— Вот… только табак крепкий… — Растерянно добавил он.
— Ничего, мы привычные, — важно ответил я, хотя недавний опыт, случившийся в корчме, научил меня, что местный табак сильно отличается от того, что будет в будущем.
Ожидаемо, легкие свело спазмом. Изо рта вырвался хриплый, удушливый кашель, от которого на глазах выступили слезы.
— Кх-кха… Да, крепок табачок… — просипел я, пытаясь сохранить лицо.
Гусары с ухмылкой наблюдали за моими страданиями. Я сделал еще одну, более осторожную затяжку, а потом, изобразив, что споткнулся о собственную ногу, «случайно» выронил трубку прямо в самую большую охапку сухого сена.
— Ах, черт! — вскрикнул я с очень даже натуральным выражением ужаса. — Какой же я неуклюжий! Какая досада! Сецчас найду!
Затем, не долго думая, я бросился выгребать сено, как будто спасая трубку, но на самом деле еще больше разбрасывая угольки, чтоб наверняка занялось.
Сено не вспыхнуло сразу. Оно начало медленно, коварно тлеть, наполняя сарай едким, удушливым дымом.
— Да куда подевалась эта чертова трубка⁈ — Очень правдоподобно возмущался я, активно способствуя своими действиями тому, чтоб вместо чада появился, наконец, уже огонь. Просто перекидывал сено с места на место, чтоб оно загорелось.
Сначала гусары молча смотрели на мои выкрутасы. Их лица выглядели максимально удивлёнными, а в глазах читался немой вопрос: что он творит? Но когда показался первый, тонкий язычок пламени, в нашем «курятнике» началась паника.
— Пожар! — заорал кто-то. — Воды! Тащи воду!
— Да где ее взять⁈
Все метались, пытаясь затоптать огонь, но я тоже не зря старался, чтоб это стало маловероятным. Пламя от активных действий гусар лишь веселее разгоралось, перекидываясь с одной охапки на другую.
— Господа, на выход! — заорал я, — Сохраняем спокойствие! Двигаемся в порядке очереди! Не создаём суету! Пока не задохнулись и не сгорели! На выход!
Потом я решил, что просто командовать мало. Нужна большая суета и бестолковщина. Иначе кто-нибудь особо дельный все-таки позовет на помощь, сарай потушат и моя задумка ни к чему не приведет.
Я оглянулся по сторонам. В дальнем углу, на жёрдочке сидели курицы. Две. Понятия не имею, как этих бедолаг занесло на нашу гауптвахту. Может, по привычке прибежали. Куры выглядели слегка перепуганными.
Без малейших сомнений я подскочил к птицам, хапнул обеих, подбежал к двери, а потом с криком "Спасай скотину!' вышвырнул их на улицу, прямо Ржевскому в лицо. У Ржевского со скотиной явно были сложные взаимоотношения. Вместо того, чтоб поймать несушек, он с бранным ревом перекинул куриц к соседнему гусару.
Куры, в свою очередь, совершенно не понимая, что это за аттракцион такой начался, с громким кудахтаньем, растопырив крылья, попытались вспомнить, что вообще-то они птицы и попробовали взлететь, намереваясь оказаться как можно дальше от странных гусар, которые решили поиграть ими в «сифу».
Естественно, ничего у них не вышло. Одна курица красиво влетела юному корнету прямо в физиономию, другая вспорхнула на голову одному из моих товарищей, оглашая округу истеричным «ко-ко-ко!». В любом случае, моя цель была достигнута. В наших гусарских рядах наблюдалась паника, а сарай благополучно превращался в весёлый, достаточно бодрый костёр.
Я, как капитан корабля, который с тонущего судна уходит последним, кашляя от дыма, выбежал с гауптфахты, только убедившись, что все мои товарищи уже на улице
Вся наша компания стояла во дворе, глядя как из сарая валит густой черный дым. Ну ладно… Не вся. Я смотрел не с ужасом, а с предвкушением.
Шок гусар быстро сменился гневом.
— Бестужев, это ты все устроил! — первым «наехал» на меня Ржевский. — Ты нарочно! Вот, о какой идее шла речь!
Я с самым невинным видом пожал плечами, а затем подошел к владельцу трубки и протянул ему едва не утраченную вещь.
После чего повернулся к Ржевскому, сделал серьезное лицо и заявил:
— А ни черта подобного. Чистая случайность. С кем не бывает. Зато, господа…Какая теперь гауптвахта? Мы обещали, что не сбежим. Мы не сбежали. Она сгорела. Не на пепелище же нам сидеть. Слово офицера мы держим.
В этот момент со стороны усадьбы показались местные мужики с ведрами топорами. Насчёт ведер я понял. Это логично. А вот топоры… Надеюсь, это не желание наказать гусар, лишивших местное население целого сарая.
— Горит! Помогите! — кричали мужики на бегу.
Только после мужицких воплей мои товарищи очнулись, вспомнив, что вообще-то реально горит. Какая теперь разница, что послужило причиной.
Ну и я только в этот момент понял, что задумка моя… ммм…несколько опасна. Если огонь перекинется дальше, то схреначит всю усадьбу. Честно говоря, в этот момент аж прострелило внутри. Будет совсем погано, если по моей вине пожар не остановится.
— Господа! — крикнул Ржевский, мгновенно оценив ситуацию. — Помогаем! Не дать огню пойти дальше!
Гусары с героическими лицами бросились помогать мужикам тушить сарай. Точнее, не сам сарай — он уже был обречен, — мои товарищи старались не дать огню перекинуться на другие постройки. Я, кстати, тоже старался.
