Тут я снова посмотрела на часы и вспомнила о настоящем педагоге детей – Максиме Максимовиче, был десятый час, а он так и не появился, чтобы выгулять собак. Я взяла телефонную книгу, которая лежала на кухне рядом с телефоном, и некоторое время перелистывала страницу за страницей, выискивая человека с инициалами «М.М.», я ведь не знала его фамилии. Записей в книге было немного. Я нашла в том числе запись: «Максакова Е.Ф. может убираться по понедельникам и пятницам».
Бросилось в глаза, что большая часть записей сделана красивым ровным подчерком. И только на некоторых страницах были записи, сделанные Катиной рукой. Писала она по-детски, все буквы выписывались с сильным нажимом и будто вырубались на бумаге.
На странице с буквой «Ф» я увидела следующую запись: Филиппов Максим Максимович (педагог), 19 мая 1950 г., адрес: Новые Колокольчики, ул. Озерная, 3. Рекомендован Остроумовой Ольгой.» Запись была сделана тем самым красивым подчерком. Я вернулась к букве «О» и увидела, что Остроумова Ольга проживает здесь же в Новых Колокольчиках. Это она поздравляла с рождением Лили из Испании, я запомнила имя, указанное на открытке. Зачем мне захотелось выяснить кто такая Остроумова Ольга, я не могла дать себе отчета. За месяц я забыла все маленькие странности, с которыми столкнулась в первые дни работы: молчаливые дети, которые никогда не ели мороженого, кукла из матраса, никакой одежды по возрасту и огромное количество одежды Лили – ребенка, который явно жил в этом доме, но таинственным образом исчез… Французская гувернантка очень похожая на героиню порнофильма заставила снова задуматься, а кто такая Лили, которой не было? «Это от излишнего воображения, – твердила я про себя». У всего есть прозаическое объяснение. Но, с другой стороны, мне очень хотелось, чтобы в прошлом Сергея Александровича оказалось что-то необычайное. Что-то, что можно рассказать только мне.
Итак, я позвонила Максиму Максимовичу по телефону, указанному в адресной книге, никто не снял трубку. Я набирала несколько раз с интервалом в пять минут и только на четвертый раз дождалась ответа. Ответивший промычал что-то маловразумительное, но я как-то поняла, что это Максим Максимович и что он пьян.
Кормить собак выпало мне. Я боялась, что не найду собачий корм, я один раз видела, что Василий выносил его из подвала в лоханке, но мне не приходилось спускаться в подвал, я даже не знала, как выглядит ключ, а подвал запирали, и как включить свет. Я решила не звонить Кате. Не хотелось подставлять Максима Максимовича – пока из всех моих новых знакомых, он был самым приятным.
Я велела детям не выходить из игровой комнаты, на всякий случай завела в телефоне номер своего сотового и объяснила, как мне звонить, оделась, взяла все ключи, которые мне оставили и фонарик. Вход в подвал был на улице. В начале надо было спуститься по лестнице вниз, затем пройти дверь со стеклянным витражом, она оказалась открытой. За дверью было небольшое помещение, в нем два выключателя, а направо железная дверь в полукруглой арке. Она была украшена полосами из металла, а сверху было сделано маленькое зарешеченное окошко, вероятно для того, чтобы больше походить на дверь в темницу средневекового замка. Уже со второй попытки я сумела подобрать ключ. Это был вытянутый темный кусок металла, на конце которого я уже после увидела букву «П», которая и означала «подвал». Дверь была закрыта на три оборота, стоило провернуть и вытащить ключ, как она сама начала открываться внутрь.
Хотя, прежде чем открывать дверь я щелкнула выключателями, в открывшемся помещении была абсолютная чернота. Посветив фонариком, я увидела ступеньки и приготовилась к долгому спуску вниз. Мое воображение рисовало мрачные подземелья, потому что дом оказался с более сложной планировкой внутри, чем можно было представить, когда я смотрела на него со стороны в день своего приезда.
Но подземелье было не таким уж глубоким, только три ступени вели вниз.
Я стояла и бросала луч фонарика то в одну, то в другую сторону, заметила на стене справа еще один выключатель. Когда загорелся свет внутри следующего помещения, я смогла оглядеться. Мешок с кормом для собак я увидела сразу, но решила пройти дальше и осмотреть цокольный этаж полностью.
Просить Катю показать дом, мне было неудобно. Она все время выглядела очень занятой, к тому же я пока еще новый человек в доме и мне не хотелось показаться излишне любопытной. А еще я как-то почувствовала, что мое любопытство вызовет неудовольствие, если не Екатерины Филипповны, то Сергея Александровича. «Раз появился повод залезть в этот подвал, надо его осмотреть, – решила я».
Здесь были две душевые кабины, туалет, сауна и маленький бассейн. Везде аккуратно развешаны полотенца и халаты. Я не удержалась и заглянула в подвесной белый шкаф, висевший рядом с зеркалом, в туалетной комнате. На полках стояли ароматические свечи, баночки с кремом, флакон духов и какие-то лекарства. Всем этим явно давно никто не пользовался. Срок действия лекарств истек. Все эти вещи могли принадлежать «Наташке». Раз вещи ее дочери Лили были в этом доме, ее вещи здесь тоже могли быть. В одном из помещений сушилось постельное белье, стояла гладильная доска. Мне Екатерина Филипповна обычно выдавала тазик с мокрым бельем. Я сушила белье наверху. Было здесь и два помещения, которые я про себя назвала техническими из-за труб и проводов. За последней открытой мною дверью была лестница наверх, поднявшись по ней, я оказалась в прихожей.
