаются в человеке лишь тогда, когда воля к смыслу в нем оказывается фрустрированной. Иными словами, принцип удовольствия не менее, чем стремление к признанию, является невротической мотивацией. Вполне объяснимо, что Фрейд и Адлер не разглядели первичное для человека стремление к смыслу, ведь они развивали свои теории, опираясь на невротиков.
Мы более не живем в век сексуальной фрустрации, как во времена Фрейда. Наш век — это век экзистенциальной фрустрации. Больнее всего она бьет по молодым людям. «Кто актуальнее для сегодняшнего молодого поколения, — спрашивает Бэкки Лит, главный редактор студенческой газеты Университета Джорджии, — Фрейд или Адлер? У нас есть противозачаточные таблетки, которые освобождают нас от последствий удовлетворения потребности в сексе — у нас больше нет медицинских причин подавлять себя в сексуальном отношении. У нас также есть власть — достаточно взглянуть на американских политиков, которые трепещут перед молодым поколением, или на движение хунвейбинов в Китае