Я посмотрела на время и поняла, что опоздала на последнюю электричку, спросила у Алевтины, что она планирует делать.
– Буду мыть посуду, – ответила Аля, пришлось пояснить ей, что я интересуюсь, будет ли она здесь ночевать.
– Да, я здесь остаюсь.
А мне оставалось только ехать на вокзал, поэтому спешить было некуда. Я аккуратно присела за кухонный стол, изучила расписание электричек, еще раз проверила сколько времени может занять обратная дорога и с сожалением позвонила тете. Не вдаваясь в подробности, я сказала, что приеду в субботу. Затем я спросила Алю нельзя ли попросить кого-нибудь проводить меня до метро.
– А я думала вы с нами останетесь, – ответила Аля.
Конечно, перспектива провести ночь на вокзале не вызывало у меня положительных эмоций, но и оставаться здесь желания тоже не было. Я, еще раздумывая как поступить, спросила, неужели есть свободная кровать.
– Конечно, – горячо ответила Аля, – у Андрея.
Оказалось, что соседа снизу зовут Андрей. И он не просто сосед, которого залили водой, а арендодатель этой квартиры. Квартиру снимала коммуна, в которую когда-то входила и Алевтина, теперь она иногда приезжает навести порядок и пообщаться со своими друзьями. А в этот раз привезла им православную литературу. Здесь у меня мелькнула не самая благопристойная мысль – я подумала, что знай я о содержимом коробки, предложила бы раздать эти книги прямо на перроне. Таким образом они имели бы шанс попасть к тому, кто в них испытывал потребность. Коммунары проявили полное равнодушие к описанию жизни православных святых.
Андрей открыл дверь и впустил нас к себе без вопросов. Я начала рассказывать, что опоздала на электричку и хотела продолжить, но он сделал жест рукой, как бы говоря, что он всё понял и разъяснения не требуются.
В начале его квартира мне показалась, может быть более чистой, но не менее захламленной, чем та, что он сдавал. Но потом я рассмотрела все более внимательно и увидела, что прихожая и одна из комнат используются как склад и мастерская. В прихожей были зачехленные табуреты, стулья, составленные на столько компактно, как это только было возможно, а в самой большой комнате стояла старая мебель, которую Андрей реставрировал. Во всей квартире стоял специфический запах, но не настолько сильный, чтобы быть неприятным. Как только мы вошли, Андрей закрыл комнату, в которой работал, мы устроились на кухне, где было свежо из-за открытого окна. Мне понравился деревянный сундук, собранный вероятно лет сто назад. Он стоял под кухонным столом, и Алевтина по-хозяйски поставила на него ноги. Выпив, с нами чай, она пошла спать, привыкшая рано вставать, она моментально уснула, на разложенном для нас диване, белье хрустело, очевидно было из прачечной. А я проголодалась и с удовольствием пила чай на кухне и ела предложенные бутерброды. На потолке расплывалось мокрое пятно, под ним стояло ведро. Андрей рассказывал про свою работу, видимо заметив с каким удовольствием я разглядываю и стол, и кухонные шкафчики. Всё в его квартире было интересно. У меня на кухне стоял кухонный гарнитур из сетевого магазина, в доме, где я работала – мебель была из ценных пород дерева, сделанная на заказ. А у Андрея все было не самым практичным, но каким-то сказочным. Портила впечатление плотная пленка, Андрея заливали не в первый раз и это была мера безопасности. Стол, за который мы сидели был сверху украшен мозаикой из разным пород дерева. Андрей долго рассказывал о том, как и где его нашел.
Когда я осталась одна, решила спать в кресле, оно было большое, мягкое, сон пришел не сразу. Я долго крутила в голове воспоминания из детства, которые свалились на меня в электричке.
***
Красивая женщина, лица я не видела, но почему-то знала, что красивая и добрая. Она шла по солнечной аллее, но там впереди ее ждет опасность, пытаюсь ее предупредить, но не могу произнести ни звука. Я беззвучно шевелю губами, но она не видит этого и идет, идет, пока не исчезает в огромном темном пятне. Это был сон. Я проснулась было еще очень темно, но пора было выходить и ехать на вокзал.
Андрей проводил меня до метро. Идти оказалось совсем недалеко, зря мы ходили с Алевтиной кругами. Действительно было два дома под снос, но пройти до метро можно было и другой дорогой. Мне не терпелось увидеть тетю. Хотелось расспросить ее об этом доме со львами, о том, как она меня там нашла. Но, как только я ее увидела, говорить о моем детстве расхотелось. Я вдруг задумалась о том, что эта тема была для нас табу. Она крайне редко, в минуты раздражения или когда была мною недовольна, говорила, что решила взять меня из детского дома, потому что никому до меня не было дела. Когда я стала старше, поводов для ее раздражения не было, и тема моего появления в ее доме перестала подниматься. О родителях я знала, что они погибли в автокатастрофе, но в детском доме я оказалась задолго до этого. Так сказала моя двоюродная сестра Света по секрету, когда мне было лет четырнадцать. Но правда ли это была? Только сейчас я об этом задумалась.
