Сапоги-чулки на металлических каблуках со стразами, короткая юбка, черные чулки и шубка под леопарда.
Дети, как всегда, жаловались на то, что в доме Валентины нет телевизора с плоским экраном и детских каналов, которые они привыкли смотреть, что в десять все ложатся спать, а встают рано.
Еще до того, как мы с незнакомкой поравнялись, она отвернулась от дороги, открыла свою сумку и стала делать вид, что она что-то ищет внутри. Мы прошли мимо.
Олеся дала мне с собой четверть, испеченного ею торта и я отправилась обратно домой предвкушая, как завтра мы поделим его на завтрак или съедим в обед. Свернув, на нашу улицу, я столкнулась с той же женщиной нос к носу. Я в замешательстве замерла, а женщина, как будто обрадовалась нашей встречи.
– Мне необходимо с тобой поговорить, – сказала она.
Нас осветили фары, приближающейся машины.
– Твой номер! Телефон! – женщина как будто сжалась, вроде хотела спрятаться за мной, хотя это было сложно, она была значительно выше.
Лицо она отворачивала в сторону. «Может и этот вызывающий наряд надет для маскировки, – подумала я в эту минуту.»
Мне кажется, если бы было куда бежать, она бы бросилась без оглядки. Машина проехала мимо и она, вздохнув, повторила свою просьбу уже спокойнее. Я не узнала автомобиль, видимо водитель перепутал улицы, потому что уже через некоторое время машина развернулась и поехала в обратную сторону. Поняв, что машина снова едет в нашу сторону женщина разволновалась на столько, что была близка к обмороку:
– Завтра в десять, – сказала она и побежала прочь.
Я бросила взгляд на водителя, но было абсолютно не похоже, что он кого-то преследует. На передней панели был прикреплен смартфон, на экране которого была карта, это и его спокойная езда говорило о том, что он просто ищет дорогу, а не преследует кого бы то ни было.
Меня все это привело в сильнейшее раздражение. Я была уверена, что ее подослал Степан. Я хотела поговорить об этом с Катей, но вечером было неудобно, а на утро я обо всем забыла.
Моим племянникам нравилось в Новых Колокольчиках, хотя они не упускали возможность похвастаться то наличием какой-либо современной техники, которой не было в доме Валентины, то видом из окна с их десятого этажа. Валентина добродушно все это выслушивала и театрально восхищалась, только Олеся начинала унывать, если речь заходила о каких-нибудь приспособлениях на кухне, вроде банального тостера или блендера. Этим утром я планировала заняться стиркой, поэтому заранее предупредила Олесю, что приду к ним только после обеда.
Дети занимались с Максимом Максимовичем, я гладила белье, когда раздался звонок от тети:
– Таня! – кричала она, – это кошмар! Иди сюда! – и повесила трубку.
Я решила, что тетя Маргарита и Валентина поссорились. Они были такие разные. Время был одиннадцатый час и, дойдя, до места, где накануне со мной заговорила незнакомка, я вспомнила о ней и о назначенном ею времени. Что это было, утро или вечер?
Калитка во двор Валентины была заперта, на моей памяти это было впервые. Я даже не подозревала, что там есть замок. Дернулась занавеска на окне веранды и сразу из дома вышла Олеся, видимо она меня поджидала. Она не сразу открыла калитку, а все вглядывалась через мою спину, спросила одна ли я и нет ли кого поблизости. На, что я, испугавшись, спросила:
– Что случилось?!
– Детей пытались украсть.
В первую минуту я почувствовала облегчение. Ведь, идя сюда я думала, что ничего хуже ссоры между моей тетей и Валентиной не существует. Но, когда до меня дошел смысл Олесиных слов, стало не по себе. А как Мила и Гриша? Может быть надо Катю и Максима Максимовича предупредить?
Валентина и моя тетя сидели рядом, Валентина давала моей тете какое-то питье, дети сидели тихо, были испуганы и Юля спросила, когда увидела меня:
– Бабушка умрет?
– Да, я умру, – спокойно ответила тетя Маргарита и отбросила руку Валентины со стаканом, – если останусь здесь хотя бы еще минуту. Я иду в санаторий.
Валентина, которая после слова «останусь», кинулась было искать чемодан тети Маргариты, но остановилась и с недоумением посмотрела на Олесю и меня. Тетя оделась и отправилась в санаторий, дети, которых видимо больше испугал вид бабушки с мокрым полотенцем и пьющей корвалол, чем предыдущие события, вернулись к игре. Я предложила перейти в кухню, очень хотелось услышать, что у них случилось и зачем звали меня, но услышать не при детях.
Олеся занялась дроблением орехов, ей что-то заказали испечь на следующий день. Валентина подогрела воду и налила мне чай с имбирем. В общем жизнь потекла обычным чередом, и я не ждала от ее рассказа об утренних событиях ничего ужасного, очевидно было, что произошло какое-то недоразумение.
Утром дети, играли во дворе. Олеся увидела из окна, как во двор зашла женщина, которую она приняла за свою знакомую. Она ждала, что ее приятельница войдет в дом и отошла от окна вымыть руки, а когда вернулась, увидела, как вошедшая, держа Юлю и Кирилла за руки, выводит их со двора. Олеся кинулась из дома, но тут уже и ее дети, и мои племянники начали кричать, кто-то из них толкнул женщину. Увидев бежавшую из дома Олесю, незнакомка (а Олеся уже поняла, что обозналась) побежала так быстро, как только могла.
