— Таким лысым и страшным ты мне не нужен, — обычные слова, которые она повторяла пятьсот лет, теперь дались Яге со странным, непривычным трудом.
— Ты сказала свое слово, — ответил Вурдалак.
Он щелкнул пальцами. Его клык вырвался из челюсти и впился в руку Ягини. Она вскрикнула, а зуб, насосавшись крови, отлетел в ладонь Вурдалака.
— Тогда нам не о чем с тобой разговаривать, Яга, — сказал он. — Уходи прочь из моего замка. Я больше не стану служить тебе.
Не успела Яга опомниться, как Вурдалак обернулся летучей мышью и улетел в окно замка.
Они выплыли на берег. Домовой долго приходил в себя, хватая ртом воздух.
— И как долго идти до твоего дяди? — спросил Водяной.
— Ну… отсюда недалеко. Только вот тебе там не понравится, — признался Домовой.
— Это еще почему?
— Он живет в холодных краях. А ты всю жизнь провел в теплом омуте и в лесу, где никогда не было заморозок. Сможешь пережить снег?
— Не знаю. Смогу? — Водяной пожал плечами.
— Нам нужно раздобыть одежду, — сказал Домовой, с прищуром рассматривая нового друга.
Сам он был чуть выше него, по телосложению крупнее и шире. Водяной на его фоне казался щуплым недоедающим мальчишкой с торчащими ребрами. Еще и цвет кожи, как у покойника, сильно отличал его от других обитателей Залесья.
— Разве эти тряпки могут защитить от холода? — спросил Водяной.
— Могут, поверь. Только не такие, как у меня. Нам нужно что-то потеплее.
Домовой задумался: до дома от Тихого омута далеко, зато можно заскочить в Тихую рощу и взять что-то полезное у Кощея. Он нахмурился.
— Мы так тут и останемся или все же пойдем куда-то? — спросил Водяной.
— Идем, — Домовой махнул рукой. — рядом есть замок другого дяди. Надеюсь, что его там не будет. Мы с ним поругались.
— Как это? — спросил Водяной.
— Когда люди не могут найти общий язык, они ругаются.
— Значит, я с тобой поругался, когда утащил на дно?
Домовой нервно хихикнул.
— Типа того, да.
— Значит, теперь мы нашли общий язык?
— Ага.
— Ругаться — полезно, — заключил Водяной и потер ладони.
Он высох, пока они шли по лесу, и подмерз. Непривыкший к таким условиям, он царапал нежную кожу ног о ветки, но не обращал на это внимания.
Луна освещала ребятам дорогу, и Домовой уверенно вел их к Тихой роще. По крайней мере он так думал, пока перед ними не предстало огромное пшеничное поле. Его колосья под лунным светом казались ослепительно белыми.
— Что это за место? — спросил Водяной, едва не врезавшись в спину застывшего Домового.
— О, нет, — только и сказал тот. — Нам туда нельзя.
— Это еще почему?
— Понимаешь, — Домовой посмотрел на товарища и в его глазах промелькнул страх, — это — поляна пропавших детей.
Я выбросила последнюю монетку в омут и вернулась по тесному туннелю. Сердце радостно забилось, стоило мне увидеть пустое дно колодца.
— Неужели я смогу загадать желание? — пробормотала я.
Воды колодца забурлили и в них полопалось несколько пузырьков.
— Ты вернула моим водам магические силы, Тая, — сказала леди-колодец. — Я благодарю тебя. Теперь ты можешь загадать желание. Только есть ли у тебя чистая монетка?
Я радостно улыбнулась, но чувство восторга сменилось болезненной тревогой. Из драгоценного у меня было только золотое яйцо…
Я посмотрела на кота.
— Баюн… можешь найти монетку? Чистую, не те, что мы вытаскивали.
— Ну, мр-р, не зна-аю, — сказал он. — А обязательно монету кидать, мр?
— Нужно что-то золотое или ценное, — ответила леди-колодец.
Я тщетно искала в своем платье хоть что-то — в карманах ничего не было. На шее оставалась только плетеная из веревки цепочка, а волшебного кольца у меня не было.
«В проклятом замке не может быть чистых монет, — подумала я, — если кинуть сюда хоть что-нибудь из замка Кощея, проклятие вернется. Может, вернуться в омут и поискать там? Нет, уйдет слишком много времени…»
Пока я раздумывала, палец накручивал прядь. Я заметила это и в голове щелкнуло.
— Я могу принести в жертву волосы? — спросила я. — Они, конечно, не золотые, но для любой девушки — ценность.
Леди-колодец задумалась.
— Неплохая идея, — похвалил Баюн.
— Попробуй, — ответила колодец.
Под рукой не оказалось ничего, чем можно было бы отрезать волосы.
«Что, если попытаться отгрызть волосы?..»
— Пожелайте мне удачи, — сказала я, поднося локон к зубам, — это будет долгий путь.
Глава 13
«Глупый Иван, — думал волк, разбегаясь, — как он мог забыть обо мне?»
Потеряв след, волк остановился и принюхался: запах разлагающегося тела, оцепленный ореолом едва уловимого аромата вьюнков, разделялся.
— Направо пойдешь — смерть свою сыщешь, прямо пойдёшь — жив будешь, налево свернешь — волчицуe свою найдешь, — молвил голос.
Волк поднял голову, навострил уши. Голос напоминал ему кого-то, о ком он давно забыл.
