— Ты так думаешь? — царевич горько усмехается. — Вспомни Вурдалака или Ягу. Думаешь, они достойны жизни? Или Берендей, предатель, хоть и наказан за свои проступки, но все равно строит козни против меня. Все мы живем слишком долго. Нас давно не должно быть на этой земле.
— Словами, мр-р, делу не поможешь. Сейчас тебе, мой царевич, нужно придумать способ спасти Таю и вернуть ей ноги.
— Скажи мне, Баюн, где ты был, когда Русалка обманула ее?
Кот пятится, видя холодный взгляд царевича.
— Я был рядом.
— Так почему не остановил?
— Она, мр, хотела тебя спасти. Я решил ей помочь.
Кощей подходит к Баюну и поднимает его за ошейник.
— В следующий раз, если возникнет такая ситуация, запомни: никогда не помогай Тае спасать меня. Моя судьба давно решена. А ее жизнь только началась. Если мне предстоит умереть, то я сделаю это с радостью.
— Ладно, мяу, — кот трет руку царевича лапкой, пытаясь освободиться. — Что ты будешь делать теперь?
— Я верну Тае рассудок и ноги, чего бы мне это не стоило, — Кощей отпускает Баюна. Тот падает на все лапы. — Мне нужно встретиться с братьями. Отправляйся к Лешему и расскажи ему про Таю. Узнай, какие есть способы снять с нее русалье проклятие.
Берендей впервые почувствовал дрожь земли. В отличие от своего брата, Лешего, он был лишен магического чутья. Его всегда направляли либо Ягиня, либо Вурдалак, но сам Берендей мог выследить кого-либо только по его запаху.
— Ты тоже почувствовала? — спросил он.
— О чем ты? О подпрыгивающей земле? — Русалка фыркнула. — Обычное дело. В Тихом омуте такое постоянно происходило. Видимо, внизу жил кто-то пострашнее меня.
— Прислушайся, — Берендей встал на лапы и повел ухом.
Шелест листвы донес эхо голосов. Знакомых голосов. Таких, о которых не забывают.
— Мой брат здесь, — сказал он. — Мне нужно встретиться с ним.
— Я пойду с тобой, — тон Русалки смягчился и Берендею это не понравилось.
— Останься. Там может быть опасно, — предупредил он, лапой преграждая ей путь.
— Почему?
— Мы с ним… не ладим.
— Почему?
— Потому, что я предал его. И я раскаиваюсь, но не могу перебороть мощь проклятия.
— Вот опять ты за свое, — сказала Русалка. — «Не могу, не могу». Ты ведь сам говорил мне, что изменился. Ты теперь не мальчик, а мужчина. Тогда почему до сих пор твердишь это свое «не могу»?
Берендей опустился на четвереньки: он мог передвигаться, как человек, ведь ноги не были медвежьими, но за пятьсот лет звериная натура прорастала в нем так плотно, что даже с даром речи царевич стал забывать слова.
— Если бы пять веков назад я сказал тебе, что ты должна выйти на сушу и пойти со мной, что бы ты мне ответила? — спросил он.
Русалка нахмурилась.
— Это нечестно! Тогда у меня был хвост, я бы не смогла…
— Именно. У всех есть причины, чтобы не быть всесильными. Запомни это, — сказал Берендей, и ушел из сада в замок.
Русалка смотрела ему вслед. Не выдержав, она скорчила рожицу и показала язык.
— Тоже мне, медведь тут нашелся. Я щелкну пальцами, и ты мигом шелковым станешь! — крикнула она вдогонку.
Но любопытство перевесило обиду, и Русалка тайком пробралась за царевичем, чтобы увидеть, чем обернется его встреча с братом.
Когда незнакомец потерял сознание, Иван-царевич посмотрел на волка. Тот шевелил глазами, но не мог сдвинуться с места.
— Что ты за человек? — спросил Иван, уперся мечом в землю и присел на корточки.
Он присмотрелся к лицу незнакомца: обычный юноша в странной одежде.
— А ну прочь от нашей жертвы! — услышал царевич женский голос.
Он повернул голову — глаза серого волка с трудом могли различить облик незнакомки.
— Кто ты? — спросил Иван.
— Это неважно. Что ты с ним сделал? Отойди! — незнакомка бесцеремонно оттолкнула царевича и похлопала Славу по плечу. — Эй, проснись! Ты нам еще нужен.
— Простите ее. Моя сестра немного груба, — раздался второй голос.
— Вас двое? — спросил Иван, видя лишь размытые силуэты. Волку приходилось косить глаза, чтобы царевич мог увидеть хоть что-то.
— А что, не видишь? — Юда взглянула на него и рассмеялась. — Какой-то ходячий безглазый труп. Что ты тут забыл?
— Следи за языком, — сказал Иван, — ты разговариваешь с царевичем.
— Да-да. Знавала я ваших царевичей. Все вы одинаковые: проезжаете мимо, молоко моей козы пьете, на моей перине спите, а в жены не берете. Ну вас, царевичи, — Юда показала ему язык.
— Как вас зовут? — спросила Вила.
— Иван-царевич. Это мой друг, серый волк.
— Я помогу вам встать…
— Куда пошла? Сначала с жертвой разберемся, а потом уже будешь про царевича думать.
— Отстань! Дай мне хоть раз сделать все правильно! — прикрикнула Вила.
— Уф-ф…
Иван ощутил слабое прикосновение к руке и поднялся.
— Спасибо, девочка. Теперь расскажи мне, как тебя зовут и что здесь происходит.
