— Это вам не Лондон, здесь все по-другому! Как же тут хорошо! Как говорится, вдали от обезумевшей толпы…
«Лучше не продолжайте», — подумала Мэрион.
О Шотландии здесь настойчиво напоминала не только клетчатая ткань. Принцу Альберту, который, судя по всему, и обставил замок по своему вкусу, было явно недостаточно поистине шотландских видов из окон. Стены были щедро увешаны оленьими рогами, которые торчали, точно ветви невидимых деревьев. На обоях, которыми были оклеены стены в коридорах, пестрел рисунок чертополоха[28].
Еще одним лейтмотивом был сам принц Альберт. В холле гостей встретила белая мраморная статуя, изображавшая принца в килте, он же был запечатлен на многочисленных картинах. Мэрион внимательно их оглядела, ужаснувшись обилию крови и жестокости: на одной из картин Альберт сидел верхом на убитом олене, на другой — красовался перед кладовкой для дичи, полной мертвых животных, а его супруга в пышном бальном платье и диадеме стояла неподалеку и смотрела на него.
Все семейство ненадолго собралось в огромной и мрачной гостиной, а потом разбрелось кто куда. Усатый и насквозь промокший егерь увел с собой короля и герцогов. Экономка, которой каким-то чудом удалось отвертеться от встречи гостей под проливным дождем, увлекла за собой Лилибет, королеву и герцогиню. Миссис Найт, не выпуская из рук беспокойную Маргарет Роуз, решительно направилась в комнату для прислуги, чтобы поприветствовать давних знакомых.
В сумрачной, тихой гостиной было до того темно, что Мэрион казалось, будто она попала и не в замок вовсе, а в самый настоящий мавзолей. Очертания черных холмов за окном только усиливали это впечатление. Отличное место для детского отдыха, ничего не скажешь!
Глаза у нее так и слипались от усталости. Приметив неподалеку аккуратное кресло — разумеется, тоже обитое шотландкой, — Мэрион уже хотела было на него присесть, как вдруг кто-то вскрикнул. Вопль разбил тишину вдребезги, точно кирпич — стеклянное окно.
— Кроуфи, стойте!
Мэрион испуганно распрямилась.
— Что случилось? — спросила она. Дыхание так и перехватило от страха.
В дверном проеме стояла герцогиня Йоркская.
— Это любимое кресло королевы Виктории! На него ни в коем случае нельзя садиться! Это запрещено!
Таково было малообещающее начало их путешествия, а дальше дела и вовсе пошли из рук вон плохо. Выяснилось, что Айви и вправду нисколько не шутила, рассказывая о Балморале. За ужином, проходившим в просторной, обитой деревом зале, вокруг стола и в самом деле маршировали шестеро волынщиков, и дудели они так, что барабанные перепонки чудом не лопались, причем один из музыкантов явно был навеселе, в точности как и рассказывала Айви. А перед волынщиками ступало иссохшее, морщинистое создание, укутанное в охотничий плащ, больше похожий на огромный коричневый ковер. Это был тот самый главный дворецкий, чей предшественник подменял принца Альберта, когда тот позировал Ландсиру[29] для портрета шотландского пастуха.
В какой-то момент Мэрион даже перестала удивляться происходящему: слишком уж много невероятных событий разворачивалось перед ней. Ее соседями за столом оказались пожилой мужчина, которого все звали каноником Далтоном, и сестра Агнес — злобного вида дамочка в рыжем парике. Никто из них не сказал Мэрион ни слова.
За трапезой вообще почти не беседовали. Королевское семейство за столь роскошным столом казалось совсем малочисленным. Видимо, поэтому Мэрион и пригласили к ужину — чтобы стол не пустовал. Августейшее семейство разместилось посередине. На фоне пронзительных завываний волынок всеобщее молчание было тем более заметно. Вилки негромко постукивали о тарелки. С лица принца Уэльского не сходило скучающее выражение.
— Ужин в Балморале почти ничего не стоит! — неожиданно проревел король, положив себе лосося из серебряного блюда, услужливо поднесенного дворецким. — Лосось — из реки! Оленина — с холмов! Малина — из сада! Какая экономия! — Его голос отразился от стен гулким эхом.
— Справедливо замечено, ваше величество, — торопливо проговорил каноник Далтон.
Мэрион опустила глаза в тарелку, на которой, как и на столовом серебре и бокалах, стояли инициалы королевы Виктории. «Смотря что понимать под экономией», — подумала она. Если не считать астрономических расходов на содержание замка и прислугу — возможно.
Принц Уэльский шумно вздохнул. Отец тут же накинулся на него.
— Пойдешь завтра на охоту, а? — поинтересовался он.
Изящные черты принца тут же исказила гримаса недовольства.
— Если не возражаете, папа, я лучше в замке посижу. С вышивкой.
— С вышивкой?! — взревел король, едва не перейдя на крик.
Принц встал из-за стола. Разговор начал принимать оборот, который ему явно не нравился. Монарх не сводил с сына глаз. Теперь, когда принц поднялся, Мэрион заметила, что он успел переодеть килт, в котором вышел из поезда. Его новый наряд был столь же изыскан, сколь предыдущий — необычен. Он облачился в разноцветный клетчатый костюм и рубашку переливчато-синего цвета. Шелковый галстук в яркую полоску был завязан непривычно крупным узлом, а свободные брюки франтовато подвернуты на американский манер.
