Ещё в Праге слушатели Гуса состояли в значительной части из плебеев. На его проповеди около Козьего Замка массами сходились крестьяне из окрестных сёл. Гус выступал на Юге почти исключительно перед народной аудиторией. Крестьяне жадно ловили слова своего земляка, ставшего знаменитым учёным и проповедником, и делали из них свои выводы. Сам Гус писал о своей деятельности в это время: «Прежде я проповедовал в городах и на улицах, а теперь выступаю около изгородей, около замка, который называется Козий, на дорогах и просёлках». Пребывание Гуса на Юге, несомненно, способствовало повышению революционной активности южночешского крестьянства и было одним из факторов, подготовивших его выдающуюся роль в событиях Великой Крестьянской войны.
В подготовке Великой Крестьянской войны деятельность Яна Гуса, тесно связанная с борьбою народных масс, занимала особое место. Гус был представителем бюргерской реформации. Он не отрицал необходимости церковной организации, догматов и таинств католической церкви. Критика феодальных отношений в его произведениях никогда не доходила до призывов к уничтожению насильственным путём феодальной собственности и феодальной эксплуатации. Тем не менее значение деятельности Гуса оказалось гораздо более широким и действенным, чем этого можно было ожидать от представителя бюргерской оппозиции. Это объясняется особенностями положения Чехии на рубеже XIV–XV веков, где социальные противоречия неразрывно переплетались с национальными и католическая церковь была ненавистна подавляющему большинству населения. Начав свою проповедническую деятельность с разоблачения отдельных пороков духовенства и защиты прав чешского народа против иноземного засилья, Гус в дальнейшем неуклонно приближался к левому, плебейскому крылу общенародного антикатолического движения. Учение Гуса возникло в такой момент, когда бюргерская и плебейская оппозиции ещё во многом были тесно связаны. По мере того, как обострение классовой борьбы в стране способствовало созреванию плебейской оппозиции с её собственными целями и задачами, Гус терял сочувствие короля, панов и [107] университетских магистров и, напротив, приобретал растущую любовь и симпатии чешского бюргерства, плебса и крестьян, а также мелкой шляхты. Таким образом, Гус был идеологом бюргерской реформации на том этапе её развития, когда бюргерская оппозиция, отделяя себя от требований наиболее революционных элементов, всё ещё не противопоставляла себя тем крайним выводам, которые делали из её в общем довольно туманных положений эксплуатируемые — крестьяне и плебс.
Одновременно с Гусом в Праге уже были проповедники, которые, разделяя в основном его взгляды, в то же время шли значительно дальше. К их числу относились Николай и Пётр из Дрездена. Николай Дрезденский проповедовал в Праге уже с первых лет XV столетия. За свои выступления против продажных патрициев он попал в 1405 году в тюрьму и был выпущен только через два года. Николай в более резкой форме, чем Гус, выступал за отнятие у церкви её земельных владений, при этом в отличие от Гуса призывал к тому, чтобы эти земли были розданы бедноте. Он требовал возвращения к первоначальной церкви и учил, что каждый человек и даже женщина свободно могут проповедовать слово божье. Для исправления образа жизни монахов он предлагал перевести монастыри из городов и обязать монахов заниматься земледельческим трудом. Он был одним из первых, кто отстаивал требование причащения вином для мирян. С подобной проповедью выступил и Пётр из Дрездена. Революционную агитацию в Праге вел Иероним Пражский, а также многие безвестные вожаки народно-еретических сект, существование которых, в особенности на Юге, никогда не прерывалось.
Деятельность Николая и Петра из Дрездена, а также других проповедников продолжалась и в годы, когда Гус был изгнан из Праги. Эта деятельность была доказательством того, что движение, провозвестником и идеологом которого был Гус, носило народный характер.
Общее положение католической церкви не на шутку начинало тревожить верхи феодального общества. Во многих странах Европы разнузданная жадность и грязный разврат духовенства переполнили чашу народного терпения. Наиболее предусмотрительные среди самих церковников выдвигали мысль о необходимости подремонтировать обветшавшее здание церкви, для того чтобы она [108] могла и в дальнейшем удерживать угнетённые массы в повиновении. С этой целью церковь решила прибегнуть к испытанному средству — созвать общеевропейский собор. Местом работы собора был избран южноимперский город Констанц.[26] Со всех сторон Европы в Констанц потянулись послы от королей и князей, прелаты, аббаты и магистры. В совещаниях собора участвовали (впрочем, не всегда одновременно) три патриарха, 29 кардиналов, 33 архиепископа, около 150 епископов, более 100 аббатов и около 300 университетских магистров. На соборе присутствовали император, посланцы десяти королей, курфюрсты, князья, графы, каждый из которых привёз с собой огромную свиту.
Констанц
В Констанц потянулись толпы авантюристов, музыкантов, фокусников, бродяг, проституток. «Отцы собора» соперничали между собой в роскоши и разврате.
