— Чарли, — спросил Кифф, принимая второй бокал, — где ты подобрал такой чудный загар? В Омане?
— Нет, Барни, в Центральной Америке.
— И хорошо платили?
— Я был у партизан, там не платят…
— С каких это пор ты стал бессребреником? — удивился Кифф. — Сколько я тебя знаю, ты свой интерес никогда не упускал…
— Если подробно, то долго рассказывать, Барни, а если в нескольких словах, то я теперь неплохой специалист по анти-партизанской войне.
— По тебе не скажешь, что ты приехал без трофеев… — намеком высказал догадку Кифф.
— А я ещё не успел истратить накопленное в Легионе — всего лишь…
Поговорив с Киффом ещё несколько минут, Боксон сел у стойки клубного бара, заказал два горячих бутерброда и джин с тоником, осмотрелся по сторонам. Большинство присутствующих пришли в джаз-клуб со своими друзьями, но некоторые сидели с бокалами в полном одиночестве.
— Синий кобальт, — сказал Боксон, обращаясь к подошедшей к стойке женщине.
— Что? — удивленно спросила она.
— Масляная краска, — пояснил Боксон, — «синий кобальт». Вы, наверное, занимаетесь живописью, и случайно задели рукавом палитру. — Боксон взглядом указал на синее пятнышко на рукаве её свитера.
— Ах, да! — смущенно улыбнулась женщина. — А я и не заметила!
Она была в длинной замшевой юбке и свитере из неокрашенной шерсти. На её ногах Боксон разглядел вышитые мокасины. Смуглое кельтское лицо и темно-каштановые волосы до плеч. Темные глаза.
— Если я скажу, что вы похожи на молодую кельтскую колдунью, то для вас это не будет новостью, — сказал Боксон. — Поэтому расскажите мне о вашей новой картине. Вы ведь — художник, не так ли?
Она с интересом посмотрела на Боксона и ответила:
— Об этом нетрудно догадаться по синему кобальту на рукаве. Может быть, вы придумаете что-нибудь пооригинальнее?
— Вы зашли в клуб и сразу отправились к бару — следовательно, вас мучает жажда. Как насчет ирландского пива?
— Именно ирландское?..
— В Шотландии, наверное, есть неплохие пивовары, но все же им лучше удается виски. Или вы предпочитаете минеральную воду «Виши»?
— А разве здесь есть минеральная вода? — спросила женщина.
— Есть! — ответил Боксон. — Причем — именно французская «Виши». Мне случалось бывать в Париже, там я привык к этому полезному напитку…
— Забавно, мне ещё никогда не предлагали выпить минералки! — она улыбнулась. — Но я, пожалуй, возьму чай…
— Два чая, пожалуйста! — попросил Боксон бармена. — Позвольте вас угостить…
— С молоком! — добавила художница. — Простите, но свои заказы я оплачиваю сама.
— Меня зовут Чарльз Боксон.
— Джулия Вуд! — она протянула руку.
Боксон осторожно пожал её пальцы, но она вдруг задержала свою ладонь в его руке.
— У вас на руках мозоли, вы — яхтсмен? — спросила она.
— Нет, просто в последнее время мне приходилось подолгу перетаскивать разные железные предметы… — засмеялся Боксон.
(В Гватемале главным боевым инструментом Боксона был американский крупнокалиберный пулемет «Браунинг М-2», его вес в снаряженном состоянии около 60-ти килограммов. В походе, для перевозки этого оружия и патронов к нему, партизаны выделили двух осликов, но в бою быстрота маневра всегда осуществлялась переноской на руках, и чаще всего — бегом. Подобные упражнения, в сочетании со скудным партизанским рационом, очень способствовали укреплению мозолей на ладонях — совсем как у шахтеров и дорожных рабочих.)
— Видимо, такова специфика вашей работы?
— Почти что так, но на сегодняшний день — я безработный! — сознался Боксон.
— Неудивительно! — сказала Джулия. — Я за последний месяц тоже не продала ни одной картины.
— Что, на рынке живописи очередной спад?
— Скорее, подъем, но не в моем жанре.
— А на чем вы специализируетесь?
— На своем настроении!..
— И какое же у вас сегодня настроение?
— В синих и оранжевых тонах… — неожиданно грустно сказала Джулия.
— Наверное, это будет красиво… — предположил Боксон.
— Наверное… — она вздохнула. — В галерее «Шеллстоун», на Эбби-роуд, выставлено несколько моих картин, приходите посмотреть…
Они молча пили чай, потом Джулия спросила:
— На вас очень дорогой костюм и загар из Сен-Тропе, это нынче модно среди безработных?
— А разве загореть можно только на Ривьере? — улыбнулся Боксон. — Говорят, на побережье Ла-Манша тоже бывают солнечные дни…
— Бывают, но у ведь вас тропический загар, разве нет? Я — художник, цвет воспринимаю на уровне оттенков — в Англии так ровно и глубоко не загореть…
Боксон развел руками:
— Если откровенно, то несколько последних месяцев я действительно провел в Центральной Америке.
— Меня радует, что вы не называете конкретную страну, следовательно, мне не придется выслушивать рассказ о ваших заграничных впечатлениях — вернувшиеся из круизов иногда бывают так занудны… — Джулия отставила пустую чашку и выложила на стойку деньги за чай. — Простите, меня ждут друзья…
На сцене поочередно импровизировали два саксофониста, ритм задавал барабанщик, демонстрирующий особую виртуозность, контрабасист пытался вплести в общую мелодию гудение басовых струн и весь этот музыкальный ковер оказался отменно хорош.