— Меня зовут…
— Заткнись! Нечего чужакам свои имена называть. Забыла, о чем нам мать рассказывала? Слова, как воробьи, вылетят — не воротишь!
— Иногда я тебя ненавижу! — Иван услышал звук удара — Вила пихнула сестру в плечо. — Меня зовут Вила. А ее — Юда.
— Зараза!
— Мы… мы страдаем от проклятия, и этот юноша должен помочь нам освободиться от него, — сказала Вила. — Только он сбежал.
— Расскажи мне о проклятии, — сказал Иван. — Я много знаю об этом. Сам не раз бывал покрыт дурными словами.
— Об этом так просто не расскажешь, — сказала Вила.
Послышался коварный смех Юды.
— Такое лучше показывать, — сказала она, взяв Ивана за руку. То же самое сделала Вила.
— Постарайтесь ни о чем не думать и сосредоточиться на ошушениях. Мы покажем вам то, что изменило нашу жизнь.
Поляна пропавших детей снаружи казалась обычной: колосья пшеницы не доставали Домовому и Водяному выше груди. Но стоило им зайти внутрь, как туман поглотил все вокруг: не было видно ни душ детей, ни блуждающих огней, ни выхода.
— Водяной, я своих ног не вижу! — от испуга голос Домового взметнулся вверх. — Давай вернемся!
— Я же сказал, что проведу тебя! — раздраженно возразил Водяной, сжимая руку друга. — Доверься мне и иди следом. Не отпускай руку. Понял?
— Понял…
Они шли по земле, холодящей ноги. Даже обувь не спасала Домового, а когда его взгляд выхватывал голую спину Водяного, по его телу пробегали мурашки.
Водяной же холод ощущал не так сильно, как ускоренное сердцебиение. Он не показывал страха, но внутри поляны у него появились странные ощущения. Страх стал настолько ощутимым, что даже не любопытный разум Водяного начал строить догадки.
Смогут ли они выбраться отсюда? Сколько времени они уже ходят здесь? И зачем он вообще пошел через эту поляну…
— Сынок, — Водяной услышал нежный голос и в нерешительности остановился. — Сынок, это ты! Я так рада, что нашла тебя!
— Ты это слышишь? — спросил он.
— Что?
— Голос. Женский… ну?
— Нет…
Водяной напрягся, понимая, что зачарованное место играет с ним, и ему это не нравилось. Он повел Домового, не разбирая направления, но туман все сгущался, пока кожу на руках не начало покалывать. Так, словно ее кусали рыбы. Но откуда здесь рыбы?..
— Сынок… не уходи от меня. Ты должен показаться своей матушке во всей красе! — Водяной почувствовал, как его схватили за волосы и сильно дернули.
Он сжал зубы, чтобы не издать ни звука. Почему-то он был уверен, что если сейчас он сломается — их обоих сожрут.
— Домка, — голос Лешего заставил Домового вскрикнуть от неожиданности, — Домка, сколько еще ты будешь слоняться, где попало? Немедленно иди ко мне, я выпорю тебя!
И его ударило по ногам, словно палкой. Так повторялось несколько раз, пока Домовой не упал на колени, потянув Водяного за собой.
— Я больше не могу, — проскулил он. — Давай побежим назад!
— Нет! Мы пройдем. Мы дойдем! — Водяной вцепился в землю, чувствуя, как она забивается под ногти.
Что-то из тумана охотилось на них. Что-то более зловещее, чем обычные блуждающие огни. Водяной поднял взгляд и увидел красные горящие глаза. В следующую секунду невидимая мощь потянула их в разные стороны.
— Я держу! — крикнул Водяной, цепляясь за запястья Домового.
— Не отпускай меня! — крикнул тот в ответ, захлебываясь в слезах.
Боль была настолько сильной, что мальчики поняли: если они не бросят друг друга, их руки оторвутся от тел.
Вурдалак прилетел на крышу замка и, обернувшись в человекоподобную форму, сел на лавочку. Кости скрипели, спина не разгибалась, а сердце, и без того испещренное шрамами, болело и ныло. Он постучал себя кулаком по груди, кашлянул и сказал:
— Просто так вышло.
За грустной улыбкой последовало хмурое лицо. Вурдалак разжал руку, в которой лежал клык, наполненный кровью Яги, и взмахом указательного и среднего пальцев вернул его себе в рот.
Достав бутыль с локонами любимой, он вынул пробку и всыпал туда собственные волосы.
— Столько бед из-за какого-то случая, — пробормотал Вурдалак, когтем порезал руку и влил в зелье несколько капель собственной крови. Затем добавил кровь Ягини из клыка, закрыл бутыль пробкой и хорошенько взболтал.
Глядя на мутную жидкость, он вспоминал ее глаза, когда она поняла, что не видела свои письма у Кощея.
— Может, еще есть надежда? Может, она не потеряна навсегда из-за своей глупой девичьей первой любви? — Вурдалак хмыкнул. — Похоже, придется забрать Ягу с боем. Тогда у нее не будет шанса вновь отказаться от меня.
Он вынул пробку из бутыли и принюхался: более отвратного запаха он еще не встречал.
— Что ж, так пахнут наши ядовитые чувства, — Вурдалак вскинул руку с бутылью. — Более ты не сможешь мной управлять, когда сама этого захочешь. Теперь я буду решать, что делать со своей жизнью.
И он пригубил зелье, с трудом сглотнув комок шерсти. Он не почувствовал ничего, кроме неприятных ощущений на языке.