Лиза силилась вспомнить, почему совсем недавно они казались ей такими важными, значимыми, всемогущими. Почему четыре десятых могли запросто ввергнуть ее в пучину отчаяния, а пять десятых – вознести на девятое небо.
Ах да, мама.
Мама хотела видеть в Лизином электронном дневнике исключительно пятерки. Зачем-то ей был нужен безупречно ровный столбик круглопузых отметок.
Что ж, десятый класс Лиза закончила отличницей. Закончила, нисколько об этом не заботясь. Нет, не в том смысле, что получала пятерки играючи. Трудилась, еще как трудилась: учила, решала, сочиняла, вникала. Только старалась Лиза не ради цифр в электронном дневнике, а для того, чтобы земля не уходила из-под ног. Чтобы чуть медленнее волочил ее поток мыслей в непонятное и неизведанное завтра. Чтобы хотя бы на время найти опору в чем-то привычном, создать иллюзию контроля над жизнью.
Впервые за десять лет учебы в школе Лизе было плевать на итоговые оценки. Впервые похвальный лист виделся обыкновенной бумажкой, цена которой – не больше стоимости листа А4.
Зато мама была в восторге.
– Умничка, Лизон! Поработала на славу! За это тебе полагается подарок. Заслужила! Та-та-да-таам! – С этими словами мама жестом фокусника извлекла из-за спины бумагу и потрясла ею перед носом у Лизы.
– Что это?
– Путевки в Луксор. Летим с тобой в июле.
В тот момент мама была похожа на сияющую белокурую фею, светлую чародейку с доброй улыбкой. Только воздух она рассекала не волшебной палочкой, а листами бумаги. Магии, к сожалению, в них не было. Ни капли.
– Мам, я не хочу в Египет, я поеду к тете Наде в Зеленоградск. Как всегда, – произнесла Лиза тихим, но твердым голосом.
– Что? Почему? – Фея наморщила лоб и попятилась.
– Соскучилась. В Зеленоградск хочу. Привыкла лето у тети Нади проводить.
– А как же наши планы? А путевки?
– Ты извини, мам. Как-нибудь в другой раз съездим. Путевку же можно сдать, так?
– Елизавета, это что за капризы? Что за блажь? Ты же сама сто раз говорила, что мечтаешь отдохнуть со мной в Египте!
Лизе казалось, что она наблюдает за спором со стороны. Словно эта черноволосая дылда – вовсе не она, а какая-то посторонняя девчонка. А женщина напротив… точно ли Лиза ее знает?
– Неблагодарная! Кукла бесчувственная! – кричала женщина.
Она больше не походила на фею. Черты лица исказила гримаса гнева. Безмятежная синь глаз выцвела, затянулась серым маревом. Явственно проступили морщины.
«Интересно, она злится на дылду из-за того, что та обесценила ее подарок, или из-за того, что все пошло не по плану?» – размышляла Лиза, с удивлением отмечая, что ситуация нисколько не задевает чувств. Будто бы сердце подернулось инеем. Словно вязкая пустота заполнила грудь.
Лиза бесстрастно наблюдала, как родительница проходит все стадии принятия неизбежного. Сначала мать была уверена, что Лиза чудит и вот-вот попросит прощения. Спустя время мама принялась гневно перечислять все счастливое и великолепное, что могло бы произойти в ее жизни, если бы она не отдала себя целиком заботе о дочери. Затем Лиля попыталась соблазнить Лизу рассказами о ласковом море и его диковинных обитателях, пирамидах и Долине Царей, арабской музыке и восточных базарах. И наконец, с видом оскорбленного достоинства замкнулась в себе и почти совсем перестала разговаривать с Лизой.
В начале июля мать улетела в Египет, взяв с собой приятельницу – тетю Инну, визажистку, с которой не раз работала на одних и тех же мероприятиях.
Принятие застигло маму в пути – по дороге в отель из Международного аэропорта Луксора.
«Передавай привет Надежде и ее детям. Хорошего отдыха!» – Эсэмэска пришла, когда Лиза, собрав чемодан и поставив будильник на шесть утра, улеглась в постель.
«И тебе отлично отдохнуть, мам!»
Следующее эсэмэс-сообщение Лиза обдумывала долго. Она сочиняла его в поезде, лежа на верхней полке в купе. Она подбирала слова, пока литовский таможенник проверял ее документы. Она помнила об эсэмэске даже в калининградской парикмахерской – даже в тот момент, когда мастер произнес: «Открывай глаза. Как тебе?»
Лиза разомкнула веки.
Как ей?
Это будто бы и не она вовсе. Разве Лиза Иртышова стала бы так явно, так нарочито заявлять о себе? Разве захотела бы по собственной воле сделаться максимально заметной в любой толпе, покрасив волосы в яркий, дерзкий, неистово вопящий малиновый цвет?
Нет же.
– Лера… – Лиза прошептала имя, будто бы попробовав его на вкус.
А вот Лера бы смогла. Лера бы захотела.
Позже, прогуливаясь по улицам Калининграда, она думала о том, что сумеет начать все сначала. Сломает шаблон. Станет другим человеком.
Лера. Так теперь ее будут звать.
Лера сама решает, какая она. У нее хватит смелости очистить социальные сети, создать свежий плейлист в смартфоне, завязать общение с новыми людьми. Лера не сдрейфит выяснить, кто она, чего на самом деле хочет и на что способна. Она испытает, каково это – жить без оглядки на других, тестить мир, свободно самовыражаться. Обязательно разглядит ту самую точку вдалеке – маяк, на свет которого стоит идти. Она больше ни за что не согласится быть тусклым зеркалом, жадно ловящим чужие отражения.
