— Да это и не понадобится — чаще всего само наличие телохранителей является наилучшей защитой!..
— Ага, но если уж решили убить — убьют, никакой телохранитель не спасет… Но все же безопасней, чем в джунглях…
— Так я и говорю! — воодушевился Мак-Рэй. — Хорошая работа, мистеру Боло не хочется нанимать тупую шпану с улицы, от них никакого толку, одни проблемы, переходящие в регулярное стукачество…
— Как давно ты знаком с мистером Боло?
— Уже больше года. Однажды мне понадобилось делать фотографии в его заведении, охрана меня засекла, и доставила хозяину. Боло выслушал мою исповедь и предложил сотрудничество…
— В чем оно выражалось?
— Все то же — фотографирование, наблюдение… Боло всегда хорошо платил.
— Сумма?
— В месяц я получал от него до четырехсот фунтов…
— Получал? А сегодня?
— Нет работы — нет и оплаты! Боло предложил мне подобрать надежных людей для нового бизнеса — я предложил тебя…
— Не спросив моего согласия?
— Любая кандидатура сначала изучается и только потом ей делается предложение.
— Когда от меня требуется ответ?
— Лучше всего — прямо сейчас.
— Условия выхода из дела?
Мак-Рэй погрузился в мысли, формулируя ответ. Боксон не торопил, отлично понимая, как трудно произнести слово «смерть» — ведь другого выхода из такого дела не существует. Мак-Рэй сказал:
— Не рекомендуется выходить из дела в процессе осуществляемой операции любое действие надо доводить до конца. Но принципиально выход возможен в любое время — какой толк от работника, если он не желает работать?
— Могу ли я выдвинуть мистеру Боло свои условия?
— Да, конечно, иначе как он может тебе доверять!
— А скажи-ка мне, Джейми, — Боксон вдруг сменил тему, — почему ты пришел на прием к Джо Стокману? Ведь Боло, судя по твоим словам, платил тебе неплохо…
— К Стокману меня направил сам Боло — информацию лучше всего получать из первых рук.
— Откуда Боло появился в Лондоне? — снова сменил тему Боксон.
— Не знаю, можешь спросить у него.
— Он мне не ответит! — улыбнулся Боксон. — Пойдем, настало время поговорить с боссом…
Бар «Черный лотос» когда-то был обыкновенным пивным заведением для непривередливых клиентов. Название он получил от стоявшей за стойкой почерневшей медной статуэтки, изображавшей какого-то азиатского бога, восседающего на цветке лотоса — статуэтку привез вернувшийся из японского плена сын владельца. Живущие в соседних домах работяги, традиционно голосующие за партию лейбористов, заходили в этот паб после рабочего дня пропустить кружечку-другую пива, поговорить о перспективах сборной Англии на футбольном чемпионате мира, о росте цен, о туземцах, понаехавших со всех бывших колоний Британской империи и отнимающих рабочие места у истинных британцев… После второй кружки разговоры переходили в сравнительные характеристики футбольных сборных Англии, Шотландии, Уэльса и Северной Ирландии, вспоминались новые расценки и тарифы, бездельники из профсоюза и болтуны из парламента. Жизнь после таких разговоров окрашивалась в мрачные тона. Трепыхавшееся со дня своего открытия на грани банкротства, пивное заведение в один из дождливых дней эпохи энергетического кризиса встретило клиентов надписью на закрытой двери: «Продается».
Появившийся через полгода новый хозяин решил не менять внешний облик наружная дверь и вывеска над ней остались прежними, но внутри помещения умельцы из недорогого дизайнерского бюро понаставили мебель из алюминия и пластмассы, закопченные прокуренные стены закрасили светлой краской, а для яркости освещения сделали зеркальный потолок. Так как азиатскую статуэтку прежний владелец унес с собой, огромный цветок лотоса изобразили на стене, взяв за образец рисунок из ботанического справочника. Английский паб стал интернационально-безликим баром. Рабочие сюда уже не ходили, зато постоянными посетителями стали их повзрослевшие дети.
Нового хозяина все называли Боло. Вообще-то в документах его имя звучало несколько по другому — Джонатан Себастиан Болонски, но ещё в ранней юности, сбежав от полицейских из Детройта, где его отец горбатился на фордовском конвейере, Джонатан Себастиан сократил свою фамилию, и заменил новым словом все три части своего имени. В Нью-Йорке Боло примкнул к парням из ирландских криминальных кланов; вместе с ними какое-то время работал в обыкновенном рэкете; потом ирландцы спутались с разведчиками обергруппенфюрера Гейдриха — в годы войны нацисты всерьёз занимались созданием своей сети, в Америке же особенно; континент перспективен от севера до юга, а ирландская ненависть к англичанам очень удачно врисовывалась в заранее определенную антибританскую схему. Ирландские патриоты начали усердно работать на победу гитлеровской Германии, но известие о Сталинграде заставило наиболее смышленых из них сообразить о грядущих последствиях. После же высадки союзников в Сицилии даже самые тупые догадались о своем неудачном выборе. Выходивших на контакт германских агентов начали аккуратно и взаимовыгодно сдавать Федеральному бюро расследований, а поступающие из Уругвая и Аргентины авансы за якобы готовящиеся крупномасштабные диверсии в атлантических портах приходовали наравне с деньгами от проституции, рэкета и продаж ворованных с армейских складов сигарет. Очень часто в подобных операция принимал участие и Боло.
