нило эти данные в ‘нечто’, и это ‘нечто’ протекало во всем через мое существо, установленное навсегда в каждом атоме, составляющем это существо; и во-вторых, это мое злосчастное ‘я’ здесь и всегда определенно чувствовало и с импульсом подчинения становилось сознательным в том – для меня это тяжелый факт, – что уже с этого момента я должен волей-неволей обнаруживать себя, всегда и во всем без исключения, в соответствии с этой врожденностью, образовавшейся во мне не в соответствии с законами наследственности и даже не под влиянием окружающих обстоятельств, но возникшей в моем существе под влиянием трех внешних случайных причин, не имеющих ничего общего, а именно: благодаря, прежде всего, повелению лица, которое стало, без малейшего желания с моей стороны, пассивной причиной моего появления, во-вторых, из-за моего зуба, выбитого неким мальчишкой-оборванцем, в основном из-за ‘слюнявости’ некоторого другого, и в-третьих, благодаря словесной формулировке, выраженной в пьяном состоянии лицом, совершенно чужим для меня, каким-то купцом ‘московской марки’”.
И это далеко не самый перегруженный пассаж из предисловия книги, подписанного целым набором имен и прозвищ: Татак, Черный грек, Тигр Туркестана, мистер или месье Гурджиев и племянник князя Мухранского.
Однако справедливости ради следует сказать несколько слов в защиту и похвалу Гурджиева. Книга эта действительно содержит в себе разработку и развитие его учения. Она несет в себе вкрапленные драгоценные зерна, но зерна эти нужно из нее добыть, пробившись через десятки страниц словесного месива – драгоценные зерна в ней надежно запрятаны, а нежелательный посетитель основательно напуган. Книга эта требовала жертв, и на эти жертвы шли добровольно те, кто видел их смысл. Эти драгоценности нужно было не просто добыть, их нужно было также отполировать и найти им оправу. Их значение не лежало на поверхности, его нужно было разгадать. А добыв из нее эти смыслы, нужно было уметь с ними работать. В связи с этой книгой становятся понятны слова, которые он говорил своим последователям в России в середине 1910-х годов: “У меня есть кожа, вам нужны сапоги. Вам нужно найти меня, уговорить меня продать вам кожу, хорошо заплатить мне за нее и самим сшить себе сапоги”. “Рассказы Вельзевула” – это не только проверка и испытание, она также – искушение. Книга эта, по словам Гурджиева, призвана безжалостно и безкомпромиссно разрушать укоренившиеся в современном человеке понятия и привычки с тем, чтобы на основе ее могло появиться истинное, а не иллюзорное восприятие действительности.
Сюжет эпопеи достаточно прост: главный герой повествования – Вельзевул, достигший почтенного возраста и находящийся на космическом корабле Карнак по пути на специальную конференцию на планете Ревозврадендр в солнечной системе Пандецнок по просьбе своего внука Хассейна рассказывает ему о существах, обитающих на планете Земля, о разных видах этих существ, об их истории, обычаях, мнения и привычках. Дана и история самого Вельзевула, который в молодом возрасте, обладая множеством талантов, был взят в услужение Верховному Владыке и стал приближенным Его Бесконечности Господа Бога, однако по причине несформированности его юного разума “однажды увидел в управлении миром нечто, что показалось ему “нелогичным”, и, найдя поддержку среди своих товарищей, существ, подобно ему, еще не сформированных, вмешался в то, что его нисколько не касалось[532]”. В результате по распоряжению Его Бесконечности он был сослан в один из удаленных уголков вселенной, на планету Марс, где и провел долгие годы ссылки, наблюдая за событиями в мире и на соседних планетах при помощи особого сверхмощного телескопа. Его особенно заинтересовали трехмозглые существа, то есть управляемые тремя центрами, “интеллектуальным”, “эмоциональным” и “двигательным”, именующие себя людьми, которые обитали на соседней планете под названием Земля и находились под заботливым наблюдением высших инстанций. Рассказам Вельзевула об обитателях этой планеты и объективной критике человеческого существования посвящена эта книга.
В “космогенической” главе этой книги Вельзевул сообщил своему внуку, что в далеком прошлом в результате столкновения Земли с кометой Кондур от Земли оторвалось два больших обломка, ставших ее спутниками. Эти спутники грозили улететь в открытый космос и нарушить мировой баланс, и тогда Высшие инстанции дали людям задачу “посредством своего существования… поддерживать отделившиеся осколки их планеты”. Для того, чтобы люди добровольно выполняли ту функцию, которую им назначили Высшие космические инстанции, и не подумали уклониться от нее, они внедрили в человека орган Кундабуфер, искажающий его представления о реальности, а также производящий в них ощущения удовольствия и наслаждения. Иллюзии и удовольствия и были тем механизмом, который стал “поддерживать отделившиеся осколки их планеты”.
