Продемонстрировав Мак-Рэю и Боксону газетный заголовок, Боло указал на стоящие напротив стола кресла:
— Присаживайтесь!
Боксон сел спиной к двери с видимым недовольством, но мебель в кабинете была расставлена так, что за дверью мог наблюдать только хозяин.
— У меня имеется для тебя работенка, парень… Я хочу создать контору по вербовке решительных ребят для Африки. На мой-то спрос всегда найдется предложение — безработных нынче пруд пруди, но вот на мое предложение надо найти чей-то спрос… То есть, надо найти в Африке того, кто готов заплатить деньги за пару сотен коммандос. Я понятно говорю?
— Мне все понятно, Боло! — Боксон не счел нужным особо церемониться с этим типом. — Но где ты наберешь две сотни коммандос? Те ребята, что приходили к Стокману, годятся, наверное, для избиения одинокого прохожего в пяти кварталах от констебля, но в настоящем бою сразу наделают в штаны…
— А как насчет твоих штанов? — спросил Боло.
— Если у тебя есть сомнения, то давай прекратим эту трепотню и я пойду — к вечеру возможен дождь, я без зонта…
— Смелый парень! — Боло засмеялся, тряся жирными складками на подбородке. — А что ты скажешь про двести фунтов в неделю?
— Чуть больше, чем предлагал покойный Джо, но меньше, чем цена жизни. Мне ведь предлагается рисковать жизнью, нет?
— Мы все рискуем — так или иначе! Двести фунтов и дорожные расходы. При успешной сделке — пять процентов на двоих…
— И кто же второй сумасшедший?
— Кого назовем — тот и будет, здесь не школа танцев, партнера не выбирают…
— Нет, босс, у тебя слишком суровые условия — я задыхаюсь в этих рамках…
— Задыхаться ты будешь в петле, когда повесишься в тюремной камере!.. Я предлагаю тебе хорошее дело, такого ты никогда и нигде не найдешь, упустишь сейчас — будешь жалеть всю жизнь!..
Боксон услышал, как сзади открылась дверь, обернулся. В кабинет вошел совершенно седой пожилой мужчина в темном костюме.
— Меня зовут Клаус! — представился вошедший. — Мы с компаньоном готовы выслушать ваши условия, мистер Боксон.
Разведчик Клаус, ученик адмирала Канариса, правильно оценил отказ Боксона — парень не будет продавать себя по дешевке, он действительно стоит дорого — в словах Боксона слышалась не тупая наглость шпаны из предместий, но осознанная уверенность профессионала.
— Мистер Клаус, — ответил на предложение Боксон, — я слишком долго выполнял команды моих командиров и заработал стойкую неприязнь к любому начальству. Я психологически не смогу работать в вашей команде — надеюсь, вы понимаете меня правильно…
— А тогда какого черта ты записался в наемники? — спросил Боло. — Ты думал, тебя сразу назначат генералом?
— Очень просто, Боло! Наемник всегда свободен, а как командир подразделения, я мог бы сам выбрать методы моих действий — даже бежать с поля боя я мог бы по своему усмотрению…
— Ну, хорошо! — сказал Клаус. — Пожалуйста, определите уровень необходимой вам свободы и предложите свои условия — уверен, мы сможем договориться…
— А не проще ли вам найти кого-нибудь посговорчивей? В газетах пишут о неслыханном уровне безработицы…
— Это запросто! — сказал Боло. — Только свистни — в дверь будут ломиться…
В словах толстяка прозвучал акцент и Боксон определил — американец. Тоскливо подумалось: «И почему я постоянно сталкиваюсь с американцами?»
— Для нашей работы мы не можем брать людей с улицы, — сказал Клаус, — мы принимаем только по рекомендации — вас порекомендовал мистер Мак-Рэй. Между прочим, вы так и не высказали своих условий…
«Ты действительно заинтересован во мне, мистер Клаус, — думал Боксон. — Но я так не хочу лезть в криминал…»
— Прежде всего, джентльмены, я не уяснил уровень моих обязанностей, — произнес Боксон. — Туманные намеки мистера Боло о вероятных экскурсиях в страны Африки не представляются мне хорошо продуманными предложениями: мне, что, предстоит давать в африканских газетах объявления типа «Группа хорошо вооруженных англичан предлагает конфиденциальные услуги»?
Все присутствующие рассмеялись. Клаус сказал:
— Мы определяем район Африки, где наиболее вероятен спрос на военных специалистов, вы направляетесь туда и отыскиваете работодателей. После убеждаетесь в их платежеспособности, самостоятельно определяете уровень потребности, сообщаете все данные в Лондон и мы направляем к вам соответствующую группу людей. Вы организуете встречу, размещение и, вероятно, возвращение обратно. — Клаус сделал паузу и добавил. — Тех, кто уцелеет…
— Вообще-то мистер Мак-Рэй говорил о каких-то охранных функциях… сказал Боксон. — Предложенная же вами деятельность несколько оригинальна! У вас всегда такая смена настроений?
— Настроения меняются со сменой ситуации… — произнес Клаус. — Ещё сегодня утром ничего не было известно о второй жертве Стэнли Бердека…
— А какое дело нам до ошалевшего от ревности клерка? — спросил Боксон.
— Но вы же сами намекнули, что не верите в его виновность… А второй труп — это уже не случайность, но тенденция…
— Вы боитесь стать третьим в списке? — Боксон совершенно серьёзно взглянул на Клауса.
