— Действительно не знал — в прошлом году я не всегда имел возможность следить за жизнью европейской богемы… А с Жан-Луи мы познакомились в клубе дзю-до — совершенно случайно наши родители привели нас туда в один день и в один час, и мы сидели в коридорчике, ожидая результатов их разговора с тренером. В тот день у меня был синяк под правым глазом, а у Жан-Луи — под левым. Между прочим, у Алиньяка тоже черный пояс!
— Вы — чемпион?
— Нет, чтобы стать чемпионом, нужны совершенно иные душевные качества! Черный пояс — это всего лишь свидетельство об определенном наборе выученных и отработанных приемов, своего рода выпускной диплом — тренер дал нам знания, как их применить в дальнейшем — зависит от нас… Из меня не получился спортсмен… Быть может — к сожалению!..
— Вы упоминаете Париж в интересном контексте… Вы там часто бывали?
— Я там родился… Родовспомогательное заведение при монастыре Вознесения Девы Марии действует до сих пор… Но, по-моему, мы отклонились от темы. Итак, мы прервались на непредсказуемости спроса. Можно ли создать спрос на живопись?
— Запросто — выпустите кассовое кино о Модильяини, и иметь его полотна в своей спальне сочтет жизненно необходимым каждая американская домохозяйка…
— А в Британии?
— Здесь не так много новых капиталов, обратите внимание на аукционную публику: американцы, японцы, арабы. Европейцы чаще всего покупают какую-нибудь мелочь, основные коллекции собраны ещё в прошлом веке…
— Почему цены на модернистов так высоки? По сравнению со старыми мастерами…
— Потому что легче отследить происхождение картины — очень много подделок, войны и мятежи не способствовали сохранности архивов, а рискнуть на серьезную экспертизу решится не каждый владелец — вдруг столь ценное полотно окажется фальшью, сомнение возникнет ко всей коллекции, упадет её ликвидность, а ведь в живопись вложены семейные состояния…
— Часто ли обнаруживаются подделки у солидных коллекционеров?
— Очень редко, по-настоящему солидные коллекционеры занимаются собирательством нескольких поколений, приглянувшуюся картину отслеживают годами, ведут длительные переговоры: «Вы мне — Рубенса, я вам — Веласкеса, и рисунок Ван Эйка в придачу…» При этом обе стороны должны быть уверены в подлинности обмениваемых раритетов.
— Можно ли в наши дни купить Рубенса?
— Старики-коллекционеры умирают, а их дети подвержены совершенно иным соблазнам, чем поколение назад, так что коллекции выставляются на аукцион — и вот тогда появляется возможность приобрести сертифицированный шедевр… Боже, как нехорошо я сказала — «сертифицированный шедевр»!.. — она с силой смяла сигарету в пепельнице.
— Не огорчайтесь, все в этом мире есть товар, и все имеет свою цену… — с печальной усмешкой произнес Боксон. — Давайте, возьмем у Корнелиуса пару коктейлей покрепче, напьемся до невменяемости, устроим драку вон с теми студентами…
— «Столичная» с клюквенным соком? Или «Абсолют» с апельсиновым? И то, и другое со льдом? — спросила она. — Перестаньте, Чарли, в этом мире есть вещи, которые не купишь ни за какие деньги, о них можно только молить, но молитва чаще всего остается не услышанной… И уход в пьянство заканчивается возвращением обратно, и все, что было плохим, осталось, хорошее же исчезает бесследно… Но не будем о грустном! — она коснулась его руки. — Мир все-таки не так плох…
— Да, особенно отчетливо я осознаю это, когда сижу напротив красивой умной женщины и радуюсь своей удаче — мне снова дико повезло, наверное, мне помогли добрые духи там-тама…
— Вы верите в потусторонний мир?
— Я верю в непознанное и сомнительное, хотя сеансы с участием медиумов мне почему-то смешны…
— Медиум — это человек, способный к сверхчувственному восприятию, разве вы не встречали таких?
— Последний медиум, которого я видел, был индейский шаман — он полночи прыгал с завываниями вокруг группы раненых и трое из них скончались без мучений. Двое выжили… Я в их числе…
Закончивший свое выступление Кен Эткин сел за их столик:
— Я даже не буду спрашивать разрешения, ребята, — вам придется смириться с моим присутствием. Я задыхаюсь от зависти и ревности: Джулия так ласково смотрит на этого громилу, что ваше счастье не дает мне покоя…
— Ты очень вовремя, Кеннет, — сказал ему Боксон, — я уже исчерпал нейтральные темы и начал рассказывать всякие глупые случаи из моей жизни, а они крайне неинтересны…
— Если ты хочешь произвести на женщину впечатление своим интеллектом, то положи перед собой газету на китайском языке — пусть думает, что ты его знаешь…
— Приятель, миссис Вуд — умная женщина, её таким дешевым трюком не удивить!..
— Тогда залезь на сцену и отстучи что-нибудь на барабанах, например, послание танзанийского юноши о готовности вступить в брак, причем не забудь упомянуть количество коров, предлагаемых семье невесты… К там-таму не смей приближаться, убью!
