В нос ему ударили запахи сена, земли и навоза.
– Живи здесь, как подобает скотине, – сказала Юда. – Потом, быть может, я разрешу Виле тебя покормить.
Заперев узника в хлеву, сестры отправились в хижину.
– Зачем ты так с ним? – спросила Вила. В ее голосе слышалась обида. Юда усмехнулась.
– Вила, перестань цепляться за каждого встречного. То, что он мужчина, еще не значит, что он осчастливит тебя. Разве ты еще не поняла этого за пятьсот лет?
Вила нахмурилась, разжала ладонь и дунула на нее. Несколько красных искр, словно пыльца, слетело в воздух и осело на фитиль свечи. Один за другим разгорались огни, пока в хижине не стало светло.
– Неважно, сколько мы живем и сколько пережили, – сказала Вила. – Он хороший юноша, а ты бросила его в хлеву.
– Но ведь ты мне особо и не мешала, – заметила Юда.
Вила нахмурилась, взяла гребень и села перед зеркалом. В ее русых волосах запутались листья. В расстроенных чувствах она попыталась выковырять их, но ничего не вышло. Юда отобрала у сестры гребень и взяла прядь ее волос.
– Ты даже о себе позаботиться не можешь, а пытаешься думать про какого-то оборванца. Видела его одежду? У него точно что-то не так с головой. Какой нормальный парень будет одеваться в подобное?
– Не забывай, что прошло пятьсот лет, – фыркнула Вила, глядя на отражение сестры.
Они с ней с детства были не только неразлучны, но и похожи. Мать родила близнецов, и девочки играли со своим сходством так, как хотели.
– Ай! – Вила дернула головой. – Больно же.
– Терпи, родная, – сказала Юда, сдирая с головы сестры колтун. – Волосы – все, что у нас осталось ценного. Иначе что ты возьмешь в приданое, когда настанет день обручения?
– Думаешь, кому-то есть дело до наших волос? – спросила Вила. – Мы давно не видели других жителей леса, Юда! Лишь случайных людей не из Залесья. Вдруг никого не осталось в живых, и только этот юноша способен помочь нам обеим?
Юда убрала гребень и передала его сестре. Они поменялись ролями, но Вила боялась лишний раз причинить сестре боль. Ее движения были плавными, а волосы Юды струились по ее ладони, когда она брала прядь и тщательно расчесывала ее.
– Твое сердце трепещет при мысли о том, что ты сможешь сбежать от меня, сняв наше проклятие. Но ты не сможешь. Потому что скот не может помочь хозяйке.
– Он не скот! – возмутилась Вила, сжав гребень. – Давай дадим ему шанс, снимем повязку, и все объясним…
– Он не станет слушать объяснения. Он сбежит так же, как и тот предыдущий. Я все еще помню его истошный визг и глаза, выпрыгивающие от страха. Кажется, он даже в штаны наделал.
– Ты никогда не пытаешься быть милой с ними. В этом твоя проблема! – Вила заставила себя продолжить вечерний ритуал. – Ты видишь в людях только олицетворение того, чего сама боишься. Может, мне стоит пойти против тебя и сделать так, как я хочу, хоть раз в жизни?
– Ты можешь делать все, что захочешь. Но помни: куда пойдешь ты, туда пойду и я, – голос Юды стал опасно низким. Она смотрела на сестру исподлобья и напоминала озлобленную собаку. – Ты ничего без меня не стоишь. Как бы я тебя ни любила, если ты еще раз сделаешь что-то, что меня разозлит, я заставлю тебя страдать.
Глава 7
— Добыть немного ее крови и зелье будет готово, — размышляет Вурдалак.
Он почесывает лысину каждый раз, как чувствует жжение. Луковый сок источает неприятный запах, но ни один волосок не появляется на голове царевича.
— Что ж, кровь можно взять и у кого-то другого. У той девчонки. Даже имени ее не помню, — Вурдалак чешет подбородок. — Нет, все же лучше взять кровь у Яги. Она вечно молодая и единственная из нас может есть молодильные яблоки. Ей не повредит потерять несколько десятков лет.
— Убей! — квакает жаба. — Убей их всех и смешай это зелье, наконец!
— Рано убивать, — усмехается Вурдалак, заворачивается в черную накидку и превращается в летучую мышь.
— Следи, чтобы потомков никто не беспокоил, — приказывает он жабе.
Когда Вурдалак улетает, жаба протяжно квакает:
— Дура-ак.
С годами его любовь к Яге только крепла. Как бы Вурдалак ни пытался ненавидеть ее, управлять ею, Ягиня всегда опережала его. Они были как муха и паук, вот только муха очаровала паука, и он не смог ее съесть.
— Яга моя, я пришел к тебе! — заявляет Вурдалак, шагая по тронному залу кощеева замка.
Но отвечает ему незнакомый голос:
— Кто ты?
Вурдалак встречается со взглядом Русалки. Она выглядит для него, как ребенок: большое платье на тощем теле, растрёпанные рыжие локоны и озлобленные прищуренные глаза.
— Ты здесь не в своей тарелке, дитя, — говорит он, сделав шаг к трону. — Скажи мне, где Ягиня?
— Ушла она. Голову забрала и ушла, — Русалка выставляет руку ладонью к гостю. — Остановись.
Вурдалак принюхивается: запах молодого тела с бурлящей в нем кровью манит его. Он делает еще шаг и его глаза затягивает красной пеленой. Проклятие жажды крови всегда срабатывает в ненужный момент.
