[544] Так была найдена гора, и яхта с искателями причалила к острову, но предстояло еще самое трудное и важное – восхождение, проект длиной в целую жизнь, если хватит жизни, но на что жизнь, если нет дела, достойного человека, а что может быть достойным его как не движение вверх и преодоление себя? Истинной благодарностью к своим наставникам – Гурджиеву и де Зальцманам – проникнуты слова, на которых оборвалась рукопись Рене Домаля: “Позже мы узнали, что смогли оказаться у подножия горы Аналог потому, что невидимые врата этой невидимой страны были открыты для нас теми, кто их охраняет… Это они открыли нам дверь, те, которые видят нас даже тогда, когда мы их не можем видеть, и в ответ на наши ребяческие расчеты, нестойкие желания и скромные, неловкие усилия оказывают нам великодушный прием”[545].
“Гора Аналог” Рене Домаля – возможно, один из светлейших памятников импульса, разбуженного в нем ветром традиции, проводником которой был Гурджиев.
В 1970-х годах количество ответвлений от гурджиевского истока уже невозможно было сосчитать. Вот перечень некоторых из них, с которыми автор познакомился лично или же узнал о них из рассказов Джона Пентланда и Н.А. Рабинека.
Помимо беннеттовской школы в Шерборне, в Англии, где до самой его смерти у него училось множество американских учеников (с ними автор столкнулся и подружился в 1974 году в Вашингтоне), с 1975 года под руководством английского ученика Беннетта Пьера Эллиотта в Америке начала действовать школа в Клеймонте, где ученики могли жить и принимать участие в различных семинарах и практикумах, но могли и приезжать на выходные дни и участвовать в специально организованных для них занятиях. Ответвления от этой школы, носящей название “Американское общество непрерывного образования”, управляемые уже учениками Пьера Эллиотта, существуют во многих странах от Англии и до Южной Америки.
Другая организация – Телесинская община в Спринг грин в Висконсине – была основана Ф.Л. Райтом и его русской женой, ученицей Гурджиева, жившей в 1920-е годы в шато Приере и занялась сельскохозяйственной деятельностью – выращиванием органических продуктов и созданием здоровых и близких к природе условий жизни, а также гурджиевскими “движениями”.
В 1973 году возникла еще одна “гурджиевская” община под названием “Поиск нортенского леса”, представляющая собой гибрид беннетовских и райтовских практик. Эта община, испытывающая также суфийские влияния, живет в суровых условиях “дикой” природы и воспитывает в ее обитателях ответственность за органическую жизнь на земле.
Благодаря простой выдумке – закладкам в книгах по “четвертому пути” с портретами Гурджиева и Успенского и телефонами для связи – большую международную известность приобрела американская “Община друзей”. В группе огромное число последователей, и ее основателем является некий Майлс Барт из провинции Юбы в Калифорнии. Майлс Барт разработал механизм работы с читателями, которые позвонили по предложенному телефону в надежде найти единомышленников. Эти люди приглашаются на собрание, где им предлагается набор гурджиевских технологий, например не говорить о себе в первом лице единственного числа, избегать слова “очень”, “ох”, “правда?”, не перебивать говорящего и т. п. Занятия проходят в легком юмористическом ключе, и никто ни к чему не принуждается.
Автор встречал десятки людей в Америке, в Германии, на Украине, в Литве, Латвии, Молдавии, в русских городах Поволжья и Приуралья, которые позвонили по телефону, напечатанному в книжной закладке, и какое-то время находились в поле внимания “Общины друзей”. Большинство из них сравнительно быстро обнаруживали, что имеют дело с технологическим культом наподобие дианетики, и выходили из сферы его влияния.
В самой общине в Калифорнии жизнь представляет собой сочетание тяжелого физического труда, интеллектуальных упражнений и эмоциональных нагрузок. Впрочем, большинство из телефонных “уток” в Калифорнию не стремится, а международная сеть продолжает расти.
Среди других учителей, которые вели и продолжают вести гурджиевскую работу, следует назвать Виллема Ниланда, голландского химика, учившегося у Оража и Гурджиева и бышего членом Гурджиевского фонда до конца 1960-х годов. Позже Ниланд создал нечто похожее на свой собственный культ: собрания его последователей проходили в полутемных помещениях, где последователи Ниланда прослушивали его магнитофонные лекции и по гурджиевской традиции пили арманьяк.
Другими известными учителями “четвертого пути” были Луиза Марч, Жорж Корнелиус, Пол и Наоми Андерсен. Все они учились у Гурджиева и разрабатывали те или иные аспекты гурджиевского учения.
В 1970-х годах Америке появился “Второй гурджиевский фонд”, возглавляемый молодым бруклинцем из поколения Джона Лилли и Тимоти Лири Е. Дж. Гольдом, а также множество других нью-эйджевских гурджиевских групп, для которых консервативный Гурджиевский фонд, не поощрявший левый радикализм, феминизм и наркотики, был мало привлекателен.
