На пороге стоял Денис Ионович Стенин собственной персоной.
Я совершенно приросла к месту и со второго этажа наблюдала, как Стенин отсчитывает Федору несколько копеек и о чем-то распоряжается, а после швейцар откланялся и вышел на улицу. Стенин же поднял глаза на меня, будто заранее знал, кого застанет на лестнице.
– Здравствуйте-здравствуйте, Лидия Гавриловна, – раскланялся он как ни в чем не бывало. – А мне вот наскучило уже общество этих стариков – бросил я их. Пустите к детишкам?
– Здравствуйте, Денис Ионович, – голос мой все-таки дрогнул, – к детям нельзя – они занимаются.
– Нельзя говорите?… – хмыкнул Стенин. И едва слышно добавил: – Я отослал вашего швейцара в аптеку, за микстуркою. Голова, знаете ли, разболелась что-то.
В эту минуту я уже не сомневалась, что была права: этот человек и есть Сорокин, которого мы ищем. Где же полиция?!
А Стенин заговорил снова.
– Я знаю, что сейчас сюда вломятся ваши люди, – сказал он еще тише и смотрел на меня так, будто видел насквозь. – Я не стану сопротивляться. И буду с вами работать. Слово офицера. Я лишь прошу – дайте мне попрощаться с детьми.
Господи боже мой, ну где же полиция?!
Если бы они вошли прямо сейчас – это избавило бы меня от необходимости отвечать. Что мне было делать? Поверить его высокопарному обещанию и пустить к детям? Поверить обещанию человека, который приказал убить беззащитную девушку, доверившуюся ему и считавшую его своим отцом?
Не могла я этого сделать. Поэтому, судорожно сглотнув, ответила как могла твердо:
– Дети занимаются.
Выцветшие голубые глаза Стенина теперь смотрели на меня из полумрака прихожей не просто с холодом – с холодной ненавистью. Уверена, точно так же он смотрел на Балдинского за мгновение до того, как вытащил «бульдог». Мне сделалось страшно. Мы были здесь, в парадной, совершенно одни, и вынь он сейчас оружие…
Стенин хотел меня уничтожить – я отлично это видела.
Нервы мои меж тем были натянуты до предела и едва не оборвались, когда в дверь снова позвонили. Громко и требовательно.
«Неужели полиция?» – захватила меня спасительная мысль.
Однако в дверь звонили, а мы со Стениным не шевелились, чтобы открыть, словно боясь упустить из виду глаза друг друга.
– Откройте, Денис Ионович, будьте так любезны, – попросила наконец я.
На что Стенин изумленно поднял брови:
– Спуститесь и сами откройте, Лидочка, – он ухмыльнулся. – Или вы меня боитесь?
Да, я боялась этого человека и не рисковала приблизиться к нему. Но ответить ничего не успела – мимо меня вихрем пронеслась вниз неугомонная Аннушка, бормоча на ходу:
– Звонют-звонют, а я и не слышу! Куда Федор-то запропастился? – И в следующее мгновение Анна уже отперла дверь, ахнув: – Батюшки-светы…
На пороге и правда была полиция – двое статных плечистых полицейских в форменных кителях и фуражках.
Еще более Анна перепугалась, когда я выкрикнула, не в силах справляться со своими нервами:
– У этого человека оружие, задержите его немедленно!
Полицейский чуть замешкался, потому что тяжелым взглядом смотрел в это время на меня, а Стенин, который и правда, кажется, не ожидал такого развития событий, дернулся к дверям. Но как-то не слишком уверенно – он и сейчас трезво оценивал свое положение и понимал, должно быть, что уйти далеко ему все равно не дадут.
И правда, опомнившись, оба полицейских тотчас скрутили ему руки, а один из них, ловко обследовав его карманы, вынул короткий револьвер. Наверное, я все же правильно поступила, не пустив его к детям…
Аннушка держалась за сердце и крестилась не переставая.
На шум в парадной выбежали и другие слуги, и Мари, глядящая распахнутыми глазами то на меня, то на удерживаемого полицейскими Стенина. У своей юбки она удерживала близнецов, не давая им приблизиться.
– Вы Тальянова? – поправляя съехавшую набок фуражку, обратился ко мне полицейский. – Извольте поехать с нами, у нас приказ…
– Да-да, я знаю, – недослушав, кивнула я, – разрешите, я только возьму пальто и тотчас выйду.
Полицейский, помедлив, согласился, но, к моему удивлению, когда я двинулась по коридору в свою комнату, он направился следом. Вошел за мной и в спальню, встав на пороге, и, пока я надевала пальто и крепила шляпку, бесстыдно меня разглядывал. Я старалась не обращать внимания – видимо, это было для моей же безопасности.
Замешкавшись, я взяла с комода свой ридикюль – тот самый, в который убрала смит-вессон Ильицкого. Сумка была непривычно тяжелой, но с револьвером мне и впрямь стало вдруг намного спокойнее.
Я уже выходила, когда в мою комнату, оттолкнув полицейского, ворвалась Мари – одна, без братьев:
– Что происходит? Куда полиция вас увозит – разве вы что-то сделали?
Кажется, она решила, что меня арестовали, и страшно паниковала.
– Мари, все в порядке, – быстро ответила я, – мне придется уехать сейчас, но в доме останется полиция. Так нужно, поверьте.
– А Денис Ионович?… – дрогнувшим отчего-то голосом спросила она.
Я не знала, что ответить. Кажется, мне и впрямь придется объяснять ей, что Денис Ионович – это ее дед. И что он английский шпион и предатель. Мне нужно будет это ей объяснить, это было бы честно. Но после – не здесь и не при этих людях.
– Если нам не удастся увидеться больше, Мари, то я непременно напишу вам, – пообещала я вместо ответа. – Присматривайте за братьями.
И, отведя взгляд, я торопливо прошла мимо полицейского в коридор, а после спустилась на улицу и села в экипаж.
Это была не простая полицейская карета, а с отсеком для перевозки задержанных. Именно туда и поместили Стенина, а меня, подав руку, пригласили сесть в кабину. Напротив меня расположились двое полицейских; еще трое, как успела я отметить, остались в доме.
Мы не доехали и до ближайшего перекрестка, когда я вдруг заметила во встречном потоке сперва белую лошадь – очень знакомую мне, а после и всадника на ней. Это был Алекс.
Глава сорок первая
В следующее мгновение и Алекс увидел меня, посуровел лицом и тотчас бросился наперерез полицейской карете.
– Позвольте, господа, по какому праву вы удерживаете эту даму?! – рывком открывая дверцу кареты, вскричал он. – Куда вы ее везете?
– Алекс, Алекс, все хорошо, я уверяю вас! – Больше всего я была рада сейчас, что он жив и здоров, и попыталась все уладить: – Скажите лучше вы, почему вы не в Березовом?
Тот замялся на мгновение, бросив взгляд на полицейских, и ответил:
– У меня… срочное дело. К Мари. Мне нужно с нею поговорить.
Однако вопреки слову «срочное» Алекс стоял, открыв дверь экипажа, задерживая и нас, и движение на Пречистенке. А когда, не слушая возражений и даже запретов полицейских, Алекс вовсе бросил свою белую лошадь и сел рядом со мной, мне стало как-то не по себе. Если он так торопится к Мари, то отчего задерживается возле меня? Что, если он и был подозреваемым Якимова? Что, если он его и убил?
Только присутствие рядом полицейских позволяло мне держать себя в руках.
Разнервничавшись, я не обратила внимания, что дверь справа от меня открылась – я думала, еще один из полицейских вошел, чтобы добром уговорить Алекса нас оставить. Но младший Курбатов вдруг вскинул брови и сказал:
– Лев Кириллыч?! Утро доброе… я отчего-то думал, что вы давно в Петербурге.
Не поверив еще в услышанное, я резко обернулась и не сдержала короткого вскрика, когда увидела сидящего рядом с собой Якимова. Вполне живого и невредимого.
Он, отметив такую мою реакцию, довольно хмыкнул. Алекса он будто вовсе не заметил, а мне сказал:
– Здравствуйте, мадемуазель Тальянова. Не ожидали? Увы, пришлось пойти на эти меры, потому как вы и ваш жених стали слишком много внимания уделять моей персоне.
Я в ужасе попыталась отпрянуть от того, кого полагала мертвым, но он не дал мне этого сделать, цепко ухватив за руку. И тотчас на моем запястье защелкнулся металлический браслет, неприятно холодя кожу. И на другом запястье тоже. На меня надели наручники, а я сидела, испытывая животный ужас, и не понимала, что происходит.
– Лев Кириллыч, что вы себе позволяете?… – ошарашенно спросил Алекс, проследив за его манипуляциями, а я все еще не могла вымолвить ни слова.
Сказано это было с вызовом, так что Якимову пришлось перевести на него ленивый взгляд.
– Господин Курбатов, – сказал он, будто и не слышал вопроса, – не в добрый час вы забрались в этот экипаж. К сожалению, отпустить вас мы уже не сможем. Отдайте оружие, если оно у вас есть.
При этих словах один из полицейских – точнее, людей, которых я прежде считала полицейскими, – вынул револьвер и направил его дуло на Алекса. Тот резко побледнел, как завороженный уставившись на оружие, замешкался на мгновение, а потом медленно начал вставать с сиденья.
– Револьвер у меня в заднем кармане брюк… я сейчас его отдам, – покорно ответил он.
Однако, поднявшись во весь рост, вдруг резко подался вперед, пытаясь перехватить руку полицейского с револьвером.
– Лиди, бегите! – успел выкрикнуть Алекс и вцепился в направленный на него револьвер, но на помощь товарищу уже бросился второй, выворачивая Алексу руку.
Завязалась драка, а после раздался выстрел, защищаясь от которого, я машинально закрыла лицо руками. О побеге я и не думала – да и не вышло бы у меня ничего со скованными руками.
А когда я отняла ладони, у своих ног увидела безжизненного Алекса, лежащего лицом вниз.
– Герой… – надменно скривился над ним Якимов.
Потом все же, встав на одно колено, он проверил у того пульс, но мне о результатах, разумеется, сообщать не думал.
– Он жив?… – спросила тогда я.
Якимов, однако, вместо ответа снова схватил меня за плечо, еще грубее, чем прежде, и дернул, притягивая к себе:
– А что, если нет? Что, если мальчишку убили? Из-за вас! Много у вас еще защитников?
Он сказал это мне в лицо очень тихо, но так, что я холодела от его интонаций и взгляда. Якимов как будто ненавидел – лично меня ненавидел за что-то.