Подняли тучи морозной искрящейся пыли…
Вот промелькнул серебристой громадой
«ландкрюзер»,
Сам точно айсберг, – споткнулся, но всё-таки вылез.
А остальным – ни объехать, ни вырулить прямо!
Тонут в сугробах и горько клянут свои беды…
Тут и догнал их, спеша по канавам и ямам,
Серенький Валенок, всё же пустившийся следом.
Он прокричал им, подъехав: «Держись, бедолаги!»
Не попрекнул, что они его прежде турнули,
Вытащил всех, упираясь на танковой тяге,
Выхлопом тёплым обдул от намёрзших сосулек.
И покатили вперёд разноцветной гурьбою —
По мостовой, большакам и расквашенной глине.
Где непролазно – их Валенок вёл за собою,
Там, где асфальт, – скоростные резвились машины.
Наш автопром
«Буханка»? Да это же машина из прошлого века, что о ней вообще говорить?
Разгон до первой сотни составляет…
За мгновенья исчезая из вида,
Каждым винтиком крича о прогрессе,
Пролетают городские болиды,
Кто бы спорил, не машины, а песни.
Фары хищные сощурены броско,
Лошадиных сил всё больше и больше…
Нам с экрана рекламируют роскошь —
«Мерседесы», «ягуары» и «порше».
Не краснея, говорят при народе:
Автопром наш – беспородный калека,
Только место занимает уродец
На дорогах двадцать первого века…
Ох, ребята, задаваться не надо!
Новый век уже нагрянул в столицы,
Но в России за пределами МКАДа
Кое-где и девятнадцатый длится.
Там растапливают русские печи,
Воду пьют из родников – не из кранов,
И весьма с усмешкой слушают речи
О строительстве больших автобанов.
Вы хоть карту на столе разверните:
Мириады деревень и посёлков,
Магистралей единичные нити,
И повсюду – паутинки просёлков.
Где прогноз сулит одни катаклизмы,
Где и дна у колеи не нашарить,
Кто развозит нам лекарства и письма?
Неужели «БМВ» и «феррари»?
Где морозы рвут металл по живому
И замученную гробят подвеску,
Кто врачей домчит на помощь больному?
Неужели представительский «лексус»?
Так примите благодарное слово,
Беспородные вы наши лошадки!
Вы без устали трудиться готовы,
Хоть живётся вам порою несладко.
Возле наших рубежей отдалённых,
День за днём одолевая стихию,
В световых годах от блеска салонов
Вы по-прежнему везёте Россию.
«Москвичи», «буханки», «нивы», «копейки»!
Мы вам памятник поставим, родные,
Если в якобы продвинутом веке
Всё же сменят вас машины иные.
На бетонных постаментах замрёте,
Как полуторки военной эпохи,
И тогда-то наконец отдохнёте,
Отработав до последнего вздоха.
Но доколе ждём явления чуда,
Мы на вас, болезных, молимся Богу:
Не сдавайтесь! И, назло словоблудам,
Никому не уступайте дорогу!
Дрон
Пуховые тучки клубятся со всех сторон.
Внизу земля. Поближе – синяя высь.
Я просто жужжалка. Игрушка. Маленький дрон.
Я только умею зорко смотреть вниз.
Меня по дуге облетел любопытный стриж.
Щебечет о том, как в Африке он жил.
Пустился бы я в догонялки с тобой, малыш,
Но я не затем с ладони сюда взмыл.
Большие машины ползут внизу, как жуки.
В цветах за ними чернеют следы ран.
А где-то в канаве, в ракитах возле реки,
Лежит мой человек и смотрит в экран.
Он видит моими глазами. Диктует цель.
Сейчас на земле вскипит огненный дым!
Но этот красный потёк у него на лице…
И я почему-то вьюсь прямо над ним…
Как вышло, что он там остался совсем один?
Кому он сказал «прощай»? Точно не мне…
Я лишь верчу туда и сюда зрачками линз
По команде на очень тихой волне.
И вот небеса расколол гремящий удар!
Лечу кувырком, не знаю, где верх-низ!
Огонь, и осколки, и дым, и свистящий пар!
И сразу команды с земли прервались…
Я просто жужжалка. Игрушка. Безмозглый дрон.
Меня алгоритм аварийный ведёт.
Я помню свой курс и пытаюсь найти ладонь,
Которая меня послала на взлёт.
Разбитая лопасть… опоры нет! пустота…
Искры и брызги… аккумулятор сел…
Но вдруг замечаю – в сметённых взрывом
кустах —
Он! Мой человек. По виду – почти цел.
Последний рывок. Опускаюсь ему на грудь.
В его глазах облака и синева.
Мы сделали всё. А теперь пора отдохнуть.
Стоп-кадр. Солнце. Небо. Цветы и трава.
Русские черти
Кувалдой о рельсу грохочет решительный час,
И воют гудки, возвещая о жизни и смерти…
Из угольной шахты рассерженный вылез Донбасс,
А следом наружу посыпались русские черти.
Эх, была не была, была не была!
Красиво пошла…
Когда прокатился по всем преисподним слушок,
Что там, наверху, пригодится, пожалуй, подмога,
В российском сегменте все приняли на посошок —
И строем ушли, не спросив разрешенья у Бога.
Эх, была не была, была не была!
Так карта легла…
Ну как усидеть с кочергой у привычных котлов,
Когда на земле так непросто приходится нашим?
И с ангельской ратью бок о бок сражаться готов
Прожжённый чертяка в наколках из адовой сажи.
Эх, была не была, была не была!
Кали добела!
Ведь ангел, он что? Он по правилам должен играть,
Иначе зальёт чернота его белые крылья.
А нижним братишкам завал не впервой разгребать,
Их чёрное знамя пропитано угольной пылью!
Эх, была не была, была не была!
Подмога пришла!
Неведомо кто вдруг протянет в бою магазин,
Прикроет собой, матерясь, от погибельной стали.
Какие там дьяволы с ваших старинных картин!
Вы русского чёрта живьём хоть однажды встречали?
Эх, была не была, была не была!
Спалила дотла.
Не скрыться, не смыться и шкуру свою не сберечь!
Не только с небес по делам назначается мера!
Когда полыхает в размахе архангельский меч,
По грешной земле растекается едкая сера.
Эх, была не была, была не была!
Летела зола!
Чего испугается тот, кто привычен к огню?
И слышат ребята, ремни поправляя у шеи,
То звонкий распев: «Ныне будешь со Мною в раю!» —
То хриплый смешок: «А ты знаешь, в аду
не страшнее!».
Эх, была не была, была не была!
Такие дела.