— Поначалу ей нравилось сидеть на ветвях дуба. Она чистила золотую цепь, иногда срывалась в море, чтобы принести нам рыбу. В голодные времена мы ели желуди, — Ученый кашлянул и фыркнул. — Это были худшие дни в моей жизни. Но однажды Маришка загрустила. Сказала, что услышала от Дуба, будто где-то еще в Залесье есть русалка. Плавала она в море вокруг Залесья, да так и не смогла найти другую русалку. Тогда она спросила у Дуба, есть ли вести из далекого Заморья, но тот ответил, что под водой его корни теряют волшебную силу. Принесла мне Маришка рыбки в последний раз, и пока я ее ел, нырнула в море и уплыла. Остался у меня от нее только драгоценный жемчужный браслет, — кот приподнял голову и показал оберег на своей шее. — Не знаю даже, что думать: вода для Русалки не преграда, но вдруг в этом Заморье с ней что-то сотворили…
— Не волнуйся. У Маришки всегда была тяга к приключениям. Попутешествует и вернется, — улыбнувшись, ответила Кикимора.
— Да вот только будет ли место, куда она сможет вернуться? — спросил кот.
Некоторое время они молчали, пока Роса не ткнулась теплой мордой в щеку хозяйке. Кикимора встала и пошла к дубу.
— Я попробую воззвать к его корням. Если не получится, я стану сердцем Дуба, — сказала она Ученому.
— Это опасно! Не нужно так рисковать! — запаниковал кот, запрыгнул на златую цепь, не давая Кикиморе прикоснуться к толстой коре. Он размахивал лапами, отгоняя ее руки. — Если мы потеряем голос леса, мы хотя бы останемся живы!
— Не будь таким пугливым, — Кикимора качнула головой. — Не бойся за меня. Я — царица Густой рощи. Та, кому подвластны силы леса. И во мне же таится мощь, что питает Лихо. Это мой долг, Ученый. Я должна защитить Залесье и всех его обитателей, чтобы смыть позор от сотворения Лиха ужасного.
— Только вернись живой, — кот бережно взял руку Кикиморы белыми лапами, — иначе мое сердце разорвется от тоски.
— Я обязательно вернусь. Вот увидишь, — пообещала она.
Вурдалак закрыл крышку сундука и присел на него, вчитываясь в строки. Он не мог поверить в то, что забыл об этой части своей жизни. То, что происходило с жителями Залесья до проклятия, стиралось из памяти, обрекая их на страдания. Постепенно терялись человечность, счастливые воспоминания, память о друзьях и семьях. Многие забывали, кто они на самом деле, и бесцельно бродили по лесам Залесья.
Вот и Вурдалак по воле случая нашел частичку своей души, запечатленной в старой бумаге.
«Дорогая моя Яга!
Пишу тебе с чувством счастья и гордости: наконец мы сможем увидеться! Я приеду на вороном коне ровно в полдень к твоей избушке, чтобы привезти тебе бесценные дары, драгоценные каменья, и благоухающие цветы.
Душа моя, я искренне надеюсь, что ты примешь мое сердце, готовое вечность служить тебе и любить, как никого и никогда прежде.
Искренне, твой царевич».
— Воркования, — хмыкнул он, возвращая письмо в сундук. Вурдалак встал, чтобы уйти с чердака, но жажда воспоминаний остановила его. Он взял еще одно письмо наугад.
«Прелестная Яга!
Спешу сообщить, что мое сердце жаждет нашей встречи. Еще никогда в жизни я не был так заинтересован ни в одной женщине. Надеюсь, тебя не смутят мои титул и владения, ведь ты привыкла жить в крошечной избушке, а у меня в распоряжении целый замок.
Прошу, скажи мне, если ты не любишь роскошь и прислугу. Если это так, я откажусь от всего, чтобы быть рядом с тобой. Жизнь без тебя мне более не мила, и я полагаюсь на твою мудрость.
С восхищением, твой царевич».
— Воркования… — повторил Вурдалак, но уже с улыбкой. Письма пронесли его чувства, которые он питал с момента, как увидел Ягу, до сегодняшнего дня. Он любил ее больше пятисот лет, но так и не смог добиться взаимности. Счастью помешал лишь один случай.
— Старый дурак, ничему тебя жизнь не учит, — пробормотал царевич, убирая письмо в сундук.
Он спустился с чердака в избу, убрал лестницу и осмотрелся. Полотенце на столе привлекло его внимание. Чуя неладное, он смял уголок и сорвал его.
— Привет, братец, — сказал Вурдалак, ухмыльнувшись.
— Что ты задумал? — спросил Кощей.
— Хорошо выглядишь. Даже лучше, чем когда мы порвали тебя на части, — Вурдалак поднял голову брата. — Значит, Яга тебя получила. Но где же она сама?
— Сбежала в слезах, — ответил Кощей.
— Ты довел мою Ягу до слез?! — глаза Вурдалака налились кровью.
Его лицо стало еще более острым, зубы вытянулись, и он раскрыл рот, готовясь вцепиться клыками в лицо брата.
— Ты должен не на меня злиться, а за ней бежать, — сказал Кощей.
Вурдалак почувствовал, будто его облили холодной водой. Весь гнев пропал, а на его место пришла заинтересованность.
— Она думает, что любит меня, — продолжил Кощей, — но мое сердце никогда не будет ей принадлежать. Я уже выбрал свою судьбу, как и ты — свою. Если хочешь доказать ей свою любовь, забери меня отсюда, а сам выбирайся из-под ее заклинания и завоюй ее сердце.
