— Дай поправлю шарф…
Алексей Степанович чуть-чуть наклонился.
— Ты не согласна?
— Напрасно ты скрыл от Лены, когда он выписывается. Было бы лучше, если бы и она пришла. Стыдно делать вид, будто мы ему нужнее всего.
— О Елене не беспокойся. Кстати… — Алексей Степанович отодвинул стоявшую на подоконнике кадку с цветами в показал рукою в окно.
Лиза увидела, как у больничных ворот остановилось такси, из него выскочила Елена и, прижимая к груди букетик, бросилась к главному корпусу.
— Пожалуйста, радуйся…
Он пожал плечами в знак того, что не испытывает ни малейшего желания присоединиться к радости дочери.
— Что ж, прекрасно… Я рада, — выдавила из себя Лиза, теряя последнюю уверенность в том, что она действительно ждала появления Елены.
— М-да… — Алексей Степанович и сам чувствовал себя не в своей тарелке.
— Кто к Борщеву? К Борщеву есть? — громко спросила медсестра, обращаясь к посетителям.
Алексей Степанович вздрогнул.
— Мы… А что такое?
Они с Лизой подошли поближе.
— Вот документы, справка и выписка.
Алексей Степанович взял бумаги.
— А сам он скоро?
— Уже оделся. Сейчас.
Алексей Степанович удовлетворенно кивнул с видом человека, для которого несколько минут ожидания могут быть лишь приятным развлечением, и вдруг почувствовал, что совершенно не готов к тому, к чему так долго готовился. Его словно выпустили на сцену не успевшим загримироваться. На покатом лбу Алексея Степановича выступила испарина, а на левом виске вспухла и запульсировала жилка. Оглядев себя снизу доверху, он с беспокойством обнаружил, что о мокрых ботинок натекло на пол, стал зачем-то затаптывать лужицу под ногами и искать в карманах перчатки, как будто они сейчас были ему нужнее всего.
— Федя! — воскликнул он сорвавшимся на женский дискант голосом и бросился к сыну, торопясь скорее обнять его и спрятать ото всех свое лицо, выдававшее паническое волнение. — Феденька! Мальчик!
Он произносил слова, которых сын от него никогда не слышал, и боялся взглянуть на Федю, не находя в себе достаточно сил, чтобы подтвердить эти слова таким же искренним взглядом.
— Федька! Чучело! — закричала Лиза, оттаскивая брата от отца и целуя куда попало.
Алексей Степанович выпустил сына, немыми жестами как бы участвуя во всем том, что проделывала с ним Лиза.
— Вот мы и снова вместе, — сказал он, невольно ревнуя сына к дочери, которой тот обрадовался гораздо больше, чей ему. — А ты похудел…
Ему хотелось перевести разговор на более обыденную ноту, чтобы не выглядеть лишним в эту минуту.
— А по-моему, наоборот, стал толстым! Вон какие щеки! — своим восклицанием Лиза противоречила не столько словам отца, сколько будничной интонации его голоса.
Алексей Степанович через силу улыбнулся:
— Что ж, пойду за такси…
— Сумасшедший, мы же на машине! — захохотала Лиза, он поразился разброду в собственных мыслях.
— Что-то я совсем…
— У тебя заскок!
— Поистине ум за разум зашел, — Алексей Степанович готов был обвинить себя во всех грехах, чтобы своей беззащитностью помочь детям отыскать подступы к более доверчивому обращению с ним. Легкомысленным и беспечным отношением к собственным з а с к о к а м он словно давал понять сыну, что и к его пребыванию в психиатрической клинике относится так же легко, без предрассудков.
— Ничего, отец. Все нормально, — сказал Федя. — Куда мы сейчас?
— Я думаю, прямо на дачу…
Алексей Степанович как бы спрашивал Лизу, вовремя ли он заговорил на эту тему. Лиза едва заметно качнула головой, чтобы этот жест понял лишь он один.
— После обсудим…
Борщевы стали спускаться вниз. Алексей Степанович поддерживал Федю за локоть, но от сосредоточенной задумчивости иногда забывал об этом, и его рука оказывалась на весу. «После так после…» — подумал он, продолжая ждать новую ступеньку там, где лестница уже кончилась, и неуверенно вынося вперед ногу… Пройдя по больничной аллее, Борщевы сели на лавочку, и Алексей Степанович впервые позволил себе расслабиться. Он долго смотрел на прозрачные и голые ветки старых лип, на черных скворцов, пробовал что-то насвистывать и наконец сказал:
— Погода совсем д а ч н а я…
Особым оттенком голоса от напоминал дочери о начатом разговоре. Лиза промолчала, словно намек отца не помогал, а мешал ей к нему вернуться.
— Федя, ты не хотел бы провести лето с нами? Мы уже приготовили тебе комнату, — наконец сказала она, но это прозвучало не так, она в досаде отвернулась, нахмурила лоб и, словно преодолевая препятствие, попробовала сказать иначе: — Это не оттого, что… Тебя никто не собирается принуждать… — Слова опять ей не понравились, и она с отчаяньем воскликнула: — Федька, чучело! Можешь ты пожить с нами! Прошу тебя как брата! Всего одно лето!
— А Лена? — спросил Федя.