Сначала все шло хорошо, люди выполняли свое назначение и одновременно в них начали выкристаллизовываться предпосылки для обретения объективного разума, однако в них зародился “механический инстинкт”, ставший причиной множества бед, и тогда было решено разрушить в них орган Кундабуфер. После того как этот орган выполнил свое назначение, он был за ненадобностью Высшими инстанциями разрушен, но, частично в результате допущенной ошибки, а главным же образом по собственной вине людей, в них кристаллизовались неблагоприятные последствия от временного наличия в них этого органа, передаваемые из поколения в поколение, такие как тщеславие, сластолюбие, гордыня, эгоизм, легковерие, лень и прочее, но главным из этих последствий было качество современных людей, названное Вельзевулом “внушаемостью”. Кроме того, в результате всех этих событий люди потеряли способность испытывать “угрызения совести” и появилась новая порода людей, называемых Вельзевулом хасснамусами. Важным персонажем этой книги, о котором с великим почтением говорит Вельзевул, является посвященный Ашиата Шиемаш, посланный на Землю Его Бесконечностью и живший в Вавилоне в тот древний период, когда в людях уже произошло искажение трех важнейших принципов: “веры”, “надежды” и “любви” – и произошла утрата ими совести. Этот посвященный сфомулировал великую идею пробуждения в людях “священной” или “объективной совести” и тем самым обессмертил себя в глазах поколений истинных посвященных.
Такова космическая и эзотерическая предыстория человечества, рассказанная Вельзевулом своему внуку. После изложения этой предыстории герой повествования поведал своему внуку о своих шести спусках на планету Земля, о посещениях разных стран и континентов и о наблюдениях за жизнью людей. Отдельные главы этой гигантской по замыслу книги имеют дело с искусством, гипнотизмом, с “плодами прежних и цветами современной цивилизаций”, с религией, с чистилищем (Священной планетой Чистилищем оказывается у Гурджиева планета Земля), с происхождением солнц и планет, с вечным двигателем и техникой космического кораблестроения, с проблемой Атлантиды и с проблемой времени, с легоминизмом (слово, которым Гурджиев пользовался для обозначения устной эзотерической традиции) и с законом Гептапарапшинок. Нужно отметить в книге нашего автора неимоверное количество нечитабельных и невыговариваемых неологизмов – например: Лундерперцо, Фрипиктванарали, Эголионоптис и Илносопарнианские законы и т. п., из которых многие образованы из армянских, русских, греческих и пр. корней и даже из имен его учеников и знакомых; так название звездной системы Зальцманино прямо связано с четой де Зальцманов, имя великого посвященного Ашиата Шиемаш – это зороастрийский термин, означающий “вечное солнце”, “намус” – это армянское слово, означающее “совесть”, а “хаснамусс” – слово, обозначающее бессовестного человека – и картина, созданная автором, станет более или менее полной.
Задача воссоздать детальный план этого произведения Гурджиева представляется неблагодарной по причине причудливости и разнородности его состава. Его главные мысли прячутся за многословием и расплывчатостью словесной ткани и общего построения. Технические и натурфилософские вопросы перемешаны с морально-этическими и психологическими, пророчества и откровения – с анекдотами, и все это пересыпано перлами мудрости несравненного ходжи Насреддина. Смесь языков, которыми пользовался сочинитель при создании этого произведения, не наделила этот труд ни легкостью, ни изяществом, ни тем более точностью формулировок. Определить жанр книги также не представляется возможным, хотя английская поэтесса Кетлин Рейн сравнивала ее с фантастическими путешествиями Гулливера Даниела Свифта.
Чувствуется, что автор не справился с “избытком собственных мыслей”, но, возможно, он и не хотел с ним справляться, напротив, он попытался сделать свою книгу предельно гротескной, причудливой и неудобоваримой, чтобы окончательно запутать и привести в замешательство читателя. В этом смысле замысел ему удался. Главный герой и рассказчик “Рассказов Вельзевула” обладает мышлением поистине неземным: его мысли при их рождении принимают поистине циклопические формы и грозят раздавить своей поступью мечущегося взад-вперед читателя. Иногда возникает ощущение, что автор имеет дело не со словами, а с гранитом или известняком, вытесывая из камня огромные блоки для строительства башни для живущих в шато Приере сказочных великанов.
К характеристике первого литературного опыта Гурджиева необходимо добавить несколько замечаний. Не исключено, что стилистические, ритмические и фонетические издержки этого произведения имеют два простых объяснения. Первое: “Рассказы Вельзевула своему внуку” – это первое литературное произведение нашего автора, а как уже прослеживалось в его судьбе, первые шаги ему часто не удавались. Вспомним его подмосковный дом со статуэтками, коврами и благовониями, который позже ему пришлось за ненадобностью ликвидировать, или его первые безуспешные попытки основать свой институт в России, Грузии и Европе. Второй возможной причиной неудачи с его первым опусом был не лучший подбор стенографисток и переводчиц, записывавших эту книгу под гурджиевскую диктовку в кофейнях или на пикниках во время автомобильных экскурсий и тут же переводивших еще сырые куски сразу на несколько европейских языков.