— Скажите, Джулия, — спросил Боксон, — вы часто здесь бываете?
— Примерно раз в неделю, а что?
— То есть, если я буду приходить сюда каждый вечер в течении недели, то однажды обязательно встречу вас? — снова спросил Боксон.
— Да, наверное!
— Когда вы сочтете возможным принять мое приглашение на ужин?
Она пожала плечами:
— Когда у меня будет нужное настроение…
Боксон смотрел как она шла между столиков — в мокасинах у неё была мягкая походка, как у кошки — независимая и уверенная в себе. Наверное, это нелегко быть уверенной и независимой, когда за последний месяц не продано ни одной картины…
— Кто этот парень? — сверкая глазами от любопытства, спросила Джулию её подруга; они стояли у зеркала в дамской комнате джаз-клуба.
— Чарльз Боксон, — ответила Джулия, поправляя силуэт губ. — Больше я о нем ничего не знаю.
— Спроси у Барни — они точно знакомы, шептались о чем-то почти час…
— И что тебе сказал Барни? — спросила Джулия, понимая, что подруга уже все успела разузнать.
— Барни сказал… — подруга сделала многозначительную паузу. — Барни сказал, что с этим типом он познакомился в парашютном клубе! Представляешь толстяк Барни прыгает с парашютом!
Подруга визгливо хохотнула.
— Не смешно, — серьезно сказала Джулия. — Барни был десантником во французском Иностранном Легионе.
— О, тебе опять повезло! — ехидно сказала подруга.
— Да, особенно если учесть, — Джулия вытерла губы салфеткой и швырнула помаду в сумку, — что в этот чёртов Легион набирают отребье со всей Европы!..
Барни Кифф не позволил Боксону скучать в одиночестве — две симпатичные девчонки в затертых до белизны черных кожаных куртках радостно присоединились к двум бывшим десантникам, лихо пили пиво, жаловались на невообразимую скуку в «этой заплесневевшей пещере», предложили прогуляться куда-нибудь ещё. Барни отказался, сославшись на работу, Боксон указал на свой костюм: «Меня же неправильно поймут уже в метре от порога».
— Метр — это сколько? — спросила собеседница.
— На три дюйма больше ярда, — объяснил Боксон.
— Метр! — вдруг захихикала другая барышня. — Метр для дураков! — и обе залились смехом. Алкоголь подействовал на них однозначно.
— Где вы живете? — спросил Боксон.
— Сегодня мы живем в Лондоне! — девчонки пытались острить и своим шуткам безумно радовались.
— Понятно! — сказал Боксон, и шепотом, на ухо, спросил Киффа: — У тебя нет ничего поприличней?
— Есть! — прошептал Кифф. — Но не сегодня — ты появился слишком неожиданно. Рядом с нами отель «Раджастан», там можно снять номер на ночь, бери себе любую из этих, завтра приходи сюда…
— Договорились! — сказал Боксон. Он положил руку на плечо сидевшей поближе: — Пойдем, уже поздно…
— Куда? — юная мисс исполнила непонимание.
— Домой, естественно, в Лондон!..
— А я? — её подруга изобразила озабоченность.
— Мой друг Барни о тебе позаботится! — успокоил её Боксон.
…Спутницу Боксона звали Сэлли. «Это от полного имени Селеста» объяснила она. В отеле «Раджастан» борющийся со сном пакистанец выдал им ключи от номера.
— Шампанское? — предложил этот достойный портье.
— В следующий раз, — ответил Боксон.
Пакистанец прикрыл рукой зевающий рот и указал направление:
— Второй этаж, направо. Лифт по ночам не работает…
— Напрасно!.. — справедливо заметил Боксон.
Пакистанец снова зевнул и молча пожал плечами. Да и что он мог сказать?
В номере большую часть пространства занимала двуспальная кровать. Сэлли сбросила свою кожаную куртку на пол, и Боксон увидел белый атласный бюстгальтер с желтыми следами пота.
— Я пойду в душ, — сказала Сэлли, и перешагнула через упавшую расстегнутую юбку.
— Я подожду, — отозвался Боксон.
…Ближе к утру, когда ночь сменилась предрассветными сумерками, он проснулся от движения вставшей с кровати Сэлли. За последние годы у Боксона выработался очень чуткий сон — он мог проснуться даже от внезапно наступившей тишины. Сквозь ресницы он увидел, как Сэлли осторожно подошла к его висевшему на стене пиджаку и вынула из внутреннего кармана портмоне. Боксон ещё в юности усвоил правило: деньги в портмоне — это деньги для вора, поэтому он с любопытством наблюдал, как Сэлли завладела несколькими купюрами и озадачилась их малым количеством.
— Ты, конечно, мне не поверишь, — громко произнес Боксон, и Сэлли вздрогнула от неожиданности, — но я однажды видел, как за точно такие же действия одной глупой девке распороли живот. Она умерла только через семь часов.
(Боксон умолчал о подробностях — та несчастная проститутка из Пуэрто-Барриаса не просто умерла, а была добита выстрелом в голову, когда обворованный ею офицер гватемальской гвардии счел меру наказания удовлетворительной, и проявил великодушие истинного гватемальского кабальеро.)