Когда мы вечером, как всегда, вязали, я все-таки решила, что один вопрос я могу задать. Я спросила, как называлось место, где размещался детский дом, в котором я была.
– Зачем тебе? – удивилась тетя. – Красный … Фонарь, нет, Маяк, конечно, – ответила она. – Ты, знаешь, я сейчас подумала, это в К*** районе, где ты работаешь. Может это от тебя недалеко. Съезди, посмотри, может еще скажешь, зачем ты меня тетя забрала. Место красивое, интересно кто додумался детям не понятно от кого, такой дом отдать. Там бы санаторий можно было сделать хороший. Сосны, воздух чистый, речка или озеро рядом.
Я так часто последнее время думала о своем детстве, что будто притянула имение Изумрудное к себе. Это было невероятно, я думала, что возможно Изумрудное только похоже на детский дом, который я помню, а оказалось это он и есть. У меня не возникло мысли сходить туда и все разузнать, что-то плохое произошло там со мной, раз я совершенно ничего не помнила.
***
С ребятами из коммуны я встретилась снова уже на следующей неделе. В то утро Максим Максимович рассказал за завтраком, что с церковной стройки пропал один рабочий – местный житель, которого я видела за столом у отца Владимира. Накануне он не вышел на работу, отпросился, а жене сказал, что у него другая более денежная работа. Взял новый ящик с инструментами. Кто-то вспомнил, что видел мужчину с приметным красным ящиком в тот день на станции. Мобильный у него не отвечал, и, где его искать, не было никаких предположений.
Катя вздохнула и сказала, что у них в деревне это не первый случай.
– Этим летом паренек пропал, а еще раньше весной вся семья: муж, жена, двое детей. Погостить к бабке своей приезжали, а когда поехали назад – сгинули.
– Екатерина, – осуждающе сказал Максим Максимович, – хорошо вас хозяин не слышит. Сергей как-то сказал, что выгонит любого, кто эти разговоры будет вести, – последняя фраза предназначалась мне. – Эта семья, про которую вы говорите, с ними автомобильная авария произошла, это совершенно точно известно и мне кажется, что я вам говорю об этом уже не первый раз.
– С ними может быть и авария, – обиженным голосом ответила Катя. – Но…
Максим Максимович не дал закончить фразы, сообщив, что тот, кто пропал летом был разгильдяй и, если его не нашли, то потому, что плохо искали.
– Он утонул, – высказал свою версию Максим Максимович. – Перебрал лишнего и утонул. Здесь подобные случаи каждый год происходят, – тут старый учитель покачал головой и вздохнул, как бы извиняясь за здешние нравы.
А днем, когда я вышла с ребятами погулять, мы встретили Алю с двумя ее знакомыми из коммуны. Они шли к станции. Оказалось, что, только услышав о пропавшем человеке, они сделали листовки и весь сегодняшний день, расклеивали их на всех станциях, которые идут до Москвы и обратно. Через три дня заявление приняли и в полиции, но пропавшего так и не нашли.
Где-то в это время я близко познакомилась с владелицей магазина «Всё для рукоделия», с Валентиной. Я зашла за нитками вместе с детьми, и разговор сложился сам собой. Какие-то общие вопросы про детей, а затем мой взгляд упал на листовку, одну из тех, которую распространяла Аля, когда пропал строитель.
– Жаль Тимофея, – сказала женщина, проследив за моим взглядом. – Я его хорошо знала, потому что он с моей дочерью вместе учился в школе. Это я в тот день видела его на станции. Жалею, что сказала об этом, потому что в начале знакомые Алевтины, а затем полиция решили, что он на электричку сел. А мне, кажется, он ждал там кого-то. Ведь билет на поезд он не брал, кассир его знала и вспомнила бы. И, вот, виню себя, что они его не там искали.
Естественно, я решила ее успокоить, сказав, что это ее обязанность была сказать, где она его видела. Поисками занималась полиция и они, я уверена, все версии рассмотрели.
– Я советовала его жене в «Жди меня» обратиться. Видела там показывали человека, память у него стерли, никаким лечением ее не восстановишь, мается в больнице.
Моя новая знакомая, Валентина, читала газеты и журналы, в которых писали: про «таинственные» исчезновения, гадалок и экстрасенсов; снятие порчи и рецепты вечной красоты от читательниц. Все эти журналы можно было купить здесь же в торговом центре. Мне каждый раз становилось не по себе от версий Валентины. Все они сводились к тому, что где-то здесь против своей воли удерживают людей и никто из их родных не узнает не об их судьбе, ни о том, где и как они закончили свои дни.
У Валентины дома я стала бывать несколько раз в неделю, но саму ее видела редко. Валентина и ее дочь нуждались в деньгах и как все нуждающиеся люди не умели их зарабатывать. Вся прибыль от магазина уходила на аренду и новый товар. Они сдавали также половину дома, но арендаторов порой не могли найти по нескольку месяцев, слишком далеко от Москвы. Дочь Валентины – Олеся пыталась продавать инструменты для рукоделия и пряжу через интернет, эта часть их бизнеса была почти такой же успешной как сдача комнат в наем.