— Простой человек в своей массе все-таки предпочитает пост-СССР…
— Лишь в силу того, что имеет наглость не чувствовать себя простым. Или имеет несчастье вообще ничего не чувствовать.
Есть такое мнение, что менеджер нужен не для того, чтобы работать, а для того, чтобы работали остальные — этакий неподвижный двигатель, запускающий все своим присутствием. На днях идеальное подтверждение: знакомому один капиталист платит за то, чтобы тот… ходил на его рабочее место в его отсутствие (а отсутствует он всерьез и надолго, ибо проживает в другой стране, а бизнес тут, в Красноярске). Ничего больше делать не надо. Ни с бумагами, ни с живыми людьми. Просто приходить в кабинет и вести любые свои дела, или ничего не делать, чай пить. Главное, чтобы в коридоре мелькал хоть кто-то, имеющий ключ от главного кабинета, и все это знали.
Кому нужна «социальная стабильность»? Вопрос дает идеальную площадку для демагогии. Сначала доказать, что она нужна сильным, ибо всегда в интересах тех, кто «уже урвал». Затем доказать, что она потребна слабым, ибо сильные ловят в «мутной воде» и отламывают на «переломах», за счет, конечно же, слабых. Могу написать аргументированную статью — с обеих позиций. А на самом деле? Не знаю. Даже не знаю, нужна ли она мне. И даже не знаю, кто я — сильный или слабый — во всей этой ублюдочной классификации.
В каком-то смысле власть плохой не бывает. Мы же ее, как писали классики, заслуживаем. И «общество это амплификация наших душ», как писали другие классики. Просто бывает та или иная степень противоречивости. Правление кризисно не потому что глупо, жестоко, плохо, а потому что противоречит. Прежде всего, самому себе. Вот такие «вконец противоречивые режимы» и должно не любить. Впрочем, они скоро сменятся, независимо от тебя. Толкать падающего не очень великодушно, впрочем… толкать ведь можно в разные стороны. Тогда вся соль — в разборке толкателей.
Лет в пять я просек макроэкономику. «Надо все бросить, и печатать исключительно деньги». И пошел дергать родителей, чтоб они немедля поделились с миром моим открытием… Родители меня тогда успокоили, сказав, что в правительстве это знают. Просто печатать быстрее нет сил. Я успокоился.
Это не к тому, что дети не знают инфляции. Это к тому, что взрослые не секут сугубо условную природу денег. Это же просто информационные сигналы разной степени мощности, и более ничего. А к ним относятся так, как будто это можно пощупать. В том смысле в СССР исходили из более ясной картины мира… То есть картина мира, где оперируют лишь понятиями ресурс и продукт, а деньги трактуют именно как условный сигнал, явно менее заморочная. При этом еще понимая, что и продукт — штука вполне условная. Продукт лишь то, что люди договорились считать продуктом. Более-менее «объективной реальностью» обладает только «ресурс», вокруг чего и строится экономика.
А люди — чего думают? Ну, например. Приняли решение, что казино надо закрыть, ибо в них не создается «ничего полезного». Владельцы казино в Красноярске тут же выкатили петицию — сколько они создают рабочих мест, и сколько перечисляют в бюджет. Если вы согласились считать деньги лишь за то, чем они являются, вам будет очевидна бредовость и «рабочих мест», и «отчислений в бюджет».
То есть главное только одно — «там не создается ничего полезного». И если у вас есть вот эта конвенция, чем предстает картина? Никакого труда там нет. Все крупье получают пособие по безработице. Откуда оно берется? Оно является частью расходного потока, другими его частями является огромное, фантастическое пособие по безработице владельцам казино, и вот эти отчисления в бюджет. Образуется поток из отъема у разных страт больного населения. Поток чего? В самом общем случае — талонов на жизнь. То есть казино не более чем перераспределительный механизм от больных к здоровым, и все.
И отношение к ним зависит только от того, считаете ли вы благом такое перераспределение. Позиция, что его считают благом, вполне логична. Но тогда стоит быть логичным до конца, и начать продажу героина в аптеках, что будет точно такой же процедурой. Болеешь — сам дурак. Болей дальше, на благо здоровых.
Или вот, например, завод «Кока-колы». Если мы отрицаем полезность напитка, то… перед нами ровно такая же штука. То есть закрытие всех заводов «Кока-кола» в мире не нанесет ущерба хозяйству, хотя и подкосит экономику. Весь фокус в различении этих двух вещей.
Открыв наугад российский женско-иронично-детективный роман, читаю про барышень в шмотье за 10 тысяч уев, за успехи гламурных стилистов, за парикмахерские для собак и т. п. Читатели романов сиих — как правило, рядовые затюканные жизнью домохозяйки. И вот, значит, дискурс, где «оседлав свой верный бентли, Элеонора с Николаем отправились на ланч в замок барона». Примерно также устроен и российский женский журнал. И российский мужской журнал. Чтоб, значит, обязательно бентли и замок барона. Без них не жизнь.
