Почти восемьдесят тысяч русских воинов, победителями вступившие на землю Франции, торжественно справляли главный праздник в освобожденном городе. И гораздо больше иностранцев, французов, немцев, австрийцев, внимало духовному торжеству детей Севера.
– Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ… – красиво и мощно выводили солдаты и офицеры всех родов войск.
Пение взмывало ввысь, очищало недавнее кровавое прошлое, соединяло в единое целое души живых и мертвых.
Орлов почувствовал, что его впервые за последние месяцы покидает тяжкий груз недавних боев и боль понесенных утрат.
Под Краоном две русские пехотные дивизии из армии Блюхера полдня держались против всей армии Наполеона. Когда же стало ясным, что помощь подойти не успеет, то мушкетеры и егеря организованно отошли, согласно полученному приказу. Их прикрыла вторая гусарская дивизия, единственный резерв, который сумел добраться до поля боя.
Как это часто бывало, кавалерия жертвовала собой за други своя. Выбывали из строя гусары, офицеры и генералы. Был смертельно ранен командир дивизии генерал-лейтенант Ланской, и в командование вступил полковник Денис Давыдов.
Орлов, очумевший от долгого боя, увидел, как взметнулась от взрыва земля рядом с Лопухиным и князь вместе с конем повалился рядом с воронкой.
– Миша! – Орлов бросил поводья Аполинарию, а сам очутился рядом с другом.
Ментик на груди Лопухина был разорван, лицо стремительно белело, но губы чуть дрогнули в подобии улыбки.
– Орлов…
– Сейчас тебя перевяжут, и все будет хорошо, – бормотал подполковник. – Еще в Париж вместе войдем…
– Как иначе? Мы – бессмертны, – отчетливо произнес Лопухин.
В следующий миг его тело несколько раз дернулось в прощальной агонии, в уголке рта появилась струйка крови, а глаза безжизненно уставились в небо.
– Саша!..
Но заиграла полковая труба, и Орлову пришлось привычно забраться в седло…
Мы – бессмертны.
Теперь Орлов под стройное пение был уверен в этом. Те, кто ушел на этом долгом пути, сейчас с гордостью смотрят на оставшихся с небес и тоже внимают торжественной службе.
Бессмертны. Как бессмертен каждый солдат.
И в едином чувстве сливались вместе простой пехотный рядовой и сам Русский царь, согласно чину всенародно молившийся вместе со своим народом.
А потом была прогулка по Парижу, и трое встретившихся соседей вдруг столкнулись с пышной свитой.
Император остановился, взглянул на офицеров, и те вытянулись во фронт.
– Подполковник Орлов.
– Ротмистр Штаден.
– Штабс-капитан Бегичев.
– Наслышан. Христос воскресе, – улыбнулся Александр и, как к ровне, шагнул навстречу.
– Воистину воскресе, – после положенного троекратного поцелуя первым отозвался другой Александр, в гусарском мундире.
А вокруг раскинулся Париж, и бушевавшая весна была залогом обновления. Впереди же лежала целая вечность, которую надо было прожить. И откуда-то из немыслимой дали звали родные края, в которых прошло детство и где был знаком каждый куст… И ждали своего разбора записки, которые сулили бессмертие.
Год 201…
– Ну, ты, Козел! – Расиф презрительно посмотрел на сидящего сзади Романа. – Долго нам ехать?
Небольшая колонна из четырех легковушек и трех крытых фур растянулась вдоль дороги, чтобы со стороны казалось, будто каждая машина движется сама по себе и никак не связана с остальными.
– Порядочно. – Козлов был морально уничтожен.
Окончательно добили его снимки из квартиры Орлова, которые успел сделать кто-то из боевиков. Лицо убитого мужчины было знакомо, а его судьба намекала на то, что ждало самого Козлова, едва в нем отпадет надобность.
Вторгшиеся в квартиру боевики помнили о судьбе своих товарищей и теперь опасались всего. Поэтому едва завязалась схватка, как нервы не выдержали, и кто-то, наплевав на все приказы, открыл огонь на поражение.
Расиф рвал и метал, грозился расправиться с виновником случившегося, и лишь слова Козлова, что на снимках запечатлен обычный крестьянин, несколько умерили его праведный гнев.
Действовать после случившегося в городе было невозможно, и теперь колонна шла к таинственной Орловке.
Впрочем, таинственной она была отнюдь не для Козлова. Разве могут скрывать тайну места, где прошла весьма большая часть жизни?
– Смотри у меня, – процедил Расиф, усаживаясь поудобнее. Луч солнца пал на его хмурое лицо, однако горец даже не сощурился.
А вокруг лежали бескрайние просторы, в которых могло затеряться не одно село и даже не один город…
Действительно сказано – тайное всегда становится явным. После слов Юрия многое из событий последних двух дней стало понятным. Получившаяся в итоге ясность отнюдь не радовала. Кто-то начал погоню за моей тайной, даже не подозревая о том, что в случае получения знаний они окажутся просто бесполезными. Но попробуй их убеди!
Зато порадовало упоминание о революции Пятого года. Тогда мы чертовой дюжиной, наше офицерское трио и поселившиеся у меня гусары, достаточно быстро сумели убедить революционный сброд, что ответ будет адекватный и чисто русский. В том смысле, что справедливость выше любого закона, а что может быть главнее установления на родной земле нормального порядка?