— Кто ты? Выходи! — потребовал волк.
В тумане зажглись желтые глаза. Сначала показалась серо-бурая морда. Затем уши и туловище. Перед ним стоял волк вдвое меньше него.
— Здравствуй, отец, — сказал он.
Старший волчонок, Ветер, смотрел на него, чуть опустив голову к лапам. Волк начал вспоминать, что обычно следовало за этим. Он осторожно повторил жест сына. Секунду они рассматривали друг друга, а потом Ветер ринулся к отцу. Они кружились вокруг друг друга, приветствуя после разлуки и вихрем разгоняя осенние листья.
— Ветер! — рыкнул волк, с трудом заставив себя остановиться. Такой радости он давно не испытывал — Где твоя мать?
— Там, — волчонок указал мордой влево, — мама и сестры ждут тебя, отец. Мы так по тебе скучали!
Серый волк сделал шаг вперед, но остановился. Он учуял запах Ивана-царевича.
— Ветер… — волк хотел попросить сына подождать, но вдруг осознал: все слишком сказочно. — Ветер, почему ты все еще маленький?
— О чем ты говоришь, отец? Я всегда был таким. Пойдем же, мама ждет… — он махнул хвостом, заманивая отца.
— Нет. Здесь что-то не так, — сказал волк, отступая.
Как бы сильно он ни хотел вернуться к своей семье, он понимал, что ее уже давно нет. И это волшебное наваждение не что иное, как плод фантазии.
Серый волк развернулся, принюхался и пошел направо.
— Отец! — крикнул Ветер. — Если ты сейчас уйдёшь, мы больше никогда не встретимся!
Стиснув пасть, волк перешел на бег и вскоре скрылся в тумане.
Кикимора забралась в дупло: в нем пахло сыростью и грибами. Кикимора потерла ладони и перекрестила их, приложив к груди. Закрыв глаза, она воззвала:
— Дуб зеленый, с цепью златой,
Нужен жрице голос твой:
Приди и запой свою старую песню
И поскорей помоги Залесью.
Дуб шевельнул кронами, и Кикимора услышала скрип. С треском кусочек коры возле нее отломился.
«Плохи дела», — подумала Кикимора. С мрачными мыслями она обратилась к мужу.
«Любимый супруг, я вновь прошу твоей помощи. Любое заклятие призыва вредит Великому Дубу. Как мне поступить?»
Леший размышлял, пока не вспомнил старую легенду.
«Помнишь сказ о чужом сердце? — спросил он. — В нем дубу помогло создание, что поселилось в нем, и срослось с его сущностью».
«Это может сработать!» — обрадовалась Кикимора.
«Не спеши, любовь моя. То было во времена, когда в Залесье о проклятиях слыхом не слыхивали. Сейчас все намного сложнее, и, если мой замок падет от скверны, дуб погибнет в первую очередь», — предупредил ее Леший.
«Я успею донести весть о Лихо до того, как проклятие доберется до нас. Обещаю».
«Да не зарастет твой путь терниями, любовь моя».
Леший отпускал жену с тяжелым сердцем, но, помня о ее сердобольной натуре, понимал, что она будет счастлива только через помощь другим.
Слава опустил голову, чтобы приподнятую повязку не было видно.
— Ты голоден? — он услышал голос Вилы. Она казалась ему легкой мишенью по сравнению с Юдой, которая знала, как давить на самые больные места.
— Да, — сказал он.
— Я сварила суп, — Слава увидел босые ноги, платье в цветочек, длиной чуть ниже колена.
Вила села и поставила на колени поднос. Суп в деревянной тарелке выглядел аппетитно и от запаха у Славы потекли слюнки. Вила наполнила ложку и поднесла к его рту.
— Ты ведь не подсыпала туда отраву? — спросил он.
— Зачем мне это делать? — серьезно сказала Вила. — Я умею готовить, не переживай.
Поняв, что отговориться ему не удастся, Слава раскрыл рот. Жижа оказалась съедобной. Вила подавала ему ложку за ложкой, а Слава ел, чувствуя, как голодный желудок постепенно наполняется.
— Ты поел, я пойду.
— Стой! А как же… ну…
— Что?
— Я бы не хотел сходить под себя.
— Ой, — Вила замешкалась, а затем, посмеиваясь, поднесла к нему пустое ведро. — Можешь сходить сюда.
— У меня связаны руки и ноги. Как, по-твоему, я должен это сделать? — спросил Слава.
— Я не буду помогать тебе ходить в туалет! — ее голос резко дрогнул. Вила наклонилась и развязала ему ноги.
Слава видел ее длинные русые волосы и то, как шевелились ее руки. Когда Вила повернулась, он резко опустил голову.
— Я и руки тебе развяжу, если пообещаешь, что не сбежишь, — она выжидающе посмотрела на него — он понял это по длительному молчанию.
— Да… конечно.
«Конечно, нет! Совсем глупая? Кто будет сидеть в плену?»
— Но это временная мера, потому что иначе ты снимешь повязку, и тогда сам себя обречешь на страдания, — Вила прикоснулась к его рукам.
— Почему?
— Поверь мне на слово — не стоит этого делать. Ты будешь глубоко сожалеть, если поддашься любопытству.
«Подожду, пока она свалит, и сниму все к чертям», — решил Слава.
— Сходи в ведро, я вернусь и свяжу тебя. Только надень повязку обратно, — предупредила Вила.