Не решаясь ответить, Лиза обернулась к отцу. Алексей Степанович сидел на краю скамейки, подперев рукою голову, но вдруг резко выпрямился и произнес:
— С Леной вот какая история… Извини, буду говорить тебе прямо. Она от-ка-за-лась. Понимай, как тебе угодно, но она отказалась тебя видеть, и об этом было заявлено мне. По телефону. Лизочка, ты помнишь?
Лиза подтвердила его слова.
— …И после этого она теперь требует… — Алексей Степанович не успел договорить, заметив на другом конце аллеи невестку, которая быстро приближалась к ним. — Впрочем, поговорим о чем-нибудь…
И его лицо приняло выражение, означавшее, что их разговор вовсе не касался Елены.
— Здравствуйте. Федя, пойдем, — сказала Елена и взяла мужа за руку.
Алексей Степанович замер, не ожидая от невестки таких решительных действий.
— Позволь, — он привстал, чтобы загородить дорогу Елене. — Так вмешиваться, как ты вмешиваешься… это, прости меня…
— Вы вмешались раньше меня.
— Куда ты его тащишь? Лиза, куда она его тащит!
Алексей Степанович не знал, к кому обращаться, чтобы его слова возымели действие.
— Домой. Подальше от вас, — сказала Елена.
— Леночка, погоди! Ей-богу, странно… Неужели нельзя договориться мирно? — продолжать перепалку со взбалмошной невесткой Алексею Степановичу было так же невыгодно, как игроку вести игру на чужом поле. — Вот послушай… только спокойно, без нервов. Вы с Федей ожесточены друг против друга, верно? Вам надо пожить отдельно, вот я и предлагаю…
— Нет…
Словно встревоженная облавой птица, Елена напряженно вытянула шею, прислушиваясь к вкрадчивому голосу свекра.
— Почему ты упрямишься?
— Не хочу, чтобы он опять попал к вам.
Уязвленный этими словами, Алексей Степанович не сразу потребовал объяснения, как бы боясь, что оно уязвит его еще больше.
— Как это понимать? Надеюсь, ты не имела в виду меня оскорбить?
— Я сказала то, что сказала.
— Объясни, пожалуйста.
Решительность покидала Елену, и она почувствовала, что любые ее слова прозвучат вяло и жалко.
— Не могу объяснить. Не знаю.
— Странно…
— Да, странно! Странно все в вашем доме! Странно настолько, что нормальный человек… — выкрикнула она и запнулась.
— Нас, стало быть, и нормальными людьми нельзя признать? Очаровательно! — прошептал Алексей Степанович, напоминая внушительной мимикой, что в доме повешенного не говорят о веревке. — Что конкретно вас не устраивает!
— Двойственность, в которой вы живете… — от нежелания это произносить Елена слишком растягивала слова, как бы, наоборот, подчеркивая их смысл.
— Лизочка, ты что-нибудь понимаешь? Нас обвиняют в двойственности и фальши! Что ж, коли так… Насильно мил не будешь.
— Я не ради ссоры. Я никого не осуждаю, — сказала Елена, и у нее густо покраснели надбровья, щеки и пробор в волосах.
— К чему же эти выпады?
— Просто Федя… Он чутко воспринимает фальшь.
— Где фальшь?! Какая, к черту, фальшь?! Мой образ жизни никого не касается! — пронзительно закричал Алексей Степанович. — Решай-ка, брат… Либо едем на дачу, либо ты… Мне надоели беспредметные пререкания.
— Мне все равно, — глухо сказал Федя.
— Если тебе все равно, то кому же не все равно? — Алексей Степанович устало прикрыл ладонью покатый лоб. — Мы ж тут, видите ли, все лжецы и фальшивые люди! Может быть, наше общество для тебя опасно?!
Федя засмеялся, сначала беззвучно, а затем все громче и громче.
— Делят… Делят меня по частям!
Елена шагнула в его сторону, но Алексей Степанович встал на ее пути.
— Феденька, мне уйти? — спросила она как бы через голову свекра.
Федя не ответил, и, положив букетик на край скамейки, Елена бросилась к воротам.
III
У Борщевых была дача по Белорусской ветке. Стоявшая на краю поселка, почти у самого леса, она заметно отличалась от соседних дач своим необычным и затейливым видом: дом окружала высокая изгородь, к крыльцу вела липовая аллея, цветные стеклышки поблескивали в переплетах веранды и балкон о большим выносом нависал над алым шиповником. Вдоль изгороди Алексей Степанович посадил акацию и орешник, по обе стороны от дома разбил яблоневый сад, вырыл небольшой прудик и поставил беседку, увитую плющом и диким виноградом. Специально для дачи он заказал мебель на старинный манер и перевез сюда весь свой антиквариат, часть старых книг из библиотеки и дорогие сердцу картины. Разумеется, ему пришлось потратить немало денег и позаботиться о надежных замках, но игра стоила свеч, и Алексею Степановичу удалось создать на даче особый стиль. Хотя он преподавал новейшую историю и рассказывал на лекциях о рабочих кружках, взглядах Плеханова и колхозном строительстве, он всей душой любил девятнадцатый век, тургеневские времена. Усадьбы, колонны, запущенные аллеи казались ему наполненными красотой, или, как он выражался, э с т е т и к о й жизни. Он и детей воспитывал в том же духе, совершая с ними паломничества в Архангельское, Кусково, Абрамцево, и если Феде это не привилось, то Лизой он мог гордиться: она была воспитана в с т и л е…