Я выбрала среднего размера бусины, чтобы сделать украшения для куклы Милы, а когда женщина отсчитывала сдачу, спросила, где можно купить сигареты.
– В супермаркете полагаю, выходите на улицу и заходите со стороны противоположной той, в которую вошли. Там вход в супермаркет. А вы в гости к кому-нибудь приехали? Ни разу вас не видела, а я знаю, всех кто шьет или вяжет в Колокольчиках.
Я сказала, что с некоторых пор здесь живу, не вдаваясь в подробности.
– Всегда рада новым покупателям, я хозяйка этого магазина, сижу тут с утра до вечера, а если меня нет, звоните, телефон написан на двери, я сразу прибегу.
В супермаркете не было никого, кроме кассира. Выбор был очень скромный и то, что продавалось, стоило значительно дороже, чем в городе. Я купила сигареты и отправилась в обратный путь.
Мне захотелось пройти по параллельной улице, а затем свернуть на свою. Получился бы небольшой круг, но мне очень не хотелось возвращаться. Ярко светило солнце, деревню я совсем не знала, решила пройтись и оглядеться. Здесь было несколько участков выставлено на продажу. За эти три недели я выбирала для прогулки озеро, территорию от санатория до церкви, где было мало людей и живописный вид, ходить по самой деревне мне в голову не приходило.
Деревня располагалась на склоне, если смотреть, стоя спиной к вокзалу, то справа дома и дворы уходили вверх. Когда я проезжала по улицам в первый день, я видела только мрачные глухие заборы, а при свете дня здесь все выглядело иначе. И, заборов было не так уж много. Они, конечно, были, но не такие глухие как у дома Сергея Александровича. В конце улицы слева, участок был выставлен на продажу. За решеткой забора были видны заросшие сорняком клумбы, припорошенные снегом, который прошел накануне. Двухэтажный дом пугал: выбитые окна, черная кайма сажи вокруг. Сразу за ним, я узнала по крыше, был дом Сергея Александровича. Я остановилась. На синей табличке был указан адрес: Озерная, 3. Это был адрес Остроумовой Ольги.
Вернулась в дом я с неприятным чувством. Вспомнились детская крестильная рубашечка девочки Лили – Наташкиной дочки, как сказал Дмитрий.
Катя, смотревшая сериал на кухне, спросила, когда я вошла:
– Случилось чего?
– Ничего, просто задумалась, увидела дом наших соседей, давно там был пожар? – спросила я.
Катя опустила глаза. Я решила, что она пытается вспомнить.
Тихо, проговаривая каждое слово так, будто у слов был вес, Екатерина Филипповна через минуту ответила:
– Не люблю я это вспоминать и не спрашивай ни у кого об этом, очень тебя прошу, не вороши прошлое. Ни с кем не говори об этом для собственной безопасности.
Мне стало страшно, руки затряслись, как обычно, в минуты сильного волнения.
Ложась спать, я вспомнила ее взгляд, последние слова прокручивала вновь и вновь. У нее не сверкали глаза, никакая тень не пробежала по лицу, не заскрипели двери, окна внезапно не открылись, как в фильме ужасов. Почему я так напугалась? Потому что неожиданно оказалось, что я подняла закрытую тему, закрытую, потому что опасную.
***
Бродить вдоль леса или гулять во дворе дома, где изучил уже каждое дерево, стало неинтересно. Я стала уводить детей дальше. Мы исследовали детскую площадку напротив администрации Новых Колокольчиков, в это время года днем детей на ней почти не было, нашли еще один продуктовый магазин с пекарней, где я стала покупать хлеб, обнаружили краеведческий музей и рядом маленькую библиотеку. В целом жизнь в Новых Колокольчиках или просто Колокольчиках, как говорили местные жители, была приятной и спокойной.
В очередной раз Катя попросила пополнить ее мобильный телефон. Ее телефон я пополняла через терминал на станции, но утром, когда дети были с Максимом Максимовичем. Она вообще не любила выходить из дома, а мне было в удовольствие немного пройтись, поэтому и в этот раз, когда она поняла, что у нее закончились деньги на телефоне, она попросила меня.
Поскольку она вспомнила об этом только вечером, а Максим Максимович еще не пришел, Катя сказала, что приглядит за детьми. Она дала мне несколько купюр, а я решила взять детей с собой, утром шел дождь, и мы еще не выходили на улицу. Было уже темно, начало пятого. Гришу пришлось уговаривать, он хотел поиграть в железную дорогу (в такое темное время на улице было неинтересно), но я постаралась, как можно заманчивее рассказать о настоящей станции. Очень хотелось пройтись и подышать морозным воздухом, с усилением холодов Екатерина Филипповна наращивала отопление, запрещала открывать окна, и я чувствовала себя комфортно только у себя в мансарде, где использование окна никто не мог проконтролировать.
Мы поднялись на платформу, зашли в здание вокзала. Через Новые Колокольчики проходило с остановкой два пассажирских поезда.
По расписанию через десять минут должна была прийти электричка из Москвы, и я предложила остаться и подождать ее. Я рассказывала детям про расписание поездов, продажу билетов, кондукторов и проводников. Пришел поезд, вышло два десятка пассажиров. Мы стояли немного поодаль, чтобы не оказаться на их пути.
Я сразу его узнала – мужа Ольги Остроумовой, которого видела на фотографиях. Он остановился под фонарем и зажигал сигарету. К нему кто-то подошел, и они спустились с платформы. Я пошла следом.