Лиза размышляла об этом и тогда, когда села в автобус, в маршруте которого значились Калининград, Зеленоградск и поселки Куршской косы. Размышляла и подбирала слова для эсэмэски, устремив невидящий взор в окно.
Позже, в Зеленоградске, когда автобус поворачивал на Вокзальную, Лиза взглядом из-под капюшона выхватила тетин силуэт и сразу же достала из кармана смартфон. Пальцы исполнили на экране быстрый эксцентричный танец:
«Мам, со мной все в порядке. Мне нужно побыть одной и подумать. Напиши тете Наде, чтоб не ждала».
Глава 27Слайд-разгадка
Отец внимательно следил за дорогой: видел каждый предупреждающий знак, контролировал показания приборов, двигался с разрешенной скоростью. Лизу всегда поражало: как (КАК?) ему удается действовать с достойной робота точностью даже в самые эмоциональные моменты, даже когда внутри у него – буря.
А момент был – аж искрило.
– Мать чуть с ума не сошла! Я дела забросил, с ног сбился. Как ты могла так с нами поступить? Почему? Из-за ролика, который Лиля для Filicity Style записала? Неужели ты не поняла, что она за тебя испугалась. Ты возвращаешься вся в слезах, говоришь, тебя кто-то в темноте преследовал. Мать запаниковала, это ж естественно. Она хотела тебя защитить – надеялась, тебя после выхода ролика не тронут, в покое оставят. И вот скажи: что мы должны были думать, когда ты исчезла? А?
– Я же в эсэмэске все объяснила.
– Что все? Побыть одной? Поразмышлять? Серьезно? Ты считаешь это исчерпывающим объяснением? Мы должны были им удовлетвориться? Мы миллион версий перелопатили. Например, тебя могли украсть и заставить написать эсэмэс.
– Мне не пришло это в голову. Прости.
Отец был прав. Без вопросов. Лиза и не собиралась спорить.
Она уже и сама толком не помнила, почему оказалась на косе.
Мамино видео для Ютуб-канала модельной школы Filicity Style, Киркино интервью с папой, признания Тришкина – все это чудилось далеким, неважным, бесследно растаявшим в дымке. Масштаб всех этих событий скукожился, истончился, как шов на месте некогда обширной раны. Уже и не назвать так сразу цвета, преобладавшие на слайдах, которые раньше Лиза засматривала до дыр, обращая внимание на каждую деталь, каждый оттенок, каждую трещинку. Старые слайды сменились новыми – теперь именно они лишали покоя, волновали, заставляли без устали искать ответы.
Особенно тревожил тот, кровавый, в тонах ночи.
Мощный прожектор внедорожника, шарящий по полю. Оцепеневшая косуля в лучах фары. Застывший взгляд раскосых глаз, в которых уже отражается смерть.
Куда они дели тушу? Тушу, ружья, фару.
Охотники утверждали, что возвращались с пикника на побережье.
– Да, заехали в темноте по ошибке на особо охраняемую территорию. Бес попутал. Готовы заплатить сколько нужно. А стрелять – нет, не стреляли. Из чего? Вы ж машину обыскали. А этот ненормальный… Как вы говорите? Берестов? Так вот, этот ненормальный выскочил из-за кустов прямо под колеса. Еле тормознуть успели. Ну да, задели по касательной, но он сам виноват – кто ж ночью автомобилю наперерез бросается. Мы остановились. Вышли. Берестов драться бросился. Прикладом ребра моему водителю сломал. Вот справка из медицинского центра.
Берестову грозил срок.
Но она, Лиза, знала, была уверена: Иван Семенович не врет. Был выстрел. И косуля, завалившаяся на бок в траву, была.
Где они спрятали улики? Где?
Лизу не отпускала мысль, что ответ – на одном из слайдов. Нужно лишь напрячься и перебрать их все. Нужно лишь переворошить кладовку подсознания.
Слайды, слайды. Сменяют друг друга, мелькают в памяти. Лимонник – непроницаемый дворецкий, позволяющий через щелку заглянуть в чужую жизнь. Запутавшиеся в сетке-ловушке птицы. Сердитая Балтика, рычащая, швыряющая брызги в лицо. Подвижный, словно живое существо, желтый песок, насвистывающий мелодию. Сосны, застывшие во время странного танца. Варвара Ильинична, в ярком цветном платке, спортивном костюме в обтяг, с лопатой в руках. Раскладушка в сенях. Лисенок со взглядом хулигана-первоклашки на одной из фотографий, висящих на стене в комнате…
Стоп.
– Пап, тормози!
– Тут осталось-то несколько минут до города. Может, дотерпишь?
– Нет, мне в поселок нужно. К Варваре Ильиничне. Это важно, пап. Очень.
– Лиз, да что происходит? Тебе не кажется, что ты… – Отец взглянул ей в лицо и осекся.
Как только сплошная разметка сменилась прерывистой, они развернулись и поехали в обратном направлении.
Глава 28Безнадежна одна лишь смерть
Пол: женский.
Телосложение: худое.
Цвет волос: черный.
Черты лица: резкие.
Высокие скулы, будто вычерченный под линейку широкий подбородок, отрешенный взгляд темно-карих глаз, крупный нос, прямая линия тонковатых губ.