– Я вас видел в такой странной для вас компании, что решил поинтересоваться, не случилось ли чего?
Я ответила, что все хорошо.
– Пиво вы что ли пили?
В глазах Владимира я видела лукавую усмешку, мне стало страшно, что Сергей Александрович тоже узнает об этой встрече.
– Нет, – начала я объяснять, – это сын Кати, он попросил встретиться, чтобы что-то мне рассказать, но ничего особенного я не услышала, а, вот, Сергей Александрович может рассердиться, потому что, судя по всему, он запретил Степану появляться в Новых Колокольчиках.
– Переживает за детей, – заметил Владимир, – не хочет, чтобы они видели в доме человека с уголовным прошлым. Это не по-христиански, конечно, но за спиной Сергея Александровича, не надо было вам поддерживать отношения с этим мужчиной. Я с ним разговаривал, он говорит на таком жаргоне, что явно провел в местах лишения свободы слишком много лет, чтобы быть хорошей компанией для молодой женщины вроде вас.
Мы некоторое время шли молча, я все еще переживала, что и в самом деле поступила опрометчиво. Первым заговорил Владимир. Он заговорил тихо, с теплотой и нежностью, меня от звука его голоса бросило в жар.
– Мне кажется вы себя не цените, поэтому ищите общение с мужчинами не очень умными, даже недалекими. А сегодня я за вас испугался.
Я открыла рот, но столько слов хотелось произнести, захотелось высказать такое огромное количество оправданий, что слова застряли у меня в горле. Единственное, что мне удалось выдавить:
– Я никого не ищу.
Но это было абсолютно не то, что требовалось и, хотя я не смотрела на отца Владимира, была уверена, что он покачал головой в знак сожаления о моем вранье. Владимир попрощался, когда мы дошли до моей улицы, и предложил зайти к Алевтине на следующий день.
Я постаралась сказать «до свидания», как можно более спокойно, а про Алевтину даже не вспомнила. Заходить в гости я не собиралась. С Алевтиной мы не общались, а намеки на то, что я встретилась со Степаном, потому что он заинтересовал меня как мужчина, показались мне настолько оскорбительными, что я от обиды решила и вовсе перестать ходить в ту сторону, чтобы случайно ни с Владимиром, ни с Алевтиной не столкнуться.
Где-то через неделю, рано утром мне позвонила секретарь Сергея Александровича и попросила приехать в его офис в Москву. Я испугалась. Я почему-то подумала, что меня уволят.
О том, что речь может пойти о Степане, мне и в голову не могло прийти. Как я в дальнейшем узнала, Владимир очень серьезно отнесся к тому, что я не зашла к Алевтине, и позвонил Сергею Александровичу. Он сказал, что опасается за меня, потому что видел Степана и меня вместе.
Когда я приехала Наталья Петровна встретила меня так же приветливо как в первую встречу. Она попросила меня присесть и позвонила по внутренней линии, чтобы сообщить, что я уже пришла.
– Не представляю, что вы могли такого натворить, – поделилась Наталья Петровна, провожая меня до двери кабинета, – он сильно расстроен.
Я моментально представила, что детей больше не увижу, потому что вот сейчас меня уволят и даже за вещами не будет возможности вернуться.
Сергей Александрович указал мне на кресло и встал напротив. Мне он показался настороженным, но никакого гнева я не заметила и сразу успокоилась.
– Я бы очень не хотел, чтобы ты обиделась на мои слова, – начал он. – В них будет исключительно искреннее беспокойство, которое возникло у меня после того, как мне рассказали о том, что ты встречаешься с Катиным сыном. Кажется, Степан его зовут?
Я ответила, что видела его от силы дважды и то мельком.
– Очень рад это слышать, – серьезно произнес мой хозяин и сел напротив.
Настороженность прошла, он явно расслабился и был настроен на миролюбивое общение.
– Таня, – сказал он, – тебе почти ничего обо мне неизвестно. Думаю, ты согласишься, что каждый из нас имеет право на прошлое, которое сильно отличается от настоящего. У тебя, такой спокойной и здравомыслящей девушки, у которой была возможность учиться, была семья, конечно, не может быть темного прошлого, о котором тебе не хотелось бы рассказывать. А у меня такое прошлое есть. Мне не повезло, очень не повезло в юности, не было рядом заботливых близких людей.
Сергей Александрович замолчал и задумчиво посмотрел в сторону:
– Сейчас их тоже нет, но это уже не важно, теперь я сам знаю, как жить правильно. А, вот, в юности поддержка хорошего доброго человека, вроде тебя, Таня, мне бы очень помогла.
Тут он снова обратил свой взор на меня, улыбнулся, и я как будто услышала его слова: «Как приятно говорить с тобой и видеть тебя». Хотя ничего подобного Сергей Александрович не произносил.
– В молодости я часто приговаривал: «от жизни надо получить всё». Но что «всё»? Меня как будто понимали мои друзья, такие же как я, поэтому никому не приходило в голову спросить, что это «всё». А, если бы спросили, не думаю, чтобы я смог ответить. Я очень много стал зарабатывать, часто рисковал. Это не были криминальные заработки, ничего подобного. Все было в рамках закона, но партнеров по бизнесу я выбирал не среди порядочных, честных людей. Если нужны были деньги, я не шел в банк за кредитом, а обращался к каким-то проходимцам. Мне казалось, так быстрее и проще, не брезговал никакими знакомствами.