Позднее, за несколько послевоенных лет, он скопил некоторый капитал, вошел в долю небольшого казино в Лас-Вегасе (тогда это было модно, гангстер, не имеющий хотя бы мизерной доли в игорном бизнесе, не заслуживал уважения), купил ярко-красный «кадиллак» и женился на блондинке из бродвейского кордебалета. Примерно в те же годы Боло начал быстро толстеть и лысеть.
Поздним летним вечером 1953 года, в шумном ирландском баре на 5-й авеню Нью-Йорка, рядом со скучающим за четвертой кружкой пива Боло присел мужчина в сером плаще. Боло мельком глянул на посетителя и время пошло на секунды. Первую секунду Боло вспоминал, где раньше видел это лицо, вторая секунда ушла на осознание реальности происходящего, а первую четверть третьей секунды Боло затратил на инстинктивное протягивание руки к висящему в наплечной кобуре револьверу.
— Не шевелись, Боло! — тихо, но достаточно четко прошептал человек в сером плаще. — Я ведь здесь не один… Пойдем, прогуляемся… Да ты не бойся, ты мне нужен живой!..
Этого человека в 1944-м Боло лично перевез через мексиканскую границу и на первом же таможенном посту передал федеральным агентам — парням из ФБР зачем-то срочно потребовался живой германский шпион и ирландские гангстеры оказали своим согражданам эту незначительную услугу.
— Не бойся, Боло, — повторил немец уже на улице, — война давно закончилась, сейчас нам выгоднее работать вместе…
Они сели в «кадиллак», разговаривали примерно час, поначалу Боло аж вспотел от страха (он однажды видел, что делают с предателями), потом успокоился — ему предлагали сотрудничество. Естественно, вариант отказа даже не обсуждался — такого варианта просто не могло быть.
Новоявленный приятель назвал себя Клаусом.
— Не вспоминай прошлое, Боло, — говорил он, — это удел неудачников! Надо думать о будущем, а будущее начинается сейчас…
Смысл предложения сводился к следующему: некие заграничные организации весьма заинтересованы в доходах Лас-Вегаса, готовы вложить в дело серьезные деньги, но осознают, что попытка проникновения в этот сверхприбыльный бизнес встретит жесточайшее сопротивление американской организованной преступности. Использование же в качестве официального инвестора малозаметного американского гангстера Боло удовлетворяло все задействованные стороны.
Боло открыл фирму по экспорту автомобильных запчастей и из крупного парагвайского банка ему перевели первые деньги. Пользуясь колоссальным размахом строительства в Лас-Вегасе, Боло вложил доллары в новые казино, в сеть небольших отелей, удачно открыл несколько ломбардов. Поступающие от предприятий доходы соответствовали инвестициям — деньги потекли рекой. Конечно, мощные гангстерские семьи имели значительно больше, но светить крупные суммы неизвестного происхождения было чересчур рискованно — в данном случае необходимости риска отсутствовала.
Приезжающий раз в месяц Клаус неизменно выпивал с Боло много бутылок пива «Будвайзер» и беседовал о мимолетности жизни. Однажды Боло набрался смелости и спросил:
— Как тебе удалось уцелеть?
— Мой провал был частью моего задания, так что я активно сотрудничал с американской контрразведкой. А после войны я стал совершенно никому не нужен…
— А как тебя потом приняли свои?
— Как солдата, достойно выполнившего приказ…
Несколько лет Боло работал на Клауса, регулярно получал свою долю, но случилось совершенно непредвиденное — от Боло сбежала жена. Сбежала не одна вместе с ней исчез мексиканский гитарист из ресторанного джаз-бэнда. Боло имел глупость организовать погоню, и добежавшая до Алабамы парочка, чтобы уцелеть, бросилась в объятия федералов. Жена, конечно, знала очень немного, гитарист вообще ничего не знал, но примерно в это же время люди израильской разведки сграбастали в Аргентине оберштурмбаннфюрера Эйхмана, и во всем мире неожиданно вспомнили о недобитых нацистах, а в хранилищах некоторых латиноамериканских финансовых структур якобы случайно обнаружились штабеля золотых слитков со свастикой рейхсбанка, и чертовски смышленые парни из федерального казначейства наконец-то догадались проверить некоторые контакты вышеозначенных банков с контрагентами в Сан-Франциско, Лас-Вегасе и Нью-Йорке. Глубокой ночью в дом Боло явился Клаус и приказал закрывать лавочку. Немедленно и навсегда. Вскоре мексиканский гитарист застрелил жену Боло и тотчас же застрелился сам — по крайней мере, такова была официальная версия происшествия — состояние аффекта. Правда, никто не мог толком объяснить, откуда мексиканец взял револьвер и почему отпечатки его пальцев на этом револьвере были какие-то смазанные, но у полиции Алабамы хватало проблем с разгоравшимися бунтами негров, а пронырливые американские журналисты увлеклись новомодной вьетнамской тематикой, и дело, в конечном итоге, сдали в архив.