Собор, открывшийся в ноябре 1414 года, должен был решить три главные задачи: «дело веры» — защита католического учения от ересей; «дело единства» — восстановление [109] единства католической церкви и прекращение раскола; «дело реформы» — вопрос о преобразованиях церкви. На собор явились император Сигизмунд и папа Иоанн XXIII. Папа не хотел обсуждения вопроса о каких-либо преобразованиях церкви. В то же время он имел все основания опасаться, что для прекращения раскола церковники могут пойти на низложение всех своих пап и на избрание нового. Поэтому Иоанн прилагал все усилия к тому, чтобы отсрочить решение двух последних вопросов, и стремился выдвинуть на первое место «дело веры».
Среди ересей наиболее опасной для господствующей церкви была, безусловно, «ересь Гуса». Собор, подстрекаемый папой, занялся прежде всего разбором обвинений, выдвинутых против чешского реформатора. Ещё до открытия собора Гус получил приказание явиться в Констанц. Император обещал дать ему охранную грамоту, которая обеспечит его личную безопасность и гарантирует ему возвращение на родину. Гус решил ехать на собор. Перед лицом всего мира он хотел защищать своё учение, разоблачить подлинное лицо разложившегося католического духовенства. Хотя Гус сомневался в том, что его выступления будут способствовать исправлению церкви, он всё же считал долгом повторить свои обличения перед лицом собора представителей всей католической церкви.
Уезжая на собор, Гус знал, что в Чехии остаётся много верных его последователей. В то же время он понимал, что лично ему угрожает серьёзная опасность. Поэтому, покидая Чехию, он составил завещание, а в специальном послании к своим сторонникам призвал их быть твёрдыми и последовательными защитниками своих убеждений.
Путь Гуса в Констанц был триумфальным шествием чешского реформатора. Везде в Германии толпы народа стекались, чтобы послушать знаменитого обвинителя католического духовенства или хотя бы поглядеть на него издали. Народные массы не верили клеветническим слухам о Гусе и его учении, которые специально распространяли папские приспешники. Принадлежность к другой нации не мешала немецким трудящимся видеть в Гусе смелого борца против феодальной реакции. Социальное содержание его учения было близко народным массам Германии. Это подтверждается тем, что революционные выступления немецкого крестьянства в XV–XVI веках были самым тесным образом связаны с гуситским движением [110] и его славными боевыми традициями. 3 ноября 1414 года, когда Гус въезжал в город, откуда ему уже не пришлось выехать, его встретила огромная толпа народа. Однако эта демонстрация сочувствия народных низов вызвала бешеное озлобление врагов Гуса. Присутствовавшие в Констанце Михаил из Немецкого Брода и Штефан Палеч требовали от собора немедленной расправы с опасным еретиком. Собор не осмелился сразу схватить Гуса. Более того, комедия обмана и лицемерия продолжалась: Гусу была торжественно вручена охранная грамота с печатью Сигизмунда, а папа Иоанн XXIII снял с него церковное отлучение и даже пообещал ему своё покровительство. Однако в Констанце Гус был оторван от родного чешского народа, неразрывное единение с которым составляло его главную силу. В этом была его трагедия, когда феодально-католическая реакция перешла в наступление. На двадцать пятый день после приезда Ян Гус был арестован. Его заковали в тяжёлые железные цепи и бросили в подвальную тюрьму при одном из констанцских монастырей.
Дверь дома Гуса в Праге [111]
Исключительно тяжёлые условия заключения — сырая и смрадная камера Гуса находилась глубоко в подземелье, рядом со сточной трубой — не поколебали его веры в правоту и окончательное торжество своего дела. В ответ на требования собора о безусловном отречении от «еретических заблуждений» Гус настаивал на необходимости подробно рассмотреть его взгляды по существу. На соборе разгорелась борьба по вопросу о том, как поступить с чешским реформатором. Наряду с католическими изуверами, требовавшими немедленной расправы, даже среди членов собора нашлись люди, не боявшиеся говорить о своём сочувствии Гусу. Император, который своими лживыми обещаниями заманил Гуса в ловушку, теперь требовал осуждения опасного еретика. Однако собор, напуганный прокатившейся по Чехии волной протеста по поводу ареста Гуса, боялся немедленно приступить к расправе. Католические инквизиторы считали, что выгоднее заставить Гуса отречься от своего учения, так как этим будет внесён раскол не только в чешское движение, направленное против феодально-католической реакции, но и в общеевропейское. В начале второго десятилетия XV века происходило резкое обострение классовой борьбы в Англии и во Франции. По условиям времени эта борьба была тесно связана с антицерковными выступлениями, причём народные массы воодушевлялись идеями, весьма близкими к взглядам Гуса. Особенно опасный характер приобрело восстание городских низов Парижа. Ввиду этого «отцы собора» переводили Гуса из одной тюрьмы в другую, а сами разбирали другие вопросы. Прежде всего нужно было заняться прекращением «великого раскола», который слишком явно обнажал перед всем миром гниение католической церкви.