— Конечно, боюсь! — ответил тот. — Ведь если ваши сомнения справедливы, то на свободе разгуливает опаснейший убийца!
— Сообщите о том в Скотланд-Ярд… — посоветовал Боксон.
— Мы никого не уговариваем, парень! — вставил замечание Боло. — Ты, может быть, и хороший солдат, но мы пока не воюем… Ты соглашаешься или нет?
— Нет, босс, рисковать своей шкурой за пять процентов на двоих я не согласен! — сказал Боксон, и встал со стула.
— Но вы не пропадайте навсегда, — сказал на прощанье Клаус, — мы всегда готовы выслушать ваши предложения.
Вызвавшийся проводить гостя Мак-Рэй на улице проговорил:
— Ты понравился Клаусу, но разозлил Боло…
— Почему ты ничего не рассказал мне про Клауса? — спросил Боксон. — Ведь он в это лавке — главный, нет?
— Я не думал, что он будет говорить с тобой, обычно всем заправляет Боло…
В кабинете Боло спросил Клауса:
— Зачем ты вмешался, парень почти созрел!..
— Я опасаюсь слишком независимых парней — они всегда идут своей дорогой, и лишь иногда позволяют другим идти рядом. Я не хочу оказаться в самый нужный момент без помощника — а этот Боксон готов спрыгнуть с поезда в любую минуту…
— Все могут бросить, даже жена…
— Мы выбираем не жену, Боло, — мы выбираем специалиста! Измена жены — это наше личная проблема, измена специалиста — проблема корпорации… Этот Боксон никуда не денется — ему нужно всего лишь предложить действительно интересную работу и определенную самостоятельность — и он горы свернет! В 42-м я был в России, в Крыму, при штабе Манштейна. Гитлер тогда не вмешивался в подробности армейских операций, и Манштейн громил русских на всех направлениях — у несчастных действия на уровне полка требовали согласования с самим Сталиным, а этот дядя Джо был абсолютным болваном — ваши Рузвельт и Черчилль вертели им как марионеткой…
— Людей все равно надо держать на коротком поводке, — не согласился Боло, — в свое время Багси Сигалу позволили самостоятельно тратить деньги на строительство казино «Фламинго», а в результате для спасения кассы пришлось парня пристрелить… А куда пропали деньги, неизвестно до сих пор!.. — последнюю фразу Боло произнес с таким злобным выражением, что Клаус не сдержал иронии:
— Встретишь на том свете Сигала — спроси!..
— Да уж не забуду!..
«Боло был и остался гангстером, — размышлял Клаус, — уровень мышления все-таки не изменить! Гениальная идея Багси Сигала принесла мафии миллиарды, а они все ещё не могут простить покойнику какие-то три сотни тысяч…». Возвратившемуся Мак-Рэю Клаус сказал:
— С сегодняшнего дня начинай собирать информацию о Боксоне. Он слишком рано стал офицером Иностранного Легиона, такие ранние вызывают у меня подозрение… Срок — сорок восемь часов. Вопросы есть?
Свое прозвище — Пинки — Румяный — он получил ещё в детстве, этакий энергичный крепыш с розовым лицом. Много позже, старенький доктор из армейской медицинской комиссии сказал коллегам: «Типичный образец кандидата на инсульт, в прошлые времена таких лечили кровопусканием, как ни странно — помогало!..»
Первый раз Пинки убил человека случайно — какой-то пьяный бродяга стоял на перроне, орал невнятные ругательства в адрес премьера Вильсона (наверное, начитался газет), и вцепился грязными пальцами в проходившего мимо Пинки: «Брат, ты должен мне три пенса!». Пинки оттолкнул его, но бродяга не унимался, бежал следом, протягивал свои руки к новенькой замшевой куртке, а Пинки любил эту куртку — подарок бабушки, такая теплая мягкая замша, не то, что грубая холодная кожа рокерских мотоциклетных «косух», а этот пьяный все царапал своими треснувшими ногтями нежнейший ворс, и Пинки ударил — совсем несильно, бродяга даже не упал, а лишь разозлился и плюнул смердящей желтой слюной, и она потекла по куртке, оставляя темный мокрый след, и Пинки неуловимым движением взметнул раскрывающуюся бритву и располосовал бродяге горло… И острое чувство восторга при виде алой пульсирующей крови внезапно захватило Пинки… В тот день он завербовался в армию.
Та девчонка, с которой он забрался в полуразвалившийся склад, была тупа, как курица — хихикала после каждого слова и все время грызла конфеты, называла Пинки милягой и попросила взаймы пять шиллингов. Денег у Пинки не оказалось, она, отвратительно захихикав, полезла к нему в карман: «Проверим, проверим!..», а когда Пинки её ударил, заверещала, как в том фильме, про психа в мотеле… Пинки просил её замолчать, но девка не унималась, и тогда он ударил её ещё раз, и ещё, и ещё, пытаясь считать удары, но сбился со счета, и остановился, когда вдруг осознал наступившую тишину… Сколько-то времени он сидел рядом с ней, пытаясь справится со страхом, затем вдруг почувствовал какое-то необычное спокойствие, неторопливо вынул из кармана бритву и сделал точное движение. Он дождался конца агонии, немигающим взглядом наблюдая, как из артерий вытекает кровь, потом забросил свой рюкзак за спину и пошел на станцию — он возвращался домой с армейской службы, его ждали…