Оказалось, что выходить на улицу и искать ключ, не было никакой необходимости. Я могла попасть в подвал прямо из дома. «Сразу надо было догадаться, – посмеялась я над собой.» Василий ходил через улицу, потому что это было ближе к кухне и собакам.
Обратно в дом я все-таки прошла той же дорогой. Надо было выключить свет в цоколе и проверить, не наследила ли я где-нибудь. Корм я отсыпала в ту самую лохань, которой пользовался Василий. Теперь предстояла самая хлопотная часть – вывести собак на прогулку. Одно дело выпускать их бегать по двору и совсем другое надеть на них ошейник и поводок и выйти на улицу сразу с тремя. Я решила вывести каждую по очереди, потому что сомневалась, что смогу удержать на поводке даже двух. Стоило мне начать возиться с запором, а это была тяжелая задвижка, как собаки подскочили и начали суетиться. Тот пес, которому повезло выйти первым, тыкался носом в мою руку и мешал в начале отодвинуть задвижку, а затем застегнуть поводок. В начале он сильно рванул вперед, но, когда я скомандовала «рядом», он затрусил рядом с моей ногой.
Я долго возилась с ключом, отпирая ворота, и все это время мой спутник терпеливо ждал. Когда я открыла калитку, пес, рявкнув, бросился вперед, а я, споткнувшись, выпустила поводок из рук. Падая, я успела заметить, что в ту сторону, куда ринулась собака стоит человек. В мыслях я уже видела прохожего в разодранной одежде, с рваной раной, и разъяренного пса. Однако не успела я подняться, как доберман был возле меня и, не давая мне опомниться, облизывал лицо и шапку.
Тут меня кто-то позвал. Оказалось, что человек, которого я увидела – это Анатолий. Когда я выходила с собакой, он как раз стоял возле дома, раздумывая, как меня позвать.
– Что-нибудь случилось? – спросила я, предположив, что у него поручение от тети.
– Нет, зашел поболтать.
Оказалось, что в эти выходные он остался в Новых Колокольчиках, что он прекрасно осведомлен о жителях деревни, знает, где живет Максим Максимович и даже местные сплетни до него доходят.
– Этих тупых собак, здесь никто не боится, – сказал Анатолий.
– Почему это они тупые, – обиделась я.
– Ко всем ластятся.
– То есть ум определяется способностью перегрызть кому-то горло? – спросила я, Анатолий моментально начал меня раздражать как в первый день нашего знакомства.
– Собака должна быть злой, – Анатолий начал рассуждать вслух, не заметив иронии в моем голосе, – иначе, зачем она нужна? Серега говорил, что давно бы их пристрелил. Жрут как кони, а толку от них никакого.
– Серега – это Сергей Александрович? Он с тобой эту тему обсуждал? Вы с ним хорошо знакомы? – удивилась я.
– Нет со мной он не говорил. Я с ним вообще не знаком. С батюшкой говорил. Серега большое пожертвование на храм сделал.
Тем временем предмет нашей дискуссии пометил дерево и, росший рядом с забором куст и начал тянуть, подхваченный мной поводок, в сторону от калитки.
– У тебя время есть?
Анатолий утвердительно кивнул. Через пятнадцать минут он вел двух доберманов, я держала третьего, а Мила и Гриша шли за нами следом. Мне боязно было оставлять их в доме одних, поэтому, одев детей потеплей, я прихватила их с собой.
Анатолий сказал, что в эти выходные он решил не ехать домой, потому что ему насточертела мать. Я оглянулась на детей, не слышат ли они наш разговор. Мне не хотелось, чтобы с моим приездом их лексикон стал скуднее.
– Привязалась, – жаловался Анатолий, – предлагает растопить землю и посадить чеснок и лук. В зиму не посадили, как соседи. Они весной будут свежую зелень с грядки срывать, а мы им завидовать. А я завидовать не буду, что я корова, чтобы траву жевать. Да ему и укорениться надо, но она же в этих вопросах ничего не понимает.
Мне очень хотелось перевести болтовню Анатолия на тему, которая меня интересовала гораздо больше: жители деревни, Сергей Александрович и его жена, Остроумова Ольга. Однако несмотря на то, что Анатолий последний человек, который мог бы осудить мое желание вникнуть в то, что меня не касается, я все-таки стеснялась спросить его в лоб. Проходя мимо очередного забора, я спрашивала, если была возможность вклиниться в его монолог, кто здесь живет, давно ли, чем занимается.
Единственное, что мне было небезынтересно слушать, это о деревне, к которой Анатолий перешел, когда я спросила о храме, в строительстве которого он участвует.
Мы шли по направлению к озеру, но не дошли до него, свернув левее. Здесь была просека, а через несколько метров мы вышли на дорогу. Я попросила детей держаться поближе, опасаясь машин. Я удивилась, увидев эту дорогу, потому что, судя по карте, здесь был лес и никакой дороги на карте не было.