«Здесь перевозчики из варваров приняли нас на однодеревки, которые выдалбливаются ими из срубленного леса. Они перевезли нас через реку. Эти челноки не для нас были приготовлены. На них были перевезены попавшиеся нам на дороге множество варваров, потому что Аттила хотел переехать в Римскую землю, как будто бы для того, чтоб охотиться. В самом же деле он делал приготовления к войне, под тем предлогом, что не все беглецы были ему выданы».
В семидесяти стадиях (примерно в 13 км) от реки посольство вынуждено было остановиться. Эдикон отправился в ставку к Аттиле сообщить о прибывших, и вскоре к римлянам прискакали посыльные, с тем чтобы препроводить их в лагерь гуннского вождя. На следующий день послы и сопровождавшие их гунны прибыли туда, где стояли многочисленные шатры Аттилы. Это место не было постоянной ставкой – у Аттилы, как выяснилось позднее, имелось нечто вроде резиденции с деревянными домами, здесь же был разбит кочевой лагерь. Приск пишет, что римляне хотели поставить свои палатки на холме, но им запретили это делать, поскольку шатер самого Аттилы стоял в низине, и они поселились там, где им было указано.
К этому времени Аттила уже узнал о том, что на его жизнь готовится покушение, – Эдикон «донес ему о количестве ожидаемого от Римлян золота и о цели нашего посольства». Удивляет реакция гуннского вождя – он не задержал послов, не учинил следствия, а лишь, без объяснения причин, отказался от встречи с ними и через своих людей предложил им вернуться в Константинополь. Причем он разрешил им отложить отъезд до утра и прислал богатый ужин. Для Максимина и Приска, которые не знали о планах Вигилы, это стало полнейшей неожиданностью, и они настойчиво требовали свидания с Аттилой. В конце концов, они добились своего. Приск пишет:
«Мы вошли в его шатер, охраняемый многочисленною толпою варваров. Аттила сидел на деревянной скамье. Мы стали несколько поодаль от его седалища, а Максимин, подошед к варвару, приветствовал его. Он вручил ему царские грамоты и сказал, что царь желает здоровья ему и всем его домашним. Аттила отвечал: “Пусть с Римлянами будет то, чего они мне желают”».
Остроумный ответ вождя не насторожил Вигилу. Аттила же, зная, что переводчик собирается ненадолго вернуться в римские земли за золотом для оплаты убийц, не стал препятствовать его отъезду и даже сам послал его туда, якобы для того, чтобы содействовать выдаче перебежчиков. Гунны фиксировали имена всех перебежчиков за многие годы, и Аттила «велел секретарям прочесть бумагу, в которой записаны были имена беглых». Кроме того, Аттила предупредил римлян, что им категорически запрещается делать в его землях какие‐либо покупки, кроме съестных припасов, в том числе запрещается выкупать своих соотечественников из плена. «Это было придумано варваром хитро, дабы тем легче изобличить Вигилу в злоумышлении на его жизнь, когда он не будет в состоянии сказать причины, зачем вез с собою золото…» После отъезда заговорщика дипломатические дела пошли на лад, – вероятно, Аттила понял, что остальные послы непричастны к готовящемуся покушению. Впрочем, особой активностью переговорный процесс не отличался. Аттила продолжал путь по своим землям, двигаясь на север; послы следовали за ним. Потом вождь на некоторое время отлучился – он «хотел поехать в одно селение, в котором намеревался сочетаться браком» с очередной женщиной. «Аттила имел много жен, но хотел жениться и на этой особе, согласно с законом Скифским», – поясняет Приск.
Послы продолжили свой путь в одиночестве. Впрочем, окрестные жители оказывали им всяческое содействие: в селениях им отпускали пищу, их перевозили через реки на челнах-однодеревках и плотах. Судя по тому, что им пришлось в числе прочих рек пересечь Тису, теперь они двигались на запад. Однажды римлянам довелось пережить небольшое приключение, в котором им пришла на помощь жена (точнее, вдова) Бледы. Несмотря на то что Бледа был убит Аттилой, вдова его сохранила высокий статус и богатство. Приск пишет:
«Прошед много дороги, раскинули мы под вечер свою палатку близ озера, имеющего годную к питью воду, употребляемую жителями ближнего селения. Вдруг поднялась страшная буря с громом, частыми молниями и проливным дождем. Бурею не только опрокинуло нашу палатку, но и все пожитки унесло в озеро. Этим случаем и сильною тревогою, господствовавшею в воздухе, мы были до того устрашены, что покинули то место, отделились друг от друга, и среди мрака, под ливнем, каждый из нас пошел по дороге, которая представилась ему удобнейшею. Однако мы все пришли к хижинам селения, где и сошлись, – ибо различными дорогами мы обратились к одному месту. Мы с криком отыскивали отставших от нас товарищей. Скифы, выбежали на шум и стали зажигать камыши, которые они употребляют для разведения огня. При свете этих камышей они спрашивали нас: что нам нужно, что мы так громко кричим? Когда бывшие с нами варвары дали им знать, что нас встретила непогода, то жители звали нас к себе, приняли нас в свои домы и, подкладывая много камышу, согрели нас.
