– Так это здесь. Раньше не было Новых Колокольчиков это был поселок Красный Маяк, – Любовь Семеновна похлопала меня по руке. – Я в то время здесь не работала, а Мария Петровна может вас помнить.
Она оставила нас одних, потом пришла и позвала в актовый зал, где шла репетиция детской сказки, Милу и Гришу мы оставили в зрительном зале на попечение другого педагога, и вместе с Любовью Семеновной пошли в библиотеку. Там за высокой стойкой сидела Мария Петровна, которая узнала меня мгновенно.
– Танечка! – воскликнула старенькая пожилая женщина, выскакивая мне на встречу. – Приехала навестить!
К сожалению, Марию Петровну я не вспомнила.
– А все из-за куклы, из-за забытой куклы, – сокрушалась Мария Петровна. – Если бы ты ее взяла с собой, ты бы нас никогда не забыла.
В библиотеке хранились фотоальбомы. Женщины очень быстро нашли нужный. Отмечали день рождения нескольких воспитанников и мне также как и им сделали подарок.
– Ты, вот-вот, должна была уехать. Хотели сделать памятный подарок, личико у нее фарфоровое, купили в комиссионном.
Я смотрела на фото. Я и кукла. Ничего, никаких воспоминаний.
– Тебе у нас было хорошо, – расстроилась Мария Петровна, – это все из-за того случая. К тебе приехали родственники, которые хотели тебя удочерить, меня тогда не было, мне потом рассказали. Я была в отпуске, сломала ногу в последний день, и, так вышло, что я два месяца не была на работе, знаю со слов.
Очень красивая женщина с мужем. Они привезли кучу подарков для всех, долго с тобой общались, поселились в деревне, чтобы чаще видеться. Затем они должны были вернуться домой и уже в следующий приезд забрать тебя, документы вроде были готовы, – рассказывая Мария Петровна делала паузы, она хотела рассказать все как можно точнее, припомнить малейшие детали. Говоря, новую подробность, она внимательно смотрела на меня, но у меня в памяти ничего не всплывало.
– Но они больше не вернулись, погибли, когда ехали отсюда, ты как-то об этом узнала, – Мария Петровна задумалась. – Возможно тебе сказала та женщина, которая оформила опекунство. Нашей медсестре Анфисе пришлось тебе сделать успокоительный укол, так сильно ты рыдала. А на следующий день, я как раз вышла. У тебя были опухшие глаза, но, когда я спросила, как ты себя чувствуешь, я помню ты улыбнулась, мы ведь были с тобой большими друзьями, – и сейчас Мария Петровна улыбалась и обнимала меня за плечи. – Какая ты красивая стала и тоже с детьми работаешь, все-таки в памяти что-то осталось, правда?
Я забрала книги и обещала заходить.
Не сразу, а через несколько дней мне приснилась женщина, я сидела у нее на коленях. Я – ребенок. Она смотрит на меня и слезы тихо текут из ее глаз. Это было похоже на воспоминание.
***
На месте сгоревшего дома, в котором когда-то жила Оля Остроумова, появились рабочие. Двор был расчищен. Битые кирпичи, доски, остатки мебели, обожжённые огнем, залитые дождями, вывезли. Я с ребятами ходила смотреть, как работала машина с огромным ковшом. Как мусор грузился в грузовую машину. Я стала чаще проходить мимо этого места. Если раньше сгоревший дом казался пугающим, то теперь, начавшаяся стройка, стала символом обновления и положительных перемен.
Стройка пока не началась, но были привезены некоторые материалы. Также были расчищены заросли вдоль забора. Я как раз разглядывала, что успели сделать за предыдущий день, когда заметила, что в металлическом заборе, который был у нас общий, щель.
Меня вдруг осенило, что две близкие подруги могли сделать калитку в заборе, чтобы не обходить улицу, если надо зайти в гости. Я зашла за кусты шиповника с нашей стороны и, конечно, сразу увидела калитку, проверила как закрыта дверца. Оказалось, что никакого замка или крючка не было, стоило слегка приподнять дверцу за ручку, и она со скрипом сдвигалась с места.
– А я-то думала, что, закрыв ворота мы в полной безопасности, – сказала я Кате.
– Надо будет при случае Сергею сказать, – ответила Екатерина Филипповна.
Но и она, и я до следующего приезда Сергея Александровича, забыли об этой калитке.
Тем временем началась стройка, скоро появился первый этаж, строили на прежнем фундаменте. А затем привезли новенький глухой забор и наблюдать за тем, как растет дом, можно было только из окон.
***
Утром за завтраком у Гриши заболел зуб. Я спросила Катю, в какую больницу они обращаются, если кто-то заболевает.
– Сами лечимся, – ответила она мрачно.
Я позвонила Дмитрию, объяснила, что нам надо к стоматологу, и есть ли клиника, которую он может рекомендовать.
– Конечно, есть, – ответил он. – Надо ехать к Илоне.
Позже я набрала Сергея Александровича, и он предложил приехать на следующий день.
– У меня будет свободное время, – сказал он. – Возьми с собой Люду.
Гриша на боль уже не жаловался, и я согласилась. Но к обеду щека его раздулась, пришлось снова звонить.
С Милой осталась Екатерина Филипповна, а мы на ближайшей электричке отправились в Москву.
Администратор вышла из-за стойки, когда узнала кто мы, и сама проводила к стоматологу. Это была приветливая молодая женщина. Гриша не хотел меня отпускать, я осталась в кабинете, так, чтобы он мог меня видеть. Пока мы были в кабинете врача, у меня зазвонил телефон. Это был Сергей Александрович, он сказал, что сейчас в офисе и хочет повидать Гришу. Поэтому, как только зубные проблемы были решены, мы вышли из клиники и, повернув налево, позвонили в дверь «Втерви».