Мы выстроились в цепочку и передавали ведра с водой, заливая траву и соседний забор. Вся наша спасательная команда действовали слаженно, яростно, вызывая восхищение подбежавших жителей.
Через полчаса все было кончено. И с пожаром, и с сарем. Наша гауптвахта превратился в дымящееся, черное пепелище. Но все остальные строения остались в целости и сохранности.
Мы стояли, грязные, мокрые, пропахшие гарью, но выглядели как настоящие герои, спасшие усадьбу от огня. Главное, чтоб теперь никто не вспомнил, с чего начался этот огонь. И уж тем более не сказал это вслух.
Я картинно обнюхал свой мундир, который изрядно пропах гарью.
— Кстати, господа… Не желаете ли в баню? А то от нас несет, как от копченых окороков.
Моя логика была настолько абсурдной и наглой, что гусары на мгновение опешили. А потом Ржевский громко, от души расхохотался.
— Дьявол! Ну ты и дьявол, Бестужев!
— Так куда идти-то? — спросил Алексин. — В городскую баню? Нас оттуда выгонят, мы же арестанты.
— Так а зачем спрашивать разрешения, господа? — произнес один из гусар. — Выбьем дверь, и делов-то!
— Да, действительно! Давайте добавим к поджогу еще и разбой? — съязвил я. — У меня есть идея получше.
Все взгляды обратились в мою сторону.
— Я на постое у вдовы, Антонины Мирофановны, — продолжил я, — У нее отличная баня. Думаю, такая очаровательная женщина не откажет героям, пострадавшим, в небольшой услуге.
Мое предложение было встречено коллективным восторгом. Честно говоря, я очень даже порадовался, что гусары частенько ведут себя как дети. В плане непосредственности эмоций, имею в виду. Они достаточно быстро забыли про трубку, с которой все началось, и теперь говорили лишь о бане.
Не затягивая, вся наша прокопченная, но довольная компания направилась прямиком к дому Антонины Мирофановны.
Пока шли, гусары громко смеялись и обсуждали свой «подвиг» по тушению пожара, в котором они, по их мнению, проявили небывалый героизм.
— А видел, как я этому, с ведром-то? — басил один из гусар. — Он к забору, а я ему: «Куда, любезный⁈ Сюда лей, тут важнее!» Так он и поливал, куда я сказал!
Я в беседе участия не принимал. Топал молча. Честно говоря, опасался, как нас встретит хозяйка дома. Ввалиться всей толпой, грязными и пахнущими гарью, к порядочной женщине — та еще авантюра. Но азарт и гусарский дух, которыми, я, похоже, пропитываюсь все сильнее и сильнее, брали свое.
Не успели мы дойти до калитки, как она распахнулась, и нам навстречу выбежали встревоженные Захар с Прошка.
— Батюшка! Петр Алексеевич! — Захар подбежал ко мне, в ужасе оглядывая мой измазанный сажей мундир. — Что стряслось⁈ Мы дым видели, набат слыхали! Вы целы⁈
Ржевский, хохоча, по-дружески хлопнул старика по плечу.
— Спокойно! Наша гауптвахта… того… приказала долго жить. Сгорела дотла!
Лицо Захара из испуганного стало абсолютно белым от ужаса. Он всплеснул руками, его глаза округлились.
— Сгорела⁈ Матерь Божья! Казенное имущество… Да за такое… за такое… — он схватился за голову. — Да я до Сибири не доеду! Меня прямо здесь, на конюшне, запорют за то, что за вами, не уследил! Ох, голова моя старая, несчастная!
Прошка, наоборот, смотрел на меня с нескрываемым, щенячьим восхищением. По-моему, даже если я лично, своими руками спустя несколько месяцев подожгу Москву, Прохор воспримет это как гениальный и героический ход.
— Ну, барин, вы даете! — прошептал парнишка. — И как только у вас получается!
— Господа гусары, что за шум? — раздался с крыльца спокойный, чуть насмешливый голос.
На стенания и причитания Захара вышла сама Антонина Мирофановна. Скрестив руки на груди, она с легкой, ироничной улыбкой окинула взглядом всю нашу живописную компанию.
— Смотрю, господа, у вас снова выдался насыщенный день, — произнесла вдова. — Не желаете ли рассказать, чей именно сарай вы сожгли?
— Наш сарай, сударыня, — с виноватой улыбкой шагнул вперед я. — Тот, что господин ротмистр любезно предоставил нам в качестве гауптвахты. Случилось… хм… самовозгорание. От скуки, наверное.
Ржевский, стоявший рядом, громко фыркнул, а потом, не выдержав, расхохотался.
— Граф хотел трубку раскурить, да не удержал, — пояснил он, подмигивая остальным. — Уронил уголек в сено. Еле сами выбрались, да еще и кур спасли!
Антонина Мирофановна посмотрела на меня, потом на хохочущих гусар, ее губы тронула легкая, понимающая улыбка.
— Полагаю, слово офицера вы не нарушили, — сказала она. — Гауптвахта исчезла по независящим от вас причинам. Что ж… Это весьма… уместно. Впрочем, господа, ваш пожар — сущая мелочь по сравнению с тем, что творится в городе из-за ночных событий. Вы не просто камень в воду бросили, вы целый улей разворошили.
Ржевский тут же посерьезнел.
— Что вы имеете в виду, сударыня? — Поинтересовался он у Антонины Митрофановны