Когда купил дом, думаю надо семью. И, женился, наверное, быстрее, чем об этом подумал. Я не был знаком с девушками вроде тебя, я вообще не любил тогда никого, просто вижу красивая, и больше ничего не имело для меня значения. Я не задумывался, какой она станет матерью, женой.
Однажды мне потребовалась большая денежная сумма, как всегда, обратился к своему знакомому – опасному человеку, но я считал, что большие деньги без риска не бывают, а мне ничего не может угрожать.
Какое у тебя самое страшное воспоминание? Наверное, ничего тебя не пугает, кроме может быть грозы или темноты, так ведь, Таня? У меня самое страшное – это тот день, когда я встретился со своим кредитором. Меня месяца три не было дома, я улаживал свои дела в Москве. За это время моя жена стала его любовницей, и ему не нужны были ни деньги, ни проценты, которые я поехал ему возвращать. Так вышло, что мне пришлось спасать свою жизнь и я попал в заключение. Как говорится, от тюрьмы и от сумы… Я не совершил ничего ужасного, ты я вижу вообразила, что я кого-то убил, нет, нет, ничего подобного. Просто мои действия привели к тому, что против меня было сфабриковано дело, но это просто повезло, ведь если бы я не стал бороться, меня просто убили и по-тихому где-нибудь закопали.
Когда я попал в тюрьму состояние было словно меня похоронили заживо. При этом я все вижу, но сопротивляться не могу. Первые недели я просто плыл по течению, даже если бы начал сопротивляться, повлиять я все равно уже ни на что не мог. Но тут пришло переосмысление ценностей.
Я хочу, чтобы ты знала, почему я запретил Степану появляться на пороге моего дома. Не знаю, кто он, что за человек, кажется торговал наркотиками. Не хочу, чтобы он был там же, где мои дети, потому что я знаю, откуда он пришел. Катя все поняла. Но я даже подумать не мог, что он будет общаться с тобой и очень испугался, узнав об этом. Надеюсь, Таня, ты заговорила с ним по простодушию и также, что ты будешь избегать любых его попыток с тобой сблизиться.
Я ответила, что вряд ли мы еще раз пересечемся со Степаном, наша встреча была случайной и, разумеется, больше не повторится.
– Ну, вот, как я и думал, – сказал Сергей Александрович, вставая, он закурил, прошелся по кабинету, затем снял трубку и попросил Наталью Петровну зайти.
Он объявил ей, что мы уезжаем, и что в офис он уже не вернется.
– Я думаю, ты, Таня, проголодалась. Время уже три часа.
Я окрыленная вышла за Сергеем Александровичем, который пригласил меня в ресторан, но, когда я увидела его водителя, первое что вспомнила, был шепот Степана и летящие из его рта крошки, когда он говорил: «шелестеть мог и не кому-нибудь, а Мише Палачу.»
Сергей, это было заметно, старался мне угодить. Он неожиданно интересно рассказывал о планах по строительству в Борисове жилищного комплекса и о самом городе. После обеда он заказал мне такси, купил цветы, и я поехала в Новые Колокольчики почти счастливой. К сожалению, чем дальше становился Сергей Александрович, тем тоньше становились воспоминания о нем и его рассказе, а, вот, мысли о Михаиле и его ужасной тюремной кличке, наоборот становились плотнее.
Даже окружающие стали замечать, что наши отношения с Сергеем сильно изменились. Я считала, что они стали дружественнее. В следующий же свой приезд он присоединился к нам на утренней прогулке. Все было, как я представляла. Дети, не сговариваясь закричали ура, когда в детскую зашел Сергей и попросил не уходить без него. Хотя я думаю они так выразили бы восторг по поводу любой компании. Это раньше они были замкнутыми и молчаливыми, но теперь им нравилось общаться и чем больше была компания, тем им было веселее. Я поняла, что теперь с удовольствием жду выходных, раньше мне нравилось уединение и спокойная обстановка полупустого дома, но теперь меня радовала перспектива нашей встречи с Сергеем и совместная прогулка к озеру.
Утром в один из понедельников, когда дети ушли заниматься, Катя спросила:
– Между тобой и Сергеем что-то есть?
Я ответила «конечно, нет», но поскольку сама я думала «скорее, да», мой ответ родил у Кати только уверенность в том, что она не ошиблась.
– Илонка, ко мне приставала по твоему поводу. Спрашивала, есть ли у тебя кто. Я говорю, да, видный такой парень, что при храме работает. Но не похоже, что она мне поверила. Я тебе не говорила, но ты на жену Сергея похожа и Илона это сразу приметила, поэтому… – Катя, не договорив, замерла с открытым ртом, как будто увидела нечто ужасное.
Так как я уже давно знала о существовании Наташи, я не сразу поняла, что слышу это имя из ее уст впервые.
– Вырвалось-таки, – сказала Катя, когда ее немного отпустило, – садись-ка, – предложила она и первая села.