Я не без волнения ожидал увидеть Наталью Петровну, вспомнит ли она о Майе и бухгалтерии. Она была так же приветлива, как при нашей первой встрече.
– А вам деревенский воздух на пользу, Танечка, – сказала она. – Цвет лица свежий. Не узнать. А это наш храбрец, – обратилась она к Грише. – Ни одной слезинки не проронил, мне Вероничка позвонила, сказала.
Гриша, несмотря на дружеский тон Натальи Петровны, отнесся к ней недоверчиво. Я это почувствовала потому, что с каждым ее приближением или обращением к нам, он крепче сжимал мою руку.
Наталья Петровна проводила нас до кабинета Сергея Александровича. Он был не один. Кроме него за столом сидела одна из постоянных гостей в Новых Колокольчиках – симпатичная молодая женщина. Отец Гриши вышел из-за стола нам на встречу.
– Это Гриша? – задала риторический вопрос женщина. – Ну-ка подойди ко мне, расскажи, что там с тобой случилось. А это кто? – спросила она у Сергея Александровича, указывая на меня. – Лицо знакомое.
– Гувернантка.
Женщина утратила ко мне всякий интерес.
Я сказала, что подожду Гришу снаружи, и вышла из кабинета. Мне показалось, что женщина – любовница Сергея Александровича, и я тут третий лишний. Затем я повернула налево, потому что была уверена, что мы пришли оттуда и оказалась не в офисе «Втерви», а на стороне современной пристройки. Передо мной был длинный коридор похожий на коридор в больнице. В начале я пошла направо, игнорирую двери с номерами, за ними точно не могло быть туалета. Я открыла ту, на которой не было написано ничего, но это оказался кабинет врача. Поняв, что я вошла не туда, я было собралась выйти, но знакомая куртка на вешалке привлекла мое внимание. Помещение освещал только уличный фонарь и мне бросились в глаза светоотражающие вставки на рукавах очень старой куртки, которые я хорошо помнила. Я подошла ближе, ощупала карманы и нашла бумажник. Это был бумажник Анатолия, внутри лежала банковская карта на его имя.
Когда я вернулась со своей находкой к кабинету Сергея Александровича, он уже вышел вместе с Гришей.
– Что вы там делали? – спросил он.
– Заблудилась, – ответила я как будто спокойно.
– Вы очень бледненькая, – заметила Наталья Петровна, когда мы с ней прощались.
Я ответила, что устала.
О чем я думала, когда мы возвращались в Новые Колокольчики? Я старалась думать о Грише, наркоз начал отходить, и он грустный прижался ко мне. А я, обняв его одной рукой, гнала все мысли из головы, будто кто-то их мог прочитать, а портмоне, спрятанный в сумке, лежащей у меня на коленях, я чувствовала так, словно это был кирпич.
Бумажник я достала только поздно ночью, когда дом спал. К этому времени я уже начала бояться своего поступка, меня бросало в жар от мысли, что я ошиблась и ограбила сотрудника медицинского центра. Но, достав портмоне и разглядев его снова, я убедилась, что он принадлежит Анатолию. Кроме банковской карты на его имя, я увидела в отдельном кармане два чека. Один был из магазина здесь в Новых Колокольчиках, другой из того, который был в поселке, где жила Кира Анатольевна и моя тетя. Если представить, что у кого-то была такая же куртка, имя и он ходил в те же магазины – нет слишком много совпадений. В голове пронесся тот день, когда я его видела последний раз. Он порезался, я обработала рану, а потому не увидела вату, испачканную в крови в ведре.
Портмоне я положила в свою дорожную сумку, расстегнула дно, там, где были спрятаны ручки, сумку я закрыла на ключ.
Уснула я быстро, но ночью периодически просыпалась от кошмаров. Мне снился Анатолий, которого нашли в реке. Но, когда я сказала, что он утонул, Анатолий очнулся, открыл глаза и шепотом произнес, что его убили по-другому. В другом сновидении Михаил открывал красный ящик с инструментами, а в нем оказывались медицинские инструменты. Во сне они принадлежали Илоне. В пять утра я решила, что больше уже не усну. Заглянула к детям, поправила одеяло Грише и вернулась к себе. Я достала бумажник, села в кресло и снова стала спрашивать себя, что делать дальше? В голове крутились обрывки ночных снов. Я снова посмотрела на его банковскую карту, чеки из магазинов. Надо с этим идти в полицию, но что будет дальше? Я стала представлять, как могут дальше развиваться события. Место я потеряю, а это означает разлуку с детьми, которые к исчезновению Анатолия не имеют отношение. Как они будут расти без меня? Я и раньше понимала, что сильно к ним привязана, но в этот момент я осознала, что давно воспринимаю их как собственных. Подбросить портмоне с запиской? Но что это даст? Полиция по этому бумажнику сможет определить, кто и что сделал? Не думаю. А, вот, вычислить, кто подбросил бумажник, не составит проблемы ни для одной из заинтересованных сторон. В прочем у полиции могут возникнуть проблемы, а вот у таких людей как Михаил – никаких. Спрятать до поры до времени, решила я окончательно и тиски, сдавившие мне грудь, разжались. Я спокойно убрала портмоне в тоже место. «А как же Анатолий, ведь по отношению к нему мое решение неверное? – спросила я себя мысленно».