— Прекрати рассказывать мне эти поганые вещи! — потребовала Ягиня, развернувшись и накинув на голову Кощея полотенце. — Ты не имеешь права говорить мне такое после того, как я тебя спасла.
— Я могу говорить все, что хочу. И ты не сможешь мне помешать. Убьешь меня — погибнешь сама. Думала, я не знал об этом?
Яга сжала кулаки. Ее трясло от злости и обиды, и из-за этого она ничего не смогла ответить.
— Слова ранят больнее, чем поступки. Может, однажды ты поймешь, каково было мне все эти годы. А пока — наслаждайся тем, чего заслуживаешь. Можешь делать с моей головой все, что пожелаешь. Но посмеешь тронуть Таю — и я убью себя.
Глаза Ягини наполнились слезами. Она прикусила губу, чтобы не разрыдаться при Кощее.
— Бессовестный человек… мерзавец! — воскликнула она, метнулась к своей ступе, схватила метлу и выбежала из избушки.
Только та распрямила колени и жалобно скрипнула ставнями, как Яга уже улетела прочь на метле.
Роса несет Кикимору к знаменитому дубу, чей ствол издавна служил ведуньям Залесья. Она надеется, что он пробудится и по лесу разнесется глас деревянного старца.
— Тпру! — говорит Кикимора, и Роса останавливается. Она понимает хозяев и без поводьев. — Хорошая девочка.
Лошадь ложится на колени, и Кикимора слезает с нее.
— Расступись, — просит Кикимора вьюнок.
— Давно тебя не было видно в этих краях, — слышит она старческий голос. — Куда подевалась?
— Я спала, — отвечает Кикимора, подняв голову.
На арке, оплетенной вьюнком, сидит черный кот с длинными белыми усами; седина пробивается в его шерстке и сильнее всего выделяет брови и лапы.
— Думалось мне, что ты никогда больше сюда не вернешься. Что забыла про нас с Маришкой.
— Пропусти меня к дубу и по пути я все объясню, — обещает Кикимора, улыбаясь, и протягивает руки.
Кот шевелит пышными усами, нехотя выгибает спину и спрыгивает в ее объятия.
Вьюнок тут же растягивается, открывая проход сквозь белую арку, ведущую в последнее место, после Густой рощи, где буйствуют краски и законы лета.
— Здесь все так же красиво, — замечает Кикимора, ступая по полю, усеянному четырехлистным клевером.
За ней осторожно идет Роса.
— На самом деле изменилось многое, но оно не видно глазу, — говорит кот Ученый. — Расскажи, с какими вестями ты к нам пожаловала?
— К сожалению, не с радостными, — вздыхает Кикимора. — Мой супруг остался в замке, а сын сейчас ищет Берендея, чтобы…
— …предотвратить хаос, что сеет Лихо? — заканчивает за нее кот. — Что ж, проклятие разрастается быстрее, чем я предполагал.
— Но почему же ты не сообщил мне? Дуб мог использовать голос леса, чтобы…
— Ты ведь спала, Кикимора, — кот шлепает ее хвостом по руке. — Нельзя добиться ответа от того, кто находится в Затуманье.
Кикимора останавливается, когда дорожка из клевера заканчивается. Перед ней в небо взмывает огромный дуб: он раскинул ветви и при порывах ветра потряхивал кронами. На земле лежали желуди, оцепив дерево оковами.
— Что это? — несколько желтых листков привлекло внимание Кикиморы.
— Дуб замолчал, — отвечает Ученый. — И больше не поет нам с Маришкой песни.
— А где сама Маришка?
— Долгая история… для того, чтобы услышать ее, тебе придется остаться с нами.
— Я готова, — говорит Кикимора, — взамен ты поможешь мне разбудить дуб.
— Это будет непросто, — отвечает кот, соскакивая на землю. — Если его листья опадут, мы потеряем голос леса навсегда. Либо нам придется принести определенные жертвы.
— Если это поможет спасти Залесье, я приму удар на себя, — сказала Кикимора.
Иван вышел из замка вслед за Лешим. Тот подошел к привязанному Буяну.
— Славный ты конь, Буян. Столько всего повидал, о брате моем заботился, — сказал Леший.
В ответ Буян подставил под его морщинистую руку широкую морду.
— Я оставлю его тебе, — сказал Иван.
На нем были легкие доспехи из колдовского вьюнка: кольчуга из плотных зеленых стеблей, наручи и наплечники из крупных бело-розовых лепестков. На ногах царевича красовались сапоги из подорожника, скрепленного толстыми ветками. Веревка из мха подпоясывала его стан.
— Если бы ты не был царем Густой рощи, я бы не поверил, что эти… цветочки могут быть столь удобными и надежными.
— Я даю тебе свое слово, — ответил Леший. — Эти доспехи — лучшие и единственные.
— Но бывали ли они в сражениях?
— Однажды, — Леший подошел к Ивану и дотронулся пальцем до небольшой вмятины под сердцем. — Я мог бы погибнуть, если бы не магия, что хранят эти вьюнки. Таких доспехов больше нет. Смотри, не снимай их.
— Что будет, если я все же сниму их?
— Магия вьюнков не сможет защитить тебя, если не будет соединена с твоими сердцем и разумом. Используй ее мудро.
Иван кивнул, повернул голову и посмотрел на серого волка. Из-за того, что их зрение было связано, сейчас царевич видел самого себя глазами проводника.