Е. Дж. Гольд опубликовал множество книг, среди них наиболее известны “Секретные разговоры с Гурджиевым”, в которых он приводит большое количество разговоров с неким г-ном Г., реплики которого по построению фразы напоминают гурджиевские. Книга эта содержит в себе множество “важных секретов”. Аналогичным приемом воспользовался Жан Кох, напечатавший две книги: “Смерть Гурджиева” и “Диалоги Гурджиева”. Совершенно очевидно, что его источники аналогичны источникам Е. Дж. Гольда, однако “наживка” имела временный успех и привлекла к этим “наследникам Гурджиева” некоторое число последователей.
Интересен эксперимент, проделанный гигантской телефонной корпорацией “Пасифик белл” по использованию гурджиевских технологий для повышения уровня производственной мотивации сотрудников корпорации. На занятиях служащие знакомились с идеями Гурджиева (законом трех, законом октав и т. п.) и практиковали память себя. По слухам, корпорация выделила на это проект 30 миллионов долларов и провела через соответствующий тренинг 15 тысяч из 67 тысяч своих служащих.
Были и другие попытки утилизации отдельных концепций и методов “четвертого пути”, в частности, промышленные разработки, связанные с энеаграмой и так называемым “расширенным законом трех”. Последняя, по слухам, имела место в России. Деградация гурджиевской “работы” с неизбежностью пришла к тупику там, где к ней не была приложена добавочная энергия, напротив, по меткому замечанию одного из ведущих гурджиевских последователей в России, хасснамусовские тенденции привели к появлению “пятого пути”, или пути использования идей “четвертого пути” в целях обогащения.
Россия – страна, породившая Гурджиева и Успенского, казалось, была отброшена на века назад произошедшей в ней социальной и культурной катастрофой 1917 года и начисто стерла из памяти эти имена. Однако так ли это?
В России 1960-х годов возникла ситуация медленного отогревания внутренней жизни, или, по выражению И. Эренбурга, “оттепели”. В это время напомнило о себе русское православие, возникли группки кришнамуртийцев, теософов и антропософов, появились и первые гурджиевские группы, однако условия их существования разительно отличались от таковых на Западе и, соответственно, иным был смысл понятия “группа”.
В то время как Успенский для своих английских учеников вводил как экзотику элементы несвойственной в Англии “конспирации”, в российских условиях не прекращающихся, а лишь меняющих форму репрессий, конспирация была необходимой и естественной. В России возникали группы-невидимки, часто вырастающие из школьных дружб и не без примеси юношеского идеализма, растворенные в коммунальной московско-петербургской, а позже и провинциальной жизни.
Группы “четвертого пути” возникли в России на волне религиозного, художественного и философского возрождения, происходившего главным образом в российском андерграунде, однако имевшего немалое влияние и на подцензурную культурную жизнь того времени и особенно – в последовавшие десятилетия. У участников этих групп не было никакой формальной организации, напротив, их деятельность была строго законспирирована, и техника “конспирации” состояла в неуловимости “работы”. Их “работа” заключалась в изучении идей “четвертого пути” и в “прочесывании” других конспиративных мистических групп, а также – религиозных, философских и артистических кругов с двойной целью: усвоения их опыта и привлечения наиболее ярких людей из названных кругов в круг “четверопутников”. В то же время был установлен контакт с несколькими уцелевшими после репрессий эзотериками, в которых часто хотели видеть непосредственных учеников Гурджиева. Наиболее известными из них были Веревин и Раевский.
Федор Петрович Веревин родился в 1901 году. Еще до Второй мировой войны, когда из Библиотеки имени Ленина поступил донос о том, что некий читатель читает слишком много оккультной литературы, Веревин попал под наблюдение властей. Он с трудом избежал ареста. Ему помогло то обстоятельство, что его забрали в армию, и он стал военным моряком на Тихоокеанском флоте. Вернувшись после армии в Москву, Веревин закончил Московский институт инженерного транспорта и начал работал в закрытом учреждении (“ящике”). Веревин увлекался Бердяевым и в разговорах часто перебивал собеседника восклицанием “Идея Бердяева!”, находя бердяевские идеи во всем, что было ему созвучно. Зная о наблюдении за ним, Веревин вел себя чрезвычайно острожно, и, возможно, власти не подозревали о его связях с молодыми московскими последователями “четвертого пути”: Степановым, Кердемуном, Калитенко, Коршаковым и Холодковым, с которыми он делился своим зрелым опытом и которые приносили радость и ему самому, много лет изучавшему оккультизм в одиночестве. Веревин скончался в августе 1968 году от сердечного приступа.
Человек по прозвищу Олдмэн, который провел более десяти лет в лагерях за интерес к подозрительным идеям и знакомство с подозрительными людьми, вернувшись в Москву в период “оттепели”, вел у себя дома занятия с небольшими группами студентов и т