Еще легче решилось дело с теми, кто старательно мутил воду, – с местными либералами. Я лично обошел их всех и предупредил, что любое оскорбление Императора является оскорблением меня, как его подданного. Поэтому им предоставлялся выбор – или замолчать, или стреляться со мной на шести шагах расстояния. Тогда в городе меня еще знали, многие видели мою стрельбу, и вопрос решился полюбовно. Встать за свои убеждения к барьеру ни один адвокат или преподаватель, к сожалению, не пожелал.
Если бы сейчас дело решалось так просто!
– Они – ладно. Разберемся. А вы? – спросил я репортера.
– Ничего. – Похоже, Юрий был искренен. – Нет, мне интересно знать, но только для себя. Я достаточно хорошо понимаю, что стоит объявить правду, как я сразу же стану следующем в списке жертв. Материал даже не дойдет до эфира. Возможно, меня уже давно вычеркнули из списка живущих и лишь ждут, пока в городе все хоть немного утихомирится. Уедет не вовремя приехавший сюда депутат, или же я покину город, короче, произойдет так, будто очередное убийство не имеет ничего общего с предыдущими. Хотите, мотанем куда-нибудь вместе? Отдохнем на курорте, а там про вас забудут, а мне все спишут на очередной запой.
– Бывает отступление, в котором нет ничего зазорного, а бывает бегство. Пусть приходят, если хотят.
Оставался вопрос: насколько я вправе рисковать жизнями поселян, но мое отсутствие отнюдь не избавит людей от неприятностей. Напротив – вполне возможно, привлечет к ним еще большее внимание. Да и выстояли мы целый век, почему же сейчас должны сами отказываться от самого главного? Еще посмотрим, чем это все закончится. В родных краях нас никто не возьмет.
А вот из города действительно пока лучше уехать. Те, кто совершил налет на квартиру, должны будут расплатиться по векселям со всеми полагающимися процентами. С прочими я драться не собираюсь. А здесь, чувствую, без драки не обойтись.
– Вам и вправду надо уезжать. Лучше всего – прямо сейчас и куда-нибудь подальше. А я отправляюсь к себе. – Я только сейчас заметил, что от сигареты остался один фильтр, и потянул из пачки следующую.
– Ну уж нет. Я с вами, – с какой-то бесшабашной решимостью провозгласил репортер. – У меня тут есть машина, на ней и доедем. Вы, я и мой напарник.
– Машина у меня тоже есть, – я кивнул на стоявший во дворе автомобиль Вани.
Стоит ли брать Юрия? Судя по всему, он собирается сдержать слово и не разглашать правды. Тем более – само ее существование несет угрозу для всех к ней причастных.
– Хорошо, – решился я. – Будь что будет. Но предупреждаю…
– Ничего я не боюсь, господин полковник. Но никогда в жизни не прощу себе, если пройду мимо.
Каждый сам выбирает судьбу. Или же она выбирает нас.
– Тогда звоните напарнику. Здесь нам больше делать нечего.
– А Диана? – Вопрос был резонным. Одно дело – съездить ко мне в гости в спокойные времена, и иное – сейчас. Рисковать обретенной было женщиной я права не имел. Она – не Юрий, в список опасных лиц не попадет.
– Подождите меня внизу, – велел я, отбрасывая очередной окурок.
В комнатах и кухне было уже чисто. Сама Диана по извечной женской привычке наводила марафет на лицо. На мой взгляд, ни в какой косметике она не нуждалась, да только разве докажешь?
Предстоящий отъезд обосновать было не менее трудно. Я мялся, не решаясь начать, пока Диана сама не подняла на меня взгляд голубых глаз.
– Когда мы едем к тебе?
– Я – сейчас. А потом приеду и заберу тебя сразу после заключительной пресс-конференции.
– Я с тобой, – как само собой разумеющееся, произнесла Диана.
– А работа?
– Выберусь на денек. Там всей конференции на два часа.
– Диана, видишь ли… – Мне было очень неловко говорить, будто я совершал предательство. – Этот налет… Вдруг целью нападавших был я?
– Есть за что? – Вопросы журналистки были коротки и точны.
– Нет. Но должна же быть причина!
– Скажи просто, что не желаешь меня брать. – Голубые глаза стали влажными.
– Напротив – желаю. Однако подвергать тебя опасности…
Попробуйте пообещать что-нибудь женщине, а потом отказаться от своих слов! Давненько я не видал подобной бури! Мои аргументы отметались, а чаще – использовались как подтверждение моего коварства. После того, что было накануне, ожидать иной реакции было трудно. Закончилось все, как водится, слезами, а я никогда не любил женских слез.
– Поехали, – вынужден был согласиться я.
– Никуда я с тобой не поеду! – с чисто женской последовательностью высказалась Диана. И добавила все, что думает о мужчинах.
Теперь пришлось ее уговаривать.
– Я же хотел как лучше, малышка. – Кажется, поцелуи в качестве аргументов перевесили слова. – Сейчас же поедем. А хочешь, останешься у меня насовсем. Зачем тебе эта работ