— Идем, волк. Нам многое нужно сделать, — проверив ножны и убедившись, что меч на месте, Иван взглянул на Лешего. — Бывай, царь. Спасибо, что принял, но челом бить в благодарность не буду.
— И не надо, — ответил царь. — Лучшее, что ты можешь сделать для меня и Залесья — усмирить Лихо.
— Так я и поступлю, — сказал Иван, повернулся и они с волком отправились в сердце Залесья.
Я таскаю проклятые монеты в проем — подниматься каждый раз все труднее. Я протискиваюсь в тоннель, добираюсь до пруда и швыряю в его дно монеты. Возвращаюсь, набираю горсть золота и снова по кругу.
— Я больше не могу, — говорю я леди-колодец, усаживаясь на хвост. — Этим монетам нет конца.
— У всего есть начало, как и конец, — отвечает она. — Даже у меня.
— Но ты-то точно не сможешь умереть от старости или голода. Колодцу нет дела до людских бед, — говорю я.
Леди-колодец смеется.
— Милое дитя, ты ничего обо мне не знаешь. Если бы знала, то радовалась бы, что я неживая.
— Почему это?
— У меня есть секрет.
— Расскажи мне. Все равно эти монеты нескоро закончатся.
— Только потом не вини меня. То, что я тебе поведаю — часть давно забытой истории, — предупреждает леди-колодец.
Я слышу в ее голосе нотки волнения и прошу ее продолжить, несмотря ни на что.
— Жила-была одна девица. Попала она в Залесье, да языка местного не знала. Была девица родом из Заморья далекого. Сбежала она от работорговцев и поселилась в старом разрушенном домике. Стала в нем жизнь налаживать: то доски отмоет, то крышу сеном заделает. Так мало-помалу она и сделала себе избушку. Оживила девица землю и возвела огород. Будучи ведьмой, девица искусно владела магией, да не гнушалась ее по хозяйству использовать. Вскоре ее хуторок стал самым уютным местом в лесу.
Позарились люди, прознавшие про ведьму и ее чудо-избушку, и решили отобрать у нее имущество. Ворвались посреди ночи в ее дом, вытащили девицу и связали. Грабили добро, трудом нажитое, да гадости приговаривали. Один из воров обронил свечу, и избушка загорелась.
Сбежали люди с вещами, а ведьма, освободившись, кинулась тушить пожар. Тушила магией, да не помогло — сил не хватило. К утру от избушки остались лишь обугленные доски. Но не стала унывать ведьма и снова построила дом. Выходила сгоревшее дерево, покрыла крышу свежим сеном. Построила забор, чтобы не так сладок хутор людям казался.
Снова пришли люди: другие — моложе и наглее. Выдворили ведьму из избушки, забрали ее вещи, а над самой ведьмой поиздевались, да язык отрезали. Оставили ее умирать. Но выжила ведьма: залечив свои раны, она пробралась в город, где выкрала курицу. Вернулась в избушку, отрубила голову курице для ритуала, окропила земли ее кровью, да разбросала перья. Немо прокляла она всех тех, кто на ее жизнь и добро позарится, а взамен потребовала вернуть все, как было.
Сбылось проклятье: вернула себе избушка прежний вид, но отросли у нее ножки куриные. Обрела избушка душу и теперь, почуяв чужаков, вставала с земли и уходила прочь. Так и жила ведьма, пока не посетило ее то, что зовут люди злым роком.
— Складно стелешь, мр-мяу, — говорит Баюн.
Я поднимаю голову и вижу пушистую морду, что смотрит на меня сверху. Кот лежит на краю колодца, подмяв под себя лапки, а его хвост изредка перемещается из стороны в сторону.
— Ты тоже слышишь леди-колодец? — удивляюсь я.
— Конечно, — отвечает Баюн, — Мы с ней так давно знакомы, что мне не трудно ее поганый голос услышать. Кто, по-твоему, меня чуть не убил?
Глава 8
Слава услышал цокот копыт, приглушенный сеном. Коза лизнула его в щеку и громко заблеяла.
— Отойди от меня, — Слава дернулся и завертел головой. — Чертова повязка…
Слава попытался подняться, но тщетно — эти хитрые девки связали его, а без помощи рук и глаз он ничего не мог сделать в незнакомом помещении.
— Черт… черт… — он попытался успокоиться: сосчитал до десяти, еще раз подергал руками и ногами, проверяя узлы, но лишь сильнее натер и без того зудящую от боли кожу.
«Нужно ли мне бояться этих девчонок? — думал Слава. — Может, это они похитили Таю и держат ее где-то здесь?»
— Тая? Тая, ты слышишь меня? — рискнул он.
В ответ — блеяние Розочки, выдыхающей ему в ухо горячий воздух.
— Проклятье… думай, думай…
Из-за повязки Слава не понимал течения времени. Он остро ощущал угрозу и не мог сидеть неподвижно. Чтобы успокоить разум, он отсчитывал секунду за секундой, ожидая, что кто-то придет и выведет его из хлева. Но время шло, и ничего не происходило.
Успокоившись, Слава вспомнил про обоняние, слух и осязание. Он с трудом дотянулся пальцами до пола и нащупал сено. Несколько попыток найти что-то острое привели к козьему навозу. Поморщившись, Слава прислушался: мерное сопение Розочки поблизости, ухающая вдали сова, журчание воды. Он понял, что рядом либо речка, либо что-то, что заставляет воду постоянно переливаться.