— Мы не в Танзании, Кеннет…
— Вот такие, как ты, убивают последнее романтическое чувство в наш неромантический век!.. Единственное место, где ещё сохранилось единение человека с дикой природой — это Африка!..
— Да, я где-то об этом читал! — безоговорочно согласился Боксон. — В каком-то журнале с картинками…
— Даже индейцы в Южной Америке не могут сохранить свой уклад при столкновении с цивилизацией, — продолжал Эткин, — африканским же племенам это удается. Наверное, из-за того, что в белом человеке они подсознательно чувствуют врага, и столь же подсознательно отторгают белую культуру…
— Что не мешает им пользоваться достижениями этой культуры в свое удовольствие… — проговорил Боксон, нечаянно вспомнив, как на уличном базаре в Банги чернокожие покупательницы среди толпы примеряли белые атласные бюстгальтеры, продаваемые стариком-арабом с лотка.
— Примитивизм африканцев отражает уровень их материального достатка, вещал Эткин, — в простоте линий африканской живописи и простоте ритмического рисунка африканской музыки должно видеть не примитивизм мышления, но мудрую простоту единения с природой!.. Можно поставить в хижину телевизор, но никакой телеэкран не закроет собой красоту экваториального заката, или шествие стада антилоп, или грацию шагающего жирафа…
— Или симпатичного гиппопотама, радостно булькающего в реке…
Репортер Мелвин Хэккет перебирал содержимое ящиков стола: старые блокноты, какие-то фото-негативы, кнопки, резинки, скрепки, авторучки, обломки карандашей; никому не нужные фотографии; клочки бумаги с давно забытыми номерами телефонов (вместе со столь же забытыми именами владельцев); пузырьки с засохшим клеем; несколько грампластинок; потрепанные разноязыкие разговорники, путеводители; спички; магнитофонные кассеты, расписание самолетов и поездов, рекламные проспекты отелей, авиакомпаний и фототехники; пузырьки из-под аспирина и витаминных комплексов; солнцезащитные очки с треснувшим стеклом; немецкая губная гармошка и свисток футбольного судьи…
— Со сменой вещей меняется жизнь… — сказал кто-то рядом.
— Не жизнь — всего лишь её образ! — не глядя, отпарировал Хэккет и поднял голову — неслышно подошедший Боксон указал на кучу вынутого из стола хлама:
— Сгреби все это в коробку и подари бездомным — пусть развлекутся…
— Жалко — за каждой вещью прячется факт её появления, когда-то все это было важно… — Хэккет начал бросать вынутые вещи обратно в стол. — У тебя что-то срочное?
— Почти что ничего — за исключением деталей… Что слышно о Стэнли Бердеке? Он ещё не сознался?
— У него хороший адвокат — Сайрус Стэйтон, недруги называют его СС, — в 46-м старик работал помощником британского обвинителя в Нюрнберге, в фактах скрупулезен, как аптекарь, приказал клиенту заткнуться и не разговаривать даже в камере и даже о погоде…
— Откуда у клерка деньги на хорошего адвоката?
— Это модные адвокаты стоят дорого, пальцем не пошевельнут, если делу не посвящено хотя бы три газетных выпуска подряд, а Сайрус Стэйтон всего-навсего хороший адвокат, довоенная школа, «пусть свершится закон»… Фирма, в которой работал Бердек, обслуживается адвокатской конторой Стэйтона, старый волк решил развлечься уголовным процессом…
— И каковы его успехи?
— Какие могут быть успехи, если Стокмана зарезали той же бритвой, что была не только найдена в квартире Бердека, но и опознана свидетелями, как принадлежащая ему? И подружка — Джессика Хандорф — убита той же ночью и тем же инструментом… И реального алиби у Бердека нет…
— Как давно Бердек был знаком с этой Джессикой?
Хэккет несколько удивленно посмотрел на Боксона:
— Отлично, Чарли, ты ухватил главную мысль!.. Клерк познакомился с девчонкой за четыре дня до убийства и воспылал…
— А со Стокманом она встречалась ещё до этого знакомства…
— Да, Чарли, версия комбинации имеет право на существование!.. Но только на кой черт эта комбинация нужна, если всего-то нужно завалить какого-то американца? Даже если из-за денег? И даже если — из-за больших денег, в которые я не верю?
— Примитивный ответ, Мелвин: кто-то настолько близко стоял около Стокмана, что только комбинация может отвести от него подозрение… Я понятно излагаю?
— Куда уж понятнее… Но только болтовня твоя не имеет никаких реальных фактов, а вещественные доказательства против Бердека — налицо. Можешь оспорить?
— Процессуально — нет, не могу, но подброшу тебе один фактик. Почти не существенный, но все-таки… 20-го января этого года в Париже был убит некий Шарль Руно — бывший легионер, воевал в Алжире, Конго и Северной Родезии. Незадолго до своей смерти он получил от неизвестного заказчика аванс для вербовки сотни наемников. Аккуратно перерезанное горло и брошенное в реку тело — тебе ничего не напоминает?
— Сумма аванса?
— Ходят слухи о двухстах тысяч баксов, но в действительности, очевидно, было не более двадцати, а если быть реалистом, то — десять… Тысяч, разумеется. Просмотри сводку парижских новостей агентства Рейтер за тот день, удостоверься…