Вот примерно три отношения к «бентли» и «барону», которые не то что мои, но понятны и человечны:
1). Убить их на хуй с этой Элеонорой именем трудового народа, «бентли» продать, деньги раздать.
2). Войти в истеблишмент. Чтобы у тебя «бентли». Чтобы бароны искали встречи с тобой.
3). Гуманистический похуизм и полнейшее равнодушие. «А у нас своя жизнь». Вы говорите, что «многого добились в жизни», а нам по хуй. У нас косячок душистый. У нас книжки духовные. У нас секс, драгс и рон-ролл. У нас много чего… от чего жизнь интереснее, чем у вас. Например, у нас в огороде брюква. Или Рождество Христово. И покуда у нас есть интересное в жизни, нас как-то не волнуют «бароны».
Последний подход — самый завидный. Наиболее исполненный достоинства, скажем так. Но и первые два вполне себе ничего. Человечные, скажем так.
Но вот пялиться в чужой успех без желания его порвать, без желания его примерить, и при этом без равнодушия?
Эта марсианская рецепция, прямо слово. То есть я понимаю, как это устроено, но для меня это иномирное.
Между тем страна внимает именно так.
Когда на крыше дома метровые буквы утверждают «Славу КПСС», это, наверное, не самое разумное и красивое идолище. Но реклама какого-нибудь пылесоса в десять раз больше — это уже идолище запредельное. Почему бы не видеть рекламу так? Как начертания божеств — коим поклоняются? У Пелевина, помнится, было давнее эссе, про «вудуистский характер советской власти». Приколюха такая, что «народ и партия едины» не дурь, а чистая магия. И сами мы племя веселое, и тотемы у нас на пять. Так вот, продолжая логику… катится племя-то. По крайней мере, то племя, которое поклонялось бородатому мужику на полотнище — явно более развито, чем племя, сменившее его на какую-то гигантскую банку с ритуальной жижей. И даже великий «Славка Капээсэс» нес в себе больше антропоморфных черт, чем мобила пять метров на десять, и прочее наше счастье.
Не кажется ли церкви вся эта масса верующих — оскорбительнее атеизма? Вот когда по некоему опросу «80 процентов граждан России назвали себя православными». Они же Бога видят как крышу, очень могущественную, но рассеянную (может быть, потому и не такую чисто конкретную, что шибко всеобщую). Инвестировать в нее с гарантией — хрен ли. Но мало ли? На всякий случай — надо уважить. Этому занес, тому занес, открытку бабе Маше к Новому году — так, чего еще? — богу не занес? — надо исправить. И на бандитскую шею вешается крестик, или там иконка под оконко, и еще помолится надо, чтобы того… Мало ли? Береженого и бог бережет. Я банальное говорю, но вот чего интересно — церковь с этого радуется? С «80 процентов»? Это называется «с худой овцы шерсти клок», или как-то иначе?
Завести ребенка в современной цивилизации можно лишь по ряду факультативных, местами и девиантных, соображений. Три реальные причины, которые реально сгребали под себя большинство, а не оставляли вопрос на свободную волю, более не работают. Назовем, более не действующих — политическая, экономическая и метафизическая. Относительно них не стоит «проблема индивидуального выбора», ибо культура уже все выбрала за тебя.
То, что мы назвали причиной «политической» — вопрос ценза взрослого. Ну буквально: не имеешь наследника, не мужик. Баба, конечно, тоже не баба. Примерно как сейчас у традиционных народов. Или у древних славян, мало чем отличных в этом разумении от чеченцев. «Детей ты можешь не любить, но мужиком ты быть обязан». Ну а потом, наверное, все-таки любишь. То, что нельзя изменить, проще полюбить.
Причина «экономическая»: в Древнем Риме рожали себе бесправных рабов, которых могли перевести в друзья — по своему выбору, по сумме заслуг (по римскому праву отец ребенка был вправе его убить, не объясняя причин). В традиционном обществе дети — вечные данники. Не потому что «хорошо помогать родителям», а потому такой адат. Ты вечный вассал, так скажем. И внуки твои вассалы. Самое последнее чмо могло чувствовать себя суверенным монархом, просто нарожав кучу деток. Потом уже появились «права ребенка», но экономическая сторона оставалось: работаешь на предков, сколько им надо. Молишься на то, чтобы предки оказались умеренными, не самодурами, ибо спасения от отца и матери самодуров — нет. «Я тебя породил, я тебя и убью».
Наконец, мотивировка «метафизическая». Не признание статуса реальности за индивидуумом, признание такового лишь за родом. Ты есть, пока ты причастен этой реальности. В этом смысле не продолжить род — выпасть из реальности. Ты есть, но тебя на самом деле нет. И ты это знаешь. Здесь уже не важно, кем тебя считают, кто тебя кормит в старости — просто заботишься о подлинности реальности.
Очевидно, что в «развитых странах» — ни первого, ни второго, ни третьего. То есть дивиться надо не низкой демографии, а тому, что кто-то еще рожает. В силу каких причин?