Начальница того селения – она была одна из жен Влиды – прислала к нам кушанье и красивых женщин к удовлетворению нашему. Это по‐скифски знак уважения. Мы благодарили женщин за кушанье, но отказались от дальнейшего с ними обхождения. Мы провели ночь в хижинах и на рассвете пошли искать наших вещей. Мы нашли их частию на месте, где накануне остановились, частию на берегу озера или в самом озере, откуда их и достали. Тот день провели мы в селении, обсушивая наши пожитки. Непогода миновалась, и солнце ярко засияло. Позаботившись о своих лошадях и о других животных, пошли мы к царице, приветствовали ее и принесли ей взаимно в подарок три серебряные чаши, красных кож, перцу из Индии, финиковых плодов и других сластей, которые ценятся варварами, потому что там их не водится. Мы вышли от нее, пожелав ей всех благ за ее гостеприимство».
В конце своего пути послам пришлось задержаться в одном из гуннских «селений» и дождаться Аттилу, чтобы вместе с ним прибыть в его основную резиденцию. Селений в нашем смысле у гуннов, как у кочевников, скорее всего, не было, но речь могла идти о летних или зимних стоянках, где кочевники порой обустраивают для себя какие‐то скромные стационарные жилища и хозяйственные помещения. Кроме того, на занятых гуннами землях жили и другие, подчиненные им народы, среди которых были земледельцы.
Сам Аттила имел несколько стационарных резиденций. Приск пишет: «…Мы ждали, покуда Аттила проехал вперед; потом продолжали свой путь за ним вместе со множеством народа. Переехав чрез некоторые реки, мы прибыли в одно огромное селение, в котором был дворец Аттилы. Он был, как уверяли нас, великолепнее всех дворцов, какие имел Аттила в других местах». Здесь вождю была устроена торжественная встреча.
Послы провели в резиденции Аттилы несколько дней. Состоялся обмен подарками, Аттила и его приближенные устраивали в честь гостей пиры и обеды. Что же касается собственно дипломатии, ни один серьезный вопрос, в сущности, решен не был. Единственным достижением стало то, что римляне добились освобождения жены некоего Силла и ее детей, попавших в неволю при взятии Ратиарии. Аттила «не отказал в освобождении их, но спрашивал за них очень дорого», однако при посредстве Онигисия вопрос был улажен: «…жена Силла была им освобождена за пятьсот золотых, а дети отправлены в дар царю».
Послы пытались добиться от Аттилы, чтобы он прислал в Константинополь для переговоров своего сановника Онигисия. Они были настолько заинтересованы именно в его приезде, что намекали самому Онигисию на богатые подарки, которые он получит по приезде в столицу. Возможно, римляне рассчитывали с помощью этих подарков добиться от Онигисия не только участия в переговорах, но и решения каких‐то вопросов в пользу Константинополя. Однако гунн ответил им:
«Римляне думают просьбами преклонить меня к тому, чтоб я изменил своему государю, забыл полученное у Скифов воспитание, пренебрег женами и детьми своими и богатство Римское поставил ниже службы при Аттиле? Я могу быть вам более полезен, оставаясь здесь в своей земле; ибо если случится, что мой государь будет гневаться на Римлян, то я могу укрощать его гнев; напротив того, приехав к вам, я могу подвергнуть себя обвинению, что преступил данные мне предписания».
Аттила же, в свою очередь, желал, чтобы переговоры велись на его территории и чтобы к нему прибыл кто‐то из высокопоставленных сановников. Приск пишет:
«Максимин вышел из дому Аттилы и говорил мне, что варвар требует, чтоб посланником к нему назначен был либо Ном, либо Анатолий, либо Сенатор; что, кроме их, он никого другого не примет. На сделанное Максимином замечание, что не надлежало назначать в посольство этих мужей и чрез то делать их царю подозрительными, Аттила сказал, что если Римляне не сделают того, что он хочет, то несогласия будут решены оружием».
Переговоры закончились компромиссным решением. Приск сообщает: «По прошествии трех дней мы были отпущены Аттилою, который почтил нас приличными подарками. Он отправил с нами посланником к царю Вериха, того самого, который в пиршестве сидел выше нас. Это был человек знатный, владел многими селениями в Скифской стране и был прежде с посольством у Римлян».
Таким образом, вся деятельность Максимина и Приска свелась к обсуждению (причем не слишком плодотворному) процедуры грядущего посольства. Причем из Константинополя с ними вместе только что вернулись гуннские послы, которые ездили туда в основном по тому же самому поводу. Такая заминка в переговорном процессе, возможно, была вызвана тем, что Феодосий не придавал ему особого значения, надеясь на скорое устранение Аттилы. Сам же Аттила понимал, что Максимин был лишь прикрытием для заговорщика Вигилы и никакими серьезными полномочиями не обладал… Во всяком случае, посольство это оказало неоценимую услугу если не дипломатии, то историографии – ведь оно дало возможность Приску Панийскому побывать у гуннов и оставить свои замечательные записки.
Последние строки, касающиеся истории посольства Максимина, Приск писал уже с чужих слов. После его отъезда ничего не подозревающий Вигила, взяв с собой сына (вероятно, в подмогу) и деньги для подкупа убийц, вернулся в ставку Аттилы.