Вурдалак расплылся в улыбке. Слова брата помогли ему понять то, чего он так долго не видел из-за своей мучительной страсти к Ягине.
— Твоя правда, братец, — сказал он, заворачивая голову Кощея в полотенце. — Пожалуй, в этот раз я помогу тебе. Но взамен ты сделаешь так, что Яга навсегда отвернется от тебя.
— Только забери меня отсюда, — попросил Кощей.
И Вурдалак, обернувшись летучей мышью, взял когтями узелок с головой брата, и вылетел из избушки в ночное небо.
— О чем ты говоришь? — Славе показалось, что его мир только что перевернули и вытрясли из души все, что можно. — Полюбить вас? Зачем? Для чего?
Вила коснулась его руки, но Слава дернулся.
— Послушай… как тебя зовут?
— Разве мое имя сейчас важно? — он перешел на крик, но Вила тут же закрыла ему рот рукой.
— Тихо, иначе Юда проснется, — прошептала она.
Успокоившись, Слава выдохнул ей в руку. Вила убрала ее и продолжила:
— Ты… ты тот, кто может помочь нам справиться с проклятием.
— Каким еще проклятием? Наймите экстрасенса, — Слава тряхнул головой, но повязка сидела все так же прочно.
— Ты не понимаешь, — Вила вздохнула. Некоторое время они не разговаривали и тишину перебивало только редкое уханье совы. — Позволь мне показать тебе кое-что.
«Наконец-то! — подумал Слава. — Она снимет с меня повязку, и я посмотрю в эти наглые глаза!»
Но он ошибался. Вила приложила руку к его груди. Сначала Слава почувствовал легкое жжение, потом боль, а затем холод. Мгновение спустя он оказался на поляне. Ослепленный солнцем, он прикрыл глаза, и увидел впереди девушку.
— Юда, куда мы идем? — спросил женский голос.
Слава опустил взгляд и обнаружил на себе платье. По бокам у него висели длинные пряди русых волос.
«Что за чертовщина?» — только и мог подумать он.
— К озеру купаться, куда же еще? — Юда повернулась.
Ее молодое лицо со светло-зелеными глазами, вздернутым носом и длинными русыми волосами не внушало страха. Слава даже подумал, что она красивая.
— Но там же крестьянские дети! — возразила Вила.
— Так и будешь всего бояться, дурочка? — Юда рассмеялась. — Крестьянские дети, тоже мне! Они выглядят так же, как мы. А нам пора бы уже завести друзей. Или женихов.
Слава почувствовал, как его щеки покраснели.
— Мама же говорила, что сама найдет нам женихов. Зачем идти против ее воли? — спросила Вила.
— Мама то, мама сё! — Юда гневно взглянула на сестру. — Так и будешь жить по матушкиному указу?
— Нет, но…
— Никаких «но»! Просто иди за мной.
Юда побежала, Вила последовала за ней. Они спустились в небольшой овраг, перебрались на другую сторону и вышли к реке. У нее резвилось несколько ребятишек. Но взгляды сестер приковали не дети, а юноша.
Слава почувствовал, как у Вилы задрожало сердце. Она прижала руку к груди и зажмурилась.
— Что, понравился? — шепнула Юда, оказавшись рядом. — Давай поиграем: с кем из нас он первым на сеновал пойдет, та его себе и заберет!
— Что ты такое говоришь, Юда? — рассердилась Вила. — Хватит таскать юношей по сеновалам. Я уже устала прикрывать тебя перед мамой!
— Значит, отказываешься от него? Так просто? — Юда ухмыльнулась.
Вила затопталась на месте.
— Тогда я пошла. А ты так и сиди на шее у матушки, — Юда развернулась, сделала шаг вперед, но Вила схватила ее за руку и дернула на себя.
— Давай сыграем, — сквозь зубы сказала она.
Рядом раздалось бессвязное бормотание. Вила ойкнула и убрала руку. Картинка перед его глазами тут же пропала, и Слава почувствовал сильное истощение. Падая на бок, он слышал, как торопливо удаляется Вила, как скрипит дверь хлева, и как громко звенит колокольчик Розочки.
Глава 10
Водяной славился не только скоростью плаванья, но и едкой слюной, что отделяла грязь от тела в считанные секунды. Он обтер лицо Домового и через минуту грязь начала шипеть и дымиться.
— Что происходит? — испуганно спросил тот.
— Терпи, сейчас отвалится, — сказал Водяной.
Домовой стиснул зубы, сжал кулаки и ждал, пока первый шмат грязи не отпал на дно омута. Когда его лицо очистилось, Водяной засмеялся.
— Теперь у тебя лицо такое же красное, как и волосы.
Домовой вгляделся в свое отражение, ощупал каждую частичку лица, смочил его водой, и посмотрел на Водяного.
— Ты… ты… — Водяной заметил, как блеснули от слез его глаза. — Ты крут!
Домовой налетел на него с объятиями, смеясь от облегчения. Больше двухсот лет он страдал от невозможности отмыться и вот теперь снова увидел, как выглядит на самом деле.
— Отстань, — Водяной оттолкнул его поморщившись. — Развел тут сопли. Должен мне будешь.
— Даю слово! — Домовой схватил его за руку и крепко ее пожал. — Ты теперь мой друг. Для меня еще никто не делал ничего подобного.
— А как же родители? — прищурившись спросил Водяной. Он скрывал, что его тронули слова Домового.