Они сели в машину, но я почему-то была уверена, что едут они на Озерную, 3 и поэтому пошла с детьми в ту сторону. Мы поравнялись со сгоревшим домом через пятнадцать минут. Я еще издали увидела, отъехавшую от вокзала машину рядом с тем самым домом. Двое мужчин стояли так, что я, когда проходила мимо, могла услышать часть их разговора.
– Куплю только если еще скинете, – говорил тот человек, с которым встретился муж Ольги Остроумовой.
– Это дядя Паша, – громко сказал Гриша.
Муж Ольги Остроумовой вздрогнул и посмотрел в нашу сторону. Я успела заметить, как он сморщился, словно увидел нечто крайне неприятное. Затем он посмотрел на меня.
Я приостановилась, потому что, услышав, как Гриша назвал его по имени, решила, что он подойдет к детям. Но «дядя Паша» отвернулся к покупателю. Они продолжили обсуждать дом, а я пошла дальше. Гриша задал вопрос, не пойдем ли мы к озеру, и я успокоилась. Было обидно за ребенка, но Гриша, очевидно, не предал поведению «дяди Паши» никакого значения.
Следующий день была пятница, и мне надо было встретиться с Анатолием. Он должен был передать что-то для Киры Анатольевны. В эти выходные я собиралась съездить к тете Рите. По планам Киры Анатольевны и тети Маргариты, мы должны были ездить вместе, но сам Анатолий предпочитал оставаться на месте. Я планировала сесть на электричку до Москвы, переехать на Курский вокзал и снова сесть на поезд, уже в другом направлении от Москвы.
Как только детей забрал Максим Максимович, я пошла в сторону храма, где трудился Анатолий. Яркое солнце, накануне был ливень, а вечером пошел снег, поэтому кругом были лужи, а вдоль дороги тек ручеек. Я остановилась и посмотрела вниз, представив, как весной здесь вероятно будет тяжело ходить.
– Доброе утро, – это неожиданное приветствие заставило меня вздрогнуть.
Рядом стоял муж Ольги Остроумовой, видимо он вышел из дома, возле которого я остановилась.
– Я ваш бывший сосед, – мужчина вел себя так, будто пытался быть максимально приветливым.
Я поздоровалась и по неволе бросила взгляд на калитку, из которой он вероятнее всего вышел, и которая еще была открыта.
– Здесь я у друга. Видел вас вчера вечером, с детьми. Вам кажется странным, что я не подошел и не заговорил вчера, – губы Павла слегка изогнулись в попытке улыбнуться, – но это все некоторые события, связанные с женой. Погибла при пожаре, теперь я продаю дом, вернее то, что от него осталось. Вам Сергей ничего не рассказывал? Ах, нет, ну понятно. А, где он сегодня?
– Я не знаю.
– Наташа тоже так отвечала, – сказал Павел с деланным сочувствием, – о, простите, такая бестактность.
Хотя слова про Наташу вырвались у него случайно, сожалений по этому поводу он явно не испытывал, скорее это было злорадство. Я неожиданно поняла, что Наташа – это имя прежней супруги моего работодателя. И тут меня осенило, что Павел принял меня за жену или любовницу Сергея Александровича.
– Я работаю гувернанткой.
– Ах, вот оно что. Нянчитесь с его детьми? Как, на ваш взгляд, обучаемы?
– Прекрасные дети.
– Рад за вас, помню сидят рядышком как два сыча, противно, – Павел попрощался – слегка опустил голову, как бы поклонился, и вошел в дом, из которого, я думаю, вышел специально, заметив меня из окна.
Стройка, на которой работал Анатолий, ко времени моего поселения в Новых Колокольчиках, уже закончилась шла отделка внутренних помещений дома священнослужителя и его семьи, на первом этаже, по-моему впоследствии была воскресная школа, были и небольшие работы внутри храма.
Подойдя к воротам, за которыми размещались все церковные постройки, я позвонила Анатолию на мобильный.
Он сразу вышел и позвал меня пить с ними чай. С ними, то есть со всеми, кто жил или работал при храме. Я запомнила настоятеля и его сестру Алевтину, женщин неопределенного возраста, одну из них звали Настя, трое мужчин, из которых двое были местные деревенские, а третий, как и Анатолий был приезжим. Вместе с Анатолием они жили в доме настоятеля, занимали одну комнату на двоих. Мы сидели в большой светлой столовой. Батюшку или отца Владимира, я видела пару раз издали во время прогулок с детьми. Сидя за столом и слушая, как женщины обсуждают какие-то политические события, я поняла, как все эти дни мне не хватало обычного общения. С Катей все наши разговоры были разговорами двух служанок: готовка, стирка, уборка. Все остальное время я говорила о детях или с детьми.
На столе был свежеиспеченный хлеб, сушки, сухарики и вафли в маленьких корзинках. Чай пах травами, обстановка расслабляющая.
Алевтине было семнадцать, но выглядела она совсем девочкой. На ней был ситцевый платок, съехавший набок, завязанный каким-то очень большим узлом (у меня сложилось впечатление, что она по рассеянности забыла, что завязала платок и сделала это еще несколько раз, пока позволяли свободные концы), длинная юбка и глухая кофточка. Я видимо слишком долго ее разглядывала, чем привлекла внимание ее брата, который перехватил этот взгляд и в свою очередь начал смотреть на меня. Алевтина встала, я очнулась от мыслей и тут этот пристальный взгляд отца Владимира и заметила.