— Твоя кровь вкусно пахнет, — говорит Вурдалак, облизывая острые клыки. — Нужно было обработать раны.
Русалка смотрит вниз и видит, что ее ноги исцарапаны лесными ветками. Она качает головой и прикладывает руки, чтобы залечить порезы магией. Вурдалак кидается на нее, желая укусить, но истошный рев, стремительно приближающийся сверху, заставляет его запрокинуть голову.
Берендей приземляется на Вурдалака, пригвоздив брата к каменному полу. В ярости он произносит всевозможные ругательства, но Русалка не обращает на это внимания.
— Если кто-то из вас думает, что он умнее меня, то запомните одну вещь, — она выпрямляется и упирает руки в боки, — вы оба неправы.
Вурдалак выползает из-под брата. Он похож на блин, раскатанный по сковородке. Вурдалак хрипит и охает, пока его кости с множеством щелчков и хрустом собираются вместе. Убить того, кто не должен умереть — та еще задачка в Залесье.
— Проклятый медведь, — ворчит Вурдалак, поднимаясь и разминая суставы. Он резко выпрямляется и его спина болит сильнее обычного.
— От проклятой мыши слышу, — фыркает Берендей.
— Что вы забыли в замке Яги?
— Она обменяла его на голову Кощея, — отвечает Русалка, усмехаясь. Она возвращается на трон и Берендей, как послушная собачка, подставляет ее ногам свою спину.
— Значит, ты вынудила ее сделать это, — говорит Вурдалак, хрустнув шеей. — Кто ты? Зачем тебе замок?
Русалка закатывает глаза и машет рукой.
— Уходи уже, дед. Ты испытываешь мое терпение. Этот замок теперь мой и все вопросы ты можешь засунуть себе куда-нибудь подальше. Если не хочешь снова размазаться по полу — убирайся немедленно.
Вурдалак видит в ее глазах холодную ярость и переводит взгляд в медвежьи глаза брата. Берендей безмолвно глядит на него.
«Ты должен мне помочь», — читается в его взгляде.
«Не сейчас», — отвечает Вурдалак, оборачивается летучей мышью и улетает.
Ягиня смазала волосы Кощея травяной настойкой, который использовала для своих волос. Оттого они и были столь густыми и красивыми. В Залесье не было ни одной ведьмы, что могла бы противостоять Яге в навыках травничества.
— Перестань тревожить меня, — сказал Кощей.
— О, как же я могу? Ты наконец в моих руках. Полностью, — хихикнула Яга. — Похоже, мне придется отправить сюрприз подруге, что отобрала твой замок, и показать ей, как у нас принято встречать гостей.
— Что ты задумала, Яга? Остановись, пока не стало слишком поздно.
— Это «поздно» мы перешагнули давным-давно, — она погладила Кощея по волосам и наклонилась, чтобы заглянуть ему в глаза. — Мой милый царевич, скоро мы будем жить в твоем замке. Там же будут и те, кого ты пожелаешь видеть при дворе. Кроме той девчонки. Она у нас для ритуала, понимаешь?
— Не будет никакого ритуала, — ответил Кощей. — Все кончено, Яга. И никаких «нас» тоже не будет.
— Ты меня расстраиваешь, — Ягиня нахмурилась, взяла седой локон царевича и отрезала его кухонным ножом. — Я хочу, чтобы ты жил вечно. И вечно правил этими землями. Как может кто-то, столь достойный бессмертия, желать смерти? Это глупость.
— Я устал, Яга. Я хочу уйти в мир иной, где не будет никого, кто станет одержим мной, моим замком или моими богатствами.
— В ином мире от тебя не будет никакого толку! — Яга выкинула локон в открытое окно.
Избушка скрипнула ставнями и застыла.
— Как же ты не понимаешь: мы не можем покинуть Залесье! И не только потому, что я так хочу. Этого хочет оно!
— Я ведь предупреждал тебя, — вздохнул Кощей. Его глаз начал заплывать, но Яга поправила его ловким прикосновением пальца к глазному яблоку, словно играла с куклой. — Не буди Лихо.
— Его бы все равно разбудили, царевич. Не я, так та девчонка. Знаешь, что Лихо сделает, когда найдет ее? Сожрет!
— Нет! — зрачки Кощея уменьшились, рот раскрылся.
— Да. Поэтому, — Ягиня убрала нож, — если хочешь, чтобы твоя драгоценная Тая осталась в живых, откажись от нее. Ты не сможешь спасти ее, если Лихо прикоснется к ней. Только сказочные существа выживают после его злодеяний, а обычный человек погибнет от разрыва сердца.
— Мерзкая старуха… — Кощей стиснул зубы, насколько хватало сил. — Нужно было сжечь тебя и твой дом, когда у меня был шанс.
— Что ты имеешь в виду? — Яга прищурилась. — Сжечь дом?
— Ты ведь всегда была ведьмой. Не знала, какие в народе о тебе ходили слухи?
— И какие же?
— Что ты воруешь детей и ешь их, а затем закапываешь останки под домом. Готовишь себе армию живых мертвецов. Что заманиваешь уставших путников в избушку, а потом их никто не может найти. Что болото породило тебя, как прочую гниль.
— Замолчи, — Яга резко поставила голову возлюбленного на стол и метнулась к бочонку с водой, чтобы ополоснуть лицо. Ее щеки пылали от гнева, и она в любой момент могла сорваться.
— А еще говорили, что твоя красота — от лукавого. Все, с тобою связанное, вызывало у людей отвращение и страх. И все женихи, которые ездили к тебе, надеялись однажды убить тебя и получить за твою голову награду.