По описанию Олеси, я узнала вчерашнюю нервную особу, но ничего говорить не стала. Детей завели домой, мои племянники рыдали, а дети Олеси, сказали, что незнакомка звала их сынок и доченька. В общем мы пришли к выводу, что это была сумасшедшая.
– И, что делать? – рассуждала Олеся. – Надо ведь всех предупредить, что ходит здесь больная на голову, может быть были бы дети помладше, она бы их увела.
Нам очень не хотелось, чтобы детей расспрашивали полицейские. Но Валентина предложила просто сходить в участок, может быть там уже знают и это не первый случай. А, если им непременно надо с детьми будет разговаривать, то мы не станем писать никаких заявлений. И мы пошли вдвоем.
Внутри отделения, перед окошком дежурного мы увидели ту самую женщину в леопардовой шубке. Она была расстроена, сидела спокойно и вид у нее был совершенно нормальный, если не считать, что тушь у нее потекла. Женщина сердито посмотрела в мою сторону и демонстративно отвернулась, словно я в чем-то провинилась.
– Не пойму, – зашептала мне в ухо Валентина, – ее арестовали уже?
Мы в растерянности стояли. На месте дежурного было пусто, спрашивать о чем-то незнакомку было нелепо, и мы отошли к стенду с фотографиями тех, кто в розыске. Я шепотом стала интересоваться у Валентины, не знает ли она кого-то из полицейских.
– Не могу с мыслями собраться, – ответила она, – совершенно не по себе здесь. А посмотри какие лица! Мне кажется, я всех где-то видела, может такое быть? Это террористы, как ты думаешь?
В этот момент из коридора вышел молодой парень без верхней одежды, из чего я заключила, что он здесь работает, когда он увидел меня, то поздоровался и сказал:
– О, вы-то нам и нужны!
Валентина приняла его слова на свой счет и сказала испуганно:
– Я ничего не видела!
– Да, я и не с вами говорю, – заметил молодой сотрудник полиции и подошел к сидящей женщине.
– Вот, это, – он показал на меня, – Татьяна – домработница вашего бывшего сожителя. Сергей Александрович, ничего вам не запрещает. Идите с этой девушкой, она вас проводит, общайтесь с детьми. А заявление я у вас не приму, нет оснований.
Женщина зарыдала.
– Как это, нет? Раз есть у него деньги, то ему все можно? А как же он со мной не живет…
– Так, Анжела Юрьевна, это вы свою семейную жизнь решайте у адвоката, здесь я позвонил, Сергей Александрович четко сказал, приехала, пусть заходит. Всех он уже предупредил, вот и Таня – домработница тут за вами видать пришла.
– Таня, вы что-нибудь понимаете? – глаза Валентины сделались огромными, мне кажется ее так захлестнули эмоции, что она и говорить не могла. – Это почему же она у меня будет жить?! Это как же Сергей Александрович так распорядился?
– Не волнуйтесь, все совсем не так, – сказала я быстро, чтобы ее успокоить и не пропустить слов полицейского.
Я уже поняла, что это мать Милы и Гриши, просто она их перепутала с моими племянниками.
– Идите домой, – сказала я Валентине, – а я вам потом все расскажу.
Валентина пожала плечами, спросила уверена ли я, что все теперь прояснится и женщина нам не угрожает, я ее заверила, что, да, и попросила дома не вдаваться в подробности. Мне не хотелось, чтобы своим рассказом, она напугала тетю Маргариту.
– Пойду открою свою лавочку, оттуда домой позвоню, – ответила Валентина.
Анжела Юрьевна рыдала, но как-то не верилось ее плачу, возможно в начале она действительно была оскорблена, что ее заявление не было принято, но теперь она всхлипывала для нас.
– Ну, я тебе ее оставляю, – сказал полицейский и вернулся в кабинет.
Я налила женщине воды из кулера в единственный, стоящий прямо на бутылке стаканчик. Она в начале отпила, а потом прекратила рыдать, достала платок обмакнула его в воду и стала стирать потоки туши, глядя на себя в зеркальце на сумке. Я воспользовалась паузой, чтобы позвонить Кате, на вопрос как дела, она ответила, что мне надо быстро возвращаться, потому что сюда идет одна манда, от которой надо побыстрее избавиться.
«Хорошо, – подумала я, – значит Сергей действительно звонил.»
Тушь была стерта, тонального крема, делавшего ее лицо похожим на маску, и румян поубавилось. Анжела была очень похожа на Илону, только Илона носила маску холеной красавицы, а Анжела – красавицы, потрепанной жизненными обстоятельствами. У нее не покраснели от слез глаза, она уже смотрела на меня с вызовом. Видимо статус «домработницы» низверг меня с того места, которое по началу я занимала в ее воображении.
– Что там Сергей передал? – она встала и пошла в сторону выхода. – Денег мне даст?
Пришлось снова набрать Катю.
– Я такие дела не решаю, – сказала Катя. – С детьми пусть поздоровается и валит на все четыре стороны.