— У нас что, потолок протекает? — проорал король. Принц, который в это время как раз закуривал сигарету, подскочил от неожиданности и выронил ее.
— Потолок? К чему вы это?
— К чему подворачивать штаны, если не для того, чтобы перебираться через лужи?! А твидовые костюмы вообще годятся лишь для крысоловов!
Мэрион покосилась на королеву Марию. Уж она-то непременно вмешается, как же иначе! Но королева сидела невозмутимо и неподвижно — только ее бриллиантовые украшения поблескивали в свете свечей.
— Хуже тебя в Лондоне никто не одевается! — возобновил атаку король. — А среди друзей у тебя не водится ни одного джентльмена!
Завершив свою разгромную тираду, он вернулся к ужину и принялся с хищным остервенением жевать листья салата.
— Папа… — начал было принц Уэльский. Он достал новую сигарету взамен выпавшей и закурил. У него заметно тряслись руки.
— А ну молчать! — приказал разгневанный монарх и вновь набил рот салатом.
Принц Уэльский затянулся и выдохнул струйку дыма в потолок.
— Все равно уже ничего не поделаешь…
— А вот в этом ты прав, черт побери! Увы и ах!
— Нет, папа, я не о том. Я хотел сказать, что на зелени сидела гусеница. Но вы ее уже съели.
Глава девятнадцатая
Столь неприкрытая вражда между королем и наследником удивляла. И кто такие эти самые друзья, среди которых нет ни одного джентльмена? Почему они так не нравятся королю? У Мэрион не было ответов на эти вопросы.
Распутать этот клубок без Айви у нее вряд ли получится. Да и потом, куда больше она волновалась за Лилибет.
Знакомить принцессу с реальной жизнью было само по себе нелегко, даже в Лондоне 1932 года. Но здесь, в Балморале, где календарь, казалось, навечно замер на 1851-м, трудностей становилось только больше. Атмосфера прошлого здесь застоялась настолько, что ее можно было резать церемониальным мечом.
А еще эта бесконечная резня… Айви предупреждала, что в замок будут ежедневно прибывать телеги, груженные трупиками самой крупной пернатой дичи. Кроме того, пони каждый день притаскивали огромных мертвых оленей с закатившимися глазами и залитыми кровью боками.
Мэрион сидела в своей холодной, унылой комнате в самом конце коридора, по соседству с детской, и прислушивалась к стуку дождя по крыше. Что же делать? Наконец на ум пришел потрясающе простой ответ.
— Давай устроим соревнование по поеданию хлеба с патокой!
Лилибет изумленно уставилась на нее.
— Это еще что такое?
Мэрион с трудом скрыла свое удивление.
— Хочешь сказать, ты ни разу ни с кем не соревновалась, кто больше хлеба с патокой съест? Ни разу не набивала им желудок до краев, лишь бы только одержать победу?
Девочка покачала головой, и золотые кудряшки запрыгали по плечам.
— Как думаешь, меня одолеть сможешь?
— Ага! — воскликнула принцесса, и в ее глазах заплясали озорные огоньки.
Неподалеку от замка пробегал ручей, посреди которого был островок. На нем-то Лилибет с Мэрион и устроили состязание, из которого Лилибет вышла бесспорной победительницей. Она съела аж двенадцать кусочков хлеба, и Мэрион так и не смогла побить этот рекорд.
— В толк не возьму, что случилось! Совсем у нее аппетит пропал, — с недоумением пожаловалась миссис Найт во время полдника.
Мэрион, стараясь не замечать лукавых искорок в глазах Лилибет, ощутила угрызения совести. Последнее время миссис Найт проявляла пугающее здравомыслие. Вопреки опасениям Мэрион, она безропотно приняла из ее рук одежду для игр и прогулок. Возможно, она просто устала от бесконечной стирки или забыла утюжки для кружева в Лондоне.
А в другой раз они с Лилибет, затаив дыхание, ждали «рыбный экспресс» из Абердина. Как только вдалеке послышался его шум, Лилибет с восторгом уставилась на монетки, поблескивавшие на рельсах. Мэрион научила ее, как класть монетки так, чтобы их расплющило колесами. Когда локомотив с ревом унес вагоны, полные трески, вдаль, они спустились за монетками.
— Получилось! — с восторгом воскликнула Лилибет, продемонстрировав Мэрион расплющенный и сверкающий пенс. — Только поглядите, что стало с дедушкиным лицом!
А еще они ходили гулять на холмы. Принцесса всегда с охотой спешила на эти прогулки, и ее не пугала даже смена погоды, которая происходила порой по нескольку раз на дню. Ища убежище от дождя, они неожиданно натыкались на маленькие каменные лачуги, которые были спрятаны на дальних лесных полянках или у берегов небольших озер. Кое-какие из них сохранили свой изначальный облик (ибо домики эти строились как убежища для охотников и пастухов), а некоторые были основательно расширены и украшены и теперь, видимо, предназначались для туристов, прибывших полюбоваться на замок. В одной из таких лачуг — самой дальней и роскошной — Мэрион с принцессой обнаружили даже пианино и кушетку!