Это не говорит о том, что поддержка, теплота, я-поддержка, подчеркивание ценностей пациента, помощь в решении его проблем, уважительное отношение к нему и подобные действия и установки являются недопустимыми способами помощи в психотерапии. Иногда это так, а временами эти методы поддержки работают там, где практически ни одна техника не сработает. Но не всегда! И в большинстве случаев их основная ценность вполне может заключаться в том, что они поддерживают клиента до тех пор, пока его, в конце концов, не заставят взяться за свои основные философские посылки и изменить свои разрушительные идеи и манеру поведения.
Допуская, что у переноса и контрперенсса есть явные преимущества и ограничения в терапевтическом арсенале и что повышенное самоосознание со стороны терапевта является как положительным, так и отрицательным, можно ли также сказать, что постоянный личностный рост терапевта тоже имеет свои отчетливые недостатки? И да, и нет — так как ответ на этот вопрос зависит от того, о каком личностном росте идет речь и как он используется в целях помощи клиенту.
Настоящий личностный рост и профессионализм терапевта почти всегда благотворны для клиента, так как включают в себя принятие терапевтом факта, что терапия не всегда красива и радостна; что некоторые клиенты несносны и утомительны, но такие они и есть; что, верите вы или нет, основная функция терапии — попытаться (хотя и не всегда успешно) помочь клиенту начать выздоравливать. Или, используя старый термин Карла Роджерса, здравомыслящий терапевт должен быть в значительной степени ориентированным на клиента по целям, даже если его методы, как мои собственные, во многом действующие, опираются на внутреннее убеждение, основаны на теории и, следовательно, вдохновлены не результатами деятельности клиента. Его вспомогательной целью вполне может быть удовольствие и помощь самому себе во время терапевтической сессии, но лучше, чтобы его главной целью была помощь клиенту. Если нет, то я настоятельно посоветовал бы ему поработать над собой в плане личного и профессионального развития или даже прекратить терапевтическую практику и стать учителем, исследователем, экспериментатором или найти какую-то иную реализацию своим талантам и подготовке.
Как и все люди, терапевт должен быть, в первую очередь, честен перед собой и интересоваться самим собой. Человек должен получать удовольствие от выполнения своих профессиональных обязанностей, а не приносить себя в жертву своей профессии, и это в полной мере относится и к психотерапевтам. Если терапевт действительно получает удовольствие от того, что помогает другим решать их проблемы, то риск впадения в эгоцентризм, мазохизм и прочие отклонения не очень высок для него. Если ему нравится быть психотерапевтом из-за того, что его привлекает престиж профессии или он хочет управлять жизнями других, или стремится выкапывать сплетни о соседях, или наслаждается детективной игрой, соединяя кусочки жизни клиента в одно целое, или просто хочет заработать на хорошую жизнь, занимаясь интеллектуальной деятельностью, или по многим другим причинам, то он имеет право на свой выбор. Но если ему суждено быть как хорошим терапевтом, так и благополучным человеком, то ему лучше полюбить помогать людям решать их проблемы ради них самих так же, как и ради себя.
К тому же предпочтительно, чтобы зрелый терапевт обладал рядом весьма важных качеств, если он хочет максимально помогать клиентам. Терапевт не должен оставаться зависимым и нуждающимся в одобрении со стороны других. Терапевту необходимо стать терпимым и безоценочным, когда люди ведут себя так, как бы ему не хотелось. Он должен научиться принимать неопределенность и свое несовершенство. Он должен быть в любое время гибким, открытым к изменениям, объективным, разумным и научным в мышлении. Терапевт должен быть лишен фанатизма. Он вполне может посвятить себя какому-то насущному поглощающему интересу к чему-то внешнему (людям, предметам или идеям). Он должен иметь мужество рисковать и принимать случающиеся неудачи. Терапевт обязательно должен уважать себя и уметь принимать себя, независимо от того, одобряют ли другие его действия.
Если терапевт будет продолжать развиваться в этих направлениях, то он будет оказывать своим клиентам значительно большую помощь, чем в том случае, если он останется зависимым, нетерпимым, стремящимся к совершенству, негибким, неразумным, отчужденным, тревожным и самоуничижающим.
Почему? Потому что тогда он сможет стать примером психического здоровья для своих клиентов, не будет бояться потерять их одобрение, используя методы, которые им могут не понравиться, сможет безусловно принимать их, даже когда они ведут себя отвратительно по отношению к нему или к другим. Кроне того, у него будет больше энергии для своей терапевтической деятельности, и он, в большей степени опираясь на опыт, сможет постигать правила прямолинейного размышления, которому он должен обучить их, если им предстоит преодолеть их собственную неразумность. Все это гипотетично, основано на здравом допущении и теоретическом подходе к психотерапии, которые убеждают в том, что более здоровые терапевты будут работать с клиентами эффективнее, чем это делают многие весьма нездоровые личности, которые, кажется, обживают это поле деятельности.
Полагая, что личностный рост терапевта хорошо влияет как на него, так и на его клиента, не станет ли эта цель приоритетной для терапевта, если терапевт начнет слишком осознавать себя во время терапии? И опять и да, и нет. Если он, не осуждая и не стремясь к совершенству, начнет осознавать свою плохую работу, например, свои проекции или требовательность, то он вполне может работать до изнеможения над исправлением этих действий и этим помочь себе и клиенту. Но если он будет строго наказывать себя за реакции контрпереноса и станет одержим этими аспектами своей личности, то он только навредит себе и своим пациентам.
Тогда, чтобы стать полезным клиенту, лучше, чтобы самоосознание терапевта в большей степени было философским, чем наблюдающим, и заключалось в видении не только того, что он делает во время терапии, а тех идей, убеждений и системы ценностей, которые являются основой и причиной его разрушительных реакций контрпереноса. Он должен понять, что эти идеи точно такие же, как порождающая нарушение бессмыслица, которую клиент говорит себе, когда хочет быть таким же преуспевающим как терапевт. Например, идеи, что его должны любить клиенты, что он должен быть величайшим терапевтом всех времен — не соответствуют реальности и ему лучше избавиться от них. Пока он ясно не увидит эти философские посылки и не станет более активно, прямо и обдуманно оспаривать и искоренять их, он будет заниматься сам с собой самой поверхностной терапией, независимо от того, насколько он осознает свой контрперенос.
Простого взгляда в себя и клиенту, и терапевту недостаточно. Терапевт, как и клиент, будет получать три разных вида инсайта, если ему действительно предстоит выявить свои саморазрушающие и разрушающие пациента установки контрпереноса. Во-первых, он поймет, что его контрпереносы имеют конкретное философское прошлое, что за каждой отрицательной эмоцией стоит соответствующее иррациональное убеждение. Во-вторых, он увидит, что сейчас эти философствования существуют не потому, что он приобрел их, когда был маленьким, а только потому, что он продолжает некритично принимать их и убеждать самого себя в том, что они правильные. В-третьих, он полностью поймет то, что нет никакого другого способа, кроме постоянной работы и практики, продолжительных контратак, обдумывания и действия, если ему предстоит искоренить идеи, которые сделали его неразумным человеком и неэффективным терапевтом.
Психотерапия сегодня во многих случаях является одной из наиболее расточительных, неэффективных моделей лечения из всех когда-либо придуманных главным образом потому, что она пытается помочь большинству клиентов просто научиться более комфортно жить с их необоснованными жизненными философиями вместо того, чтобы заставить их встретиться лицом к лицу с реальностью и отказаться от этих взглядов. Она помогает людям почувствовать себя лучше, а не выздоравливать. Особый вид психотерапии, который называется анализ контрпереноса, обычно попадается в ту же ловушку, что и многие другие виды терапии: он помогает терапевту чувствовать себя хорошо потому, что теперь он видит некоторые свои ошибки и может похвалить себя за достижение такого замечательного инсайта. Он не показывает ему ни философские идеи, лежащие в основе его реакций переноса и контрпереноса, ни то, что делать с этими неразумными посылками. Таким образом, он при водит терапевта на тот же путь, по которому он ведет своих клиентов; и чем более он близок к психоаналитическому пути, тем дольше и бесполезнее его путешествие. Это изумительный вид поэтической справедливости, которой, однако, не заслуживает ни клиент, ни терапевт, и лучше, чтобы они избежали его.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Перлз (РегЬ;) (1969); Маслоу (1962); Роджерс (1961); Уитэйкер и Мэлони(1953).
10. ЦЕЛИ ПСИХОТЕРАПИИ
Какую цель я ставлю перед собой, когда начинаю работу с очередным клиентом? В общем-то цель моя очень проста и конкретна: в ходе курса психотерапии снизить повышенную тревожность (самоосуждение) и враждебность (обвинение других и всего окружающего мира) и дать клиенту метод самонаблюдения и самооценивания, который позволит ему и в дальнейшем сохранять минимальный уровень тревожности и враждебности. Значит ли это, что тревожность и враждебность являются весьма разрушительными эмоциями и что хорошо адаптированному человеку незачем переживать эти эмоции интенсивно и продолжительно? Определенно — да.
Чтобы избежать путаницы, желательно, чтобы такие термины, как тревожность и враждебность, были бы операционально определены. Человеческие существа, чтобы сохранить себя в сложном и чуждом мире, должны быть до некоторой степени боязливыми, осторожными и бдительными. Если бы у них не было врожденных тенденций легко научиться следовать поговорке «Не зная броду, не лезь в воду», они быстро погубили бы себя. Следовательно, определенный операционально, страх состоит из следующей идеи, или установки, или интернализированного предложения: «Будет досадно, если я сделаю тебе больно или позволю себя убить; поэтому лучше я буду осторожен, например, «узнаю, где бород», посмотрю, не собираются ли другие атаковать меня, продумаю свои слова и поступки, когда мой начальник или учитель будут наблюдать за мной, и т. д.». Другими словами, страх — это профилактика, которая включает в себя следующие представления: кто-то или что-то опасно для меня; лучше я что-нибудь сделаю, чтобы